Людовик XIV - Франсуа Блюш

Старый король держит крепко в своих руках штурвал, и в этом его большая заслуга. «Очень легко руководить королевством из своего кабинета, опираясь на записи-подсказки; но нелегко противостоять половине Европы, проиграв пять крупных сражений и пережив страшную зиму 1709 года»{112}. Как и в 1693 году, Людовик XIV отдает приказ интендантам, чтобы провинции, которые не очень сильно пострадали, посылали зерно тем, кто находится в самом отчаянном положении. Всегда предпринимались меры против спекулянтов начиная с 1694 года{97}, теперь они ужесточились. Данжо записывает 28 апреля: «Только что издан указ короля, на который возлагают надежду, что он поможет хотя бы частично искоренить зло, причиняемое дороговизной зерна. Будут даже устраивать обыски в провинциях королевства, чтобы составить точное представление о количестве зерна в каждом городе и в каждом селе; давшие неточные сведения будут приговорены к галерам и даже к смертной казни; в случае необходимости половину зерна будут отдавать тем, кто донесет на укрывающих свой запас зерна, и он должен будет заплатить штраф в 1000 франков»{26}. Приказано продавать зерно на рынке, запрещено торговать дома. Правительство предписывает властям через посредство суверенных палат навести порядок, «пристроить каждого из их бедняков, чтобы их кормили»{210}. Те бедные, которые ютятся в городах, должны вернуться в свои приходы; и только калеки и неизлечимые больные будут помещены в больницы, находящиеся поблизости. В Париже в сентябре будет более 4000 больных в Отель-Дье (в три раза больше нормального количества) и 14 000 человек в Главном госпитале!{214} Ситуация в столице действительно принимает угрожающие размеры. Бродяг здесь теперь так много, что король открывает — чтобы их занять и накормить — общественные работные дома, которые, кажется, предвосхитят национальные работные дома 1848 года. Но власти забыли, что не очень хорошо собирать столько маргиналов и не позаботиться о том, чтобы иметь возможность сдерживать их, организовать их. Это скопление вызвало бунт среди нищих в Париже, и нужно было прекратить работы (предписанные королевской декларацией от б августа). В неподходящий момент этих умирающих от голода людей собрали в таком количестве. Закрывали магазины на многих улицах, и это длилось до вечера{201}. Мятеж начался 12 августа у ворот Сен-Мартен, где общественный работный дом отказал в работе большому количеству людей (4000 рабочих сверх положенного количества), к этой толпе по дороге присоединились безработные лакеи и грабители булочных; в этом мятеже участвовало около 10 000 человек. Оттесненные французские гвардейцы многократно стреляли в толпу; все это могло окончиться печально без вмешательства маршала Буффлера и герцога де Грамона. «Они вышли из кареты, говорили с народом, бросили толпе деньги и пообещали рассказать королю о том, что народу обещали дать хлеба и денег (3 су и буханку хлеба) и ничего не дали. Тотчас же бунт прекратился. Люди стали бросать вверх свои шапки, крича: «Да здравствует король, хлеба, хлеба!» Мадам это событие комментирует так: «Парижане все-таки хорошие люди, они так быстро успокаиваются»{8}.

Спокойствие царило не всюду и устанавливалось не окончательно. Волнения опять вспыхнули осенью, в сезон, когда наблюдается наибольшая смертность. Людовик XIV предпринимает меры, которые являются более широкомасштабными и еще более впечатляющими, чем меры, предпринимавшиеся им в 1693 году. Королю удалось положить конец голоду прежде всего тем, что он ввел строгий режим экономии, послал корабли за зерном в далекие страны, призвал духовенство и милосердных христиан оказывать помощь голодающим. В начале июня двор узнает, что Его Величество опять отсылает, как и в 1689 году, на Монетный двор «свой золотой сервиз, тарелки, блюда, окладные венцы»{87}. Нужно, чтобы его подданные знали, что монарх разделяет их участь, помогая вынести испытания и войну. Придворных тоже призывают отдать свою посуду из серебра ювелиру короля де Лоне; приказано сообщать королю имена дарующих.

