Психологические типы. Юнговская типологическая модель - Дэрил Шарп

Равнодушие этого типа к осязаемой реальности очень легко истолковать неправильно, как безразличие, с одной стороны, и неверность, с другой. Они верны не внешним фактам, а внутренним образам. Они могут несознательно солгать, но их память или воскрешение события едва ли совпадает с так называемой объективной реальностью. В своих крайних проявлениях человек данного типа делается совершенной загадкой для друзей, и, в конечном счете, — поскольку они не чувствуют, что их ценят и к их мнению прислушиваются, — друзья имеют все основания постепенно исчезнуть с горизонта.

Крайне интровертный интуитив подавляет обе функции суждения — мышление и чувство — но более всего вытесняет ощущение объекта. Это, естественно, дает начало проявлению компенсаторного экстравертного ощущения архаической природы. Бессознательную личность, пишет Юнг, “можно было бы, поэтому, лучше всего описать как экстравертный ощущающий тип только низшего примитивного порядка”:

Сила влечения и безмерность являются свойствами этого ощущения, так же как чрезвычайная зависимость от чувственных впечатлений. Это качество компенсирует разреженный горный воздух сознательной установки интуитива и придает ей некоторую тяжесть, так что это мешает полному “сублимированию”. Но если, вследствие форсированного преувеличения сознательной установки, наступает полное подчинение внутреннему восприятию, тогда бессознательное вступает в оппозицию, и тогда возникают навязчивые ощущения с чрезмерной зависимостью от объекта, которые сопротивляются сознательной установке. Формой невроза является, в таком случае, невроз навязчивости с ипохондрическими симптомами, сверхчувствительностью органов чувств и навязчивой привязанностью к определенным лицам или к другим объектам.

Согласно фон Франц, интровертный интуитив имеет особую проблему в сексуальной области. Такие типы не лучшие любовники в мире, попросту потому, что они слабо ощущают то, что происходит в их собственном теле, равно как и в теле их партнера. В то же самое время они имеют похотливую натуру — отражение подчиненной и поэтому примитивной ощущающей функции — и через недостаточность суждения выходят наружу с вульгарными, непристойными и социально неуместными сексуальными иллюзиями.

Юнг признавал, что хотя оба — и интровертный интуитив, и интровертный ощущающий тип — являются, с экстравертной и рационалистической точки зрения, “наиболее бесполезными людьми”, способ их функционирования, тем не менее, поучителен:

Но если посмотреть с высшей точки зрения, то такие люди являются живыми свидетелями того факта, что богатый и полный движения мир, и его бьющая через край упоительная и пьянящая жизнь живут не только вовне, но и внутри. Конечно, такие типы суть лишь односторонние демонстрации природы, но они поучительны для того, кто не позволяет духовной моде данного момента ослеплять себя. Люди такой установки являются своего рода двигателями культуры и ее воспитателями. Их жизнь поучает большему, чем их слова. Жизнь людей данного типа и не в последней степени их величайший недостаток — неспособность к нормальному общению, — объясняет нам одно из великих заблуждений нашей культуры, а именно, суеверное отношение к слову и изображению, безмерную переоценку обучения путем слов и методов.

Глава 4

Заключительные замечания

Любая система типологии не более, чем грубый показатель того, что имеется общего у людей, и какова разница между ними. Юнговская модель в этом смысле — не исключение. Она отличается лишь своими параметрами — две установки и четыре функции. То, чего она не делает и не может продемонстрировать, и даже не может на это претендовать, — это выявить уникальность индивида, его особенность.

Ни один человек не представляет тип в чистом виде. Было бы глупо даже пытаться свести индивидуальную личность к тому или иному типу, словно ту или иную вещь. На языке юнговской модели каждый из нас составляет конгломерат, смесь установок и функций, которые в своей комбинации не поддаются классификации. Все это не только признается самим Юнгом, но многократно и настойчиво им утверждается. Невозможно дать описание типа, — неважно, насколько полное, — которое было бы применимо более, чем к одному индивиду, несмотря на тот факт, что некоторым образом оно способно характеризовать тысячи других. Сходство — это одна сторона человека, его уникальность, неповторимость — другая, — но вовсе не устраняет практической ценности его модели, в особенности, в клинических ситуациях, где человек пребывает в затруднении — “на мели” — по поводу своей собственной психологии. Без определенного рода модели мы вынуждены попросту дрейфовать в трясине индивидуальных мнений — потерявшись в джунглях без компаса.

Классифицировать человеческое бытие на категории — вовсе не цель психологической типологии — это само по себе было бы довольно бессмысленным делом. Ее цель, скорее, обеспечить критическую психологию возможностью осуществлять методическое исследование и делать осмысленным представление эмпирического материала. Перво-наперво, это критический инструментарий для исследователя, который нуждается в определенной точке зрения и руководстве, если он собирается приуменьшить хаотическое изобилие индивидуальных переживаний и придать всему этому некоторый порядок… Другое, типология оказывает огромную помощь в понимании широты разновидностей, встречающейся среди индивидов, и она также дает ключ к фундаментальным различиям в современных психологических теориях. Последнее, — но не менее важное, — она оказывается существенным инструментом для определения “личностного уравнения” практикующего психолога, который, будучи вооруженным точным знанием своих, — дифференцированной и подчиненной, — функций, может избежать многих серьезных ошибок, имея дело со своими пациентами.

“Истинна” ли юнговская модель или нет — объективно верна — вопрос спорный (есть ли что-нибудь вообще “объективно” верное?). Определенно одно, степень, с которой две установки и четыре функции соответствуют статистической реальности, не установлена. Чтобы это сделать необходимо скоррелировать тесты миллионов людей с их собственными величайшими прозрениями относительно самих себя, но даже и тогда результаты будут неубедительными, поскольку тестовая процедура сама по себе зависит от типологии тех, кто формулирует саму проверку — вопросник, фразы, предубеждения, предположения и так далее — уже не говоря о капризах и странностях различных привходящих обстоятельств.

Реальная “правда” заключается в том, что юнговская модель психологических типов имеет все преимущества и недостатки любой научной модели. При всем недостатке статистической верификации ее, в равной степени, трудно опровергнуть. Но она согласуется с экспериментальной реальностью. Более того, поскольку она основана на четырехмерном критерии — мандалаподобие — архетипическом способе рассматривания вещей, то она психологически удовлетворительна.

Как упоминалось ранее (стр. 31) поведение человека при определении его типологии может совершенно вводить в заблуждение. Например, удовольствие находиться среди людей характеризует экстравертную установку, но это не означает автоматически, что человек, наслаждающийся своим пребыванием в компании, — экстравертный тип.

Естественно, что до некоторой степени человеческая активность определяется типологией, но интерпретация этой активности на языке типологии зависит от системы ценностей, определяющей само действие. Там, где субъект — сам — и личная ценностная система являются главными мотивирующими факторами, там, по определению, имеет место интровертный тип, неважно где он: в толпе или наедине с самим собой. Это то, что делает юнговскую систему прежде всего моделью личности, а не поведения.

Все психическое — относительно. Я не могу говорить, думать или что-нибудь делать, что не окрашено моим специфическим способом видения мира, который, в свою очередь, является проявлением моей типологии. Это психологическое “правило” аналогично знаменитой теории Эйнштейна об относительности " в физике и равноценно ей по значению.

Осознанное представление о том пути, по которому я склонен действовать, дает мне возможность доступа к моим установкам и поведению в данной ситуации и, соответственно, возможности приспособления к ней. Это позволяет не только скомпенсировать свою личную диспозицию, но и оставаться терпимым к тому, кто действует иначе, чем я — кто-то, возможно имеющий силу или способность, которые у меня отсутствуют.

С этой точки зрения самый важный вопрос не тот, кто интроверт, а кто экстраверт, или какая функция ведущая, а какая подчиненная, — вопрос более прагматичен: как я действовал в этой ситуации или с тем человеком? С каким результатом? Действительно ли мои действия и тот способ, которым я выражал себя, отразили мои суждения (мышление и чувство) и восприятия (ощущение и интуиция)? И если нет, то почему? Какие комплексы ожили во мне? С какой целью? Как и почему я испортил дело? Что это говорит о моей психологии? Что я могу сделать по этому поводу? Что я хочу сделать по этому поводу?