Пока драконы спят - Александр Шакилов

– Откуда, что ты.

– Ой ли? Ну ладно, сам знаешь, чем грозит. Я пробил координаты: там болото кругом, даже блокпостов нет. Утонешь ведь.

– Утону, – равнодушно кивает старик, вытаскивая из-за пояса вакидзаси. – Тебе-то что?

Телепорт сожрет и металл, и пластик, и энергетическую плоть, но так уж принято – обнажаться в путь-дорожку. Прохлада мегаполиса щупает дряблое тело, скрытые видеокамеры любуются пересохшим мясом на хрупких костях.

– Прощай, старик.

– Живи, самурай.

Небытие и рождение.

Смерть там…

…И первый вздох здесь!

Даже Китамаэ другая. Странно наблюдать Топь однотонной, без изысков, бурой какой-то. И воздух… он отравлен испарениями: то тут, то там болотный газ прорывается сквозь месиво, недостойное называться очесом.

Грибы. Очень много грибов. Разных, причудливых, вырастающих в мгновение и тут же опадающих дымными облачками спор. Грибы везде, впереди и сзади, сегодня и послезавтра, в тумане и криках растревоженных птиц.

А еще здесь водятся иглобрюхи. Ёсида видел одного, плавающего белесым животом кверху. Так иглобрюхи заряжают аккумуляторы перед погружением в глубинные слои Топи, недоступные даже боевым амфибиям в полной выкладке.

Материализовавшись метрах в трех от зыбкой поверхности, старик рухнул в Топь. В грязь, в жижу, в огромную компостную яму. Он тонул, хватаясь за жир и мышцы Китамаэ, умоляя не губить раньше времени, ведь у него есть чуток запаса, с сыном бы встретиться, поздравить с возвращением, направить на верный Путь!..

Китамаэ вняла молитвам старика, остановив погружение у первого дна. До поверхности десятки метров мутной воды. Увязнув в иле и обессилив, Ёсида попросил у Топи кислорода, чтобы надуть стариковские легкие: дай, не скупись, закачай в живот и в волосы, под кожу и в кости.

И Топь вспенилась хлопьями-пузырями. Есть газ! Раздувшись, будто дирижабль, Ёсида всплыл. Медленно стравил излишки воздуха, оставив ровно столько, чтобы ходить по воде и не тонуть. Теперь для передвижения по Китамаэ майору не нужны антигравы и доспех. И лодка без надобности. Тело не простит старику надругательства, но… Умирать ему скоро, так чего об одышке думать?

Чутье вело старика к цели. Парня он заметил издалека. Ринулся, отталкиваясь кончиками пальцев от кожи Топи, будто не на встречу с отпрыском помчался, но, обвешанный гранатами, под киботанкетку прилечь захотел. Бурая жижа первого дна, обдуваемая сухим ветром, захрустела на торсе ломкой коркой с вкраплениями ряски. Ближе, ближе, ближе! Всего ничего уже – полшага. Здравствуй, сынок, как ты?! Хрипит горло, колотится сердечко, ломает ребра, лезет наружу.

Но что это?! Кто?!

Не Мура.

Но вибрации?! Подсказки Китамаэ?!

Не Мура.

Зря. Все зря. Потрачено время, жизнь попусту… Ёсида умрет, так и не повидав сына.

– Зачем ты здесь?! Сдохнуть захотел?! Кто ты?! Кто?! – Отставной майор в ярости: так обмануться в ожиданиях!

И парнишка ответил бы, позволь ему Китамаэ вырваться из цепких объятий. Но Топь решила: добыча, мое, не мешай, старик. Топь медленно засасывала юнца – лишь клок рыжих волос виднелся среди кувшинок, да пол-лица еще не тронула Топь. Бедолага едва дышал: через раз глотал отравленный испарениями воздух.

– Мм-м! Бры-м-м! П-пы-ымм! – пускал пузыри утопленник.

От него пахло страхом. Чужак потому что. Из Мидгарда пожаловал, из Мира ведьм явился, очень загрязнился.

Внезапная догадка озарила Ёсиду: вот кому достался талант Муры – чужаку! И талант сыновний вот-вот проглотит Китамаэ, и Ёсиду еще пригласит на ужин – вторым блюдом. Да только старику пучина не страшна, время его истекло.

– Ошибочка, значит. Ты здесь, а сын мой… Пошутила судьба над ветераном! – Корочка на лице Ёсиды, растрескавшись, осыпалась тонкими черепками.

Парнишка задергался. Видать, надышался болотного газа и теперь у него галлюцинации.

– Бры-м-м! Мм-м! П-пы-ымм?!

– Не место тебе в Китамаэ. Возвращайся откуда пришел. Пусть сын мой найдет тебя и отнимет свое по праву. Уходи! Топь отпустит, не сомневайся.

Старик зачерпнул ладонями жижу под ногами, омыл лицо, размазав по щекам и лбу вязкий перегной. Вот так: все решено. Баш на баш, око за око.

Оценив предложение, Китамаэ взволновалась, вспухла горбом, на вершину которого вытолкнула чужака, и резко просела, вернувшись в исходное состояние. На мгновение мальчишка завис в воздухе, смешно дрыгая конечностями, и – хлоп! – растворился призрачной дымкой, которую подхватил-развеял ветер.

– Иди! – вдогонку ветру крикнул Ёсида и провалился под очес.

Обмен состоялся.

Все честно.

– У шляпы есть предназначение. Даже два.

Первое и главное: прятать от взглядов лицо, иссеченное шрамами. Перевозчика колотит нервная дрожь, когда он думает о визите к пластическому хирургу. У перевозчика проблемы с мозгами. Впрочем, как у всех воинов, истративших ресурс на имперской службе.

Второе и стыдное: да просто нравится шляпа. А что? Солидная, как тигр в роще бамбука. Черная, будто ночь слепца. Поля опять же широкие, имидж и все такое. Ухода не требует, жрать не просит – сама впитывает выделения потовых желез, и довольна, и греет лысину, если холодно. А если жарко – охлаждает череп. Надо только поливать головной убор соком манго, подкармливать свежим мясом и овощными салатами. Иногда, нечасто. Шляпа – зверушка неприхотливая, эконом-класс, помесь электрического ската и целого коктейля генов…

Разговаривать с собой – последнее дело для буси, уволенного в запас. Такова жизнь: однажды наступает момент, когда уже нерентабельно латать твою плоть, и тебя… н-да, как говорится, благодарим за службу, счастливого Пути!

Разговоры с собой – верный признак безумия. Иное – петь в одиночестве. Это можно, это нормально…

Тихонечко бубня себе под нос, мужчина в черном кимоно брел к пирсу торпедоносцев, собираясь вступить во владение стариковским имуществом, прежде чем власти экспроприируют его на нужды Цуба-Сити. Делиться с муниципалитетом у перевозчика намерений не было. Бизнес и так зачах. Телепорт давно пора привить модиф-побегами с последними апгрейдами, витаминами нашпиговать по самый испражнитель, алюминиевой стружкой подкормить, систему на вирусы прогнать, форматнуть разок-другой запасные накопители, аренда к тому же…

Охрана пирса лениво направила лучи сканеров вслед перевозчику – от делать нечего, долг исполнен, порядок. За парнем не числилось криминала, просроченный платеж не в счет – у кого нет проблем с кредиторами?..

На пирсе суетились роботы-погрузчики. Царапая траками прорезиненное покрытие, таскали к единственному не ушедшему еще в Топь торпедному катеру длинные ящики, окрашенные в хаки. В полуметре от борта торпедоносца пульсировала цветами радуги голограмма-надпись «Икэ-но кои»[15], из-за которой катер выглядел чересчур празднично. На голове человека-симбионта, впечатанного затылком в рубку, животом – в силовое отделение, белела повязка-хатимаки, символ презрения к смерти, – похоже, кое-кто намеревался героически не вернуться с боевого дежурства.

– Хаяку! Быстрее! – дребезжал мегафон, дополняющий голосовые связки симбионта.

Перевозчик наклонился к лодке, что приютилась у борта «Икэ-но кои»:

– Здравствуй, милая. Ты теперь моя. Я – твой новый хозяин.

Лодка – строптивица! – подалась назад, насколько позволяли швартовые канаты, и плюнула в потенциального угонщика дождем отравленных шипов и заточенных раковин.

Шелест черной ткани, движения легки, реакция ого-го – бывший воин Сына Неба, отставной синоби-диверсант, не утратил навыков: тело изворачивалось в воздухе, растягивались сухожилия, хрустели позвонки. Здесь расширить, там сократить межмолекулярные пространства. Плевок в упор просто обязан был уничтожить перевозчика. Хватило бы одной царапины, чтобы отправить человека с пистолетами к праотцам. Но – жив. И не готов прощать подобные выпады в свой адрес: хлопки выстрелов испугали роботов-погрузчиков. Глупые дроиды уронили ящик, из которого выпала сигара-торпеда. Взрыватель ее был расписан под оскаленную морду с множеством зубов, на хвостовике – плавник. Остальное – черное с белым. Касатка, не иначе.

Стволы еще дымятся, а пистолеты уже пора спрятать в кобуры. Хорошего понемножку.

Тот, кто убивает без сомнений, должен быть готов и к собственной смерти – лодка получила серьезные ранения, борта ее корежила деформация. Пока она не оправилась от болевого шока, перевозчик вправил ключ ей в рот-замок и впрыснул под чешую инсталляцию нового софта. Лодка застонала, засучила ластами. Сплюнув в грязную воду за бортом, перевозчик перенастроил параметры доступа, зафиксировал изменения в правах хозяина и обязанностях псевдоразумного имущества.

Он максимально подчинил себе лодку.

– Ну что, красивая, поехали кататься?

Он был доволен собой. Почуяв его настрой, шляпа приступила к массажу темечка. Сломать что-нибудь или унизить кого всегда приятно. И самомнение поднимается. Теперь только выбраться за пределы охраняемого периметра – и уж там-то можно разгуляться всерьез…