Первоочередной задачей военно-морского флота, как и в 1693 и 1694 годах, является доставка в королевство зерна. Переговоры ведутся с Генуей. Англичанам перерезаются пути возвращения из Смирны. Привозится африканское зерно. Возможно, Поншартрен страдает от нехватки военных кораблей, но ему очень помогают предприимчивые моряки, такие как шевалье де Па или как Кассар. С апреля 1709 года по осень 1710 года в Тулоне идут постоянные приготовления к бою. В 1709 году Жак Кассар, один победивший пять крейсировавших английских кораблей (29 апреля), приводит в Марсель 25 кораблей, везущих зерно из Туниса. В следующем году он отбивает у залива Жюан 84 корабля из каравана судов, идущих из Смирны (Измира), и приводит в Тулон их и еще 2 британских корабля, которые он захватил по пути{274}. Прованс спасен от голода.

Король не только мобилизует моряков, но и привлекает целый ряд помощников, состоящих наполовину из людей, занимающихся государственными делами, и наполовину из духовенства, которые повинуются его приказам и которые вскоре уже могут, пользуясь поддержкой приходских советов, членов религиозных братств, всех богатых и щедрых католиков, активно и эффективно жертвующих на общее дело, значительно возместить нехватку продовольствия. Эти общие приюты, о которых в наше время сказано столько плохого, представляют собой довольно разветвленную сеть домов призрения для приема бедняков. Под давлением интендантов кюре и уважаемые прихожане в знак солидарности платят налог 2 су с каждого ливра, получаемого с земельных владений, с арендной платы и с платы, получаемой за сдачу внаем жилья. На эти деньги власти покупают зерно и кормят обездоленных людей, которых в каждом приходе должны были занести в список. Во многих местах стали кормить бесплатно бедняков супом. В Мант-ла-Жоли городские власти мобилизовали для этого «знатных дам». Их «супы и бульоны» стоили от 25 до 30 франков в день, а в количественном отношении составляли «400–500 полных разливных суповых ложек» и обеспечивали в течение восьми месяцев — до урожая 1710 года — жизненный минимум для самых бедных{210}.

Епископы по всей Франции развивают бурную деятельность. 10 июля 1709 года Эспри Флешье, известный Нимский епископ, рассылает пастырское большое письмо «по поводу нехватки зерна и страха перед голодом»{39}. «Самая долгая и тяжелая зима из всех зим, какие обычно бывают, разорила и города, и сельскую местность… Погибли стада скота в своих хлевах… Вы несколько месяцев подряд испытывали страх, но надежда не покидала вас, и вы рыли землю, тщетно пытаясь найти в ней то, что там должно было вырасти… И богатые и бедные испытали внезапный страх из-за того, что у них может не быть хлеба». Епископ напоминает о Провидении и призывает паству возлагать надежду на Господа. Затем он возвращается на землю и изобличает тоном пророка эгоизм и корыстолюбие, а также спекулянтов и бунтующих из-за голода. И призывает затем к милостыне: «Это и милосердие и справедливость одновременно». «Справедливо, чтобы каждый по мере своих сил и возможностей помогал своим братьям». Пусть каждый, а богатый и получающий прибыли должны быть впереди, постарается помочь ближнему своему. В атмосфере набожности, ставшей еще большей в результате Контрреформы, такие послания епископов бесценны.

Такой же бесценной является инициатива крестьян. Этот простой люд, который мы считаем косным, полон жизненной силы и способен проявлять большую инициативу: крестьяне весной 1709 года, чтобы спастись, посеяли ячмень, который должен был удовлетворить нужду в зерне. Демаре запретил посев яровой пшеницы. И тут наши сельчане прибегли к ячменю. Так как произошла аэрация и фрагментация почвы, облегчившие доступ азота, урожай предполагался от 30 до 40 центнеров с гектара, в три или четыре раза больше нормы{210}. Кюре Франции могут напоминать на проповеди известное изречение: «На Бога надейся, но сам не плошай».

Враг отвергает мир

Если бы Людовик XIV был королем-гордецом, стремящимся только к собственной славе, как некоторые хотят его представить, он не заботился бы так о том, чтобы помочь своему народу в несчастье. Если бы он был поджигателем войны, империалистом, как утверждается все в тех же измышлениях, он упорствовал бы и продолжал войну до победного конца. Королевство и его провинции, завоевания этого королевства, Испания и ее молодой король, ее итальянские провинции и Вест-Индия не имели бы более неистового защитника, чем он.

Сегодня всем понятно, чем отличается Людовик XIV от Вильгельма Оранского, который всегда страстно желал воевать, продолжать войну, продолжать ее какой бы ни была окружающая обстановка. Людовик XIV, гораздо лучше умеющий владеть собой, был способен справиться со своими политическими страстями, обуздать законные амбиции, предпочесть престижу короля Франции настоящий мир, предложенный королевству Франции.