Галили - Клайв Баркер

3

На другой стороне Пуапу последствия урагана были еще заметнее; в некоторых местах, где дождевой поток раскидал большие булыжники, дорога казалась почти непроходимой. Но когда они выехали на прибрежную колею, что вела к подножию скал, стало и того хуже: извилистая и изрезанная ухабами, она утопала в темно-красной грязи, и хотя Ниолопуа вел машину очень осторожно, несколько раз, скользя по полужидкому месиву, он на пару секунд терял управление.

Берег находился слева от дороги, на другой оконечности черных шершавых скал. Там взорам Рэйчел и Ниолопуа предстали еще более красноречивые свидетельства разрушительной мощи бури. Песок на прибрежной полосе от основания скал до самой воды был устлан кусками древесины, от стекающей вниз грязи волны становились красными. Безупречной голубизны небо, багряное море и яркий, с черными вкраплениями, песок — такой пейзаж можно было увидеть разве что во сне, и при других обстоятельствах Рэйчел, возможно, сочла бы его неотразимо красивым, но теперь видела перед собой лишь мусор и кроваво-красную воду, что никак ее не радовало.

— Дальше придется пешком, — сказал Ниолопуа.

Оторвав взгляд от берега, Рэйчел посмотрела вперед. В нескольких ярдах от них, там, где начиналась скала, которая выдавалась стрелой далеко в море, о которую разбивались красноватые волны, грязная колея заканчивалась.

— Нам надо на другую сторону.

— Что ж, пошли, — с этими словами Рэйчел вышла из машины.

Несмотря на шум и волнение моря, у скалистого выступа не было ни одного дуновения ветерка. Едва Рэйчел начала взбираться на скалу, у нее застучало в висках, а тело покрылось обильной испариной. Оставив сандалии в машине, Ниолопуа проворно взбирался на скалу и не придавал должного значения тому факту, что Рэйчел была в этом деле новичком. Оглянуться назад и раз-другой подать ей руку он удосужился лишь на особо опасных участках, где склон был скользким и крутым. Наконец они выбрались на поверхность выступающей в море скалы; чем дальше они по ней продвигались, тем свежее становился воздух, и всякий раз, когда большая волна разбивалась вблизи спутников, их обдавало холодными брызгами. Очень скоро Рэйчел промокла, руки ее онемели, а грудь так замерзла, что соски заныли. Успокаивало только то, что вдали уже виднелось место их назначения — не будь там столько мусора, его вполне можно было бы назвать райским уголком: длинная, извилистая песчаная полоска граничила со стороны суши не со скалистыми горами, а с зеленой долиной, где тоже виднелись следы бури. Но, содрав ветви со многих деревьев и разбросав их повсюду, из-за пышной и густой растительности буря не сумела проникнуть внутрь, благодаря чему оказалась бессильна нанести природе более существенный вред: за сломанными пальмами виднелись не тронутые ураганом зеленые, пестреющие яркими цветами лужайки.

На берегу, который на добрые полмили простирался от одного скалистого выступа до другого, не было ни души. Издали второй выступ казался неприступным.

Спрыгнув на песок, Ниолопуа стал пристально вглядываться в море, а вслед за ним туда посмотрела и Рэйчел. Всего в нескольких сотнях ярдов от них, пуская фонтан белых брызг, плыл кит, он устремил свое могучее тело к небу, а затем необъятным черным столбом погрузился в воду. Рэйчел ждала, когда он появится вновь, но, видно, ему наскучила эта игра, его блестящая спина некоторое время еще мерцала в лучах солнца, затем на поверхности остался один спинной плавник, но вскоре исчез и он. Неожиданно охваченная волнением, Рэйчел посмотрела на берег. Галили нигде не было. Если разбившаяся яхта была и правда «Самаркандом», как полагал Ниолопуа, то капитана забрали глубокие воды залива, и никто, кроме китов, уже не сможет его найти.

Обессиленная, она присела на край скалы, пытаясь собрать остатки мужества, чтобы не поддаться жалости к самой себе. Она должна была закончить дело, ради которого сюда пришла, и какой бы горькой ни была правда, взглянуть ей в глаза. Раз здесь находятся обломки кораблекрушения, Рэйчел обязана на них посмотреть. Только тогда она сможет быть уверена. Она должна узнать то, что ей надлежит знать.

Глубоко вздохнув, она встала и, преодолев последний выступ, спрыгнула на песок.

Глава XV

Дорогу к дому, в котором остановилась Рэйчел, Митчелл знал, ибо на протяжении нескольких лет они с Гаррисоном говорили об этом острове не один раз. Но одно дело говорить, а другое — приехать сюда, наверное, именно поэтому на подступах к дому он все сильнее ощущал себя человеком, вторгавшимся в чужие владения, чего от себя никак не ожидал. Едва он вышел из такси, как его сердце заколотилось, а ладони стали мокрыми и липкими. Пытаясь совладать с собой, он на минуту замешкался у ворот, после чего рискнул наконец совершить ответственный шаг и, отодвинув деревянную задвижку, толкнул калитку.

Будучи не в силах справиться с охватившим его волнением, он то и дело напоминал себе: ничто в этом доме ему не угрожает, тут нет никого, кроме женщины, которую нужно спасти от собственной глупости.

Шагая по тропинке к дому, он позвал Рэйчел, и несколько голубей вспорхнули с крыши — других признаков жизни в доме не обнаружилось. Подойдя к входной двери, он вновь окликнул Рэйчел и вновь не получил ответа — либо она его не слышала, либо хотела незаметно скрыться. Не дождавшись приглашения, он открыл входную дверь и вошел; на него пахнуло затхлым постельным бельем и несвежей пищей. Дом, вопреки ожиданиям Митчелла, оказался довольно мрачным. Хотя на протяжении шестидесяти — семидесяти лет его время от времени посещали представительницы разных поколений семьи Гири, дом оставался весьма неуютным и явно нуждался в женской руке.

Однако от этого у Митчелла на сердце не стало спокойнее. Дом, в котором он находился, в свое время был тайным пристанищем женщин, куда, как он узнал еще юношей, не имел права входить никто из мужчин семьи Гири. На вопрос Митчелла «почему» отец, избегая прямого ответа, сказал, что отличительной особенностью Гири от прочих фамилий является почтительное отношение к своей истории, которую не всегда, можно понять, но которую всегда следует уважать. Думаю, излишне будет говорить, что такое объяснение никак не удовлетворяло юного Митчелла, который не имел ни малейшего желания продолжать туманную беседу об уважении к прошлому, а просто хотел узнать причину того, что казалось ему лишенным всякого смысла. Дом, в который допускались только женщины? Почему? Почему женщины заслужили право иметь этот дом (и на этом острове)? Ведь они не были финансовыми воротилами, не были крупными брокерами на бирже. Судя по распорядку дня его матери и ее приятельниц, они только и делали, что тратили заработанные мужчинами деньги. Поэтому он не мог понять, за какие такие заслуги им была оказана, подобная честь.