Камешек в небе. Звезды как пыль - Айзек Азимов

Сам самолет был в его глазах небольшой штуковиной несовершенной конструкции. Конечно, он работал на атомной энергии, но эксплуатация реактивного принципа была далека от совершенства. Прежде всего, силовое устройство самолета не было как следует защищено. Алварден подумал о том, что присутствие потока гамма-лучей и постоянная высокая нейтронная плотность в атмосфере могли бы с успехом воздействовать на землян — по крайней мере эффективнее, чем на остальных.

Потом его взору открылось интересное зрелище. С высоты темных винно-пурпурных слоев атмосферы Земля являла собой странную картину. Массивные и мглистые пространства были окрашены в оранжевый цвет — цвет пустыни. За ними начиналась темная ночная полоса, за которой сумрачной тенью маячили радиоактивные территории.

Смех отвлек его от созерцания Земли. Смеялись, кажется, над пожилой располневшей парой.

Алварден наклонился к своему соседу.

— Что происходит?

Сосед, помолчав, ответил:

— Они женаты сорок лет и теперь совершают Большой Тур.

— Большой Тур?

— Ну да. Вокруг Земли.

Пожилой человек, покраснев от удовольствия, описывал свои впечатления и делился опытом. Его жена тоже время от времени вставляла замечания, уточняя ничего не значащие детали. Оба находились в превосходном расположении духа. Остальные слушали их со вниманием, так что Алвардену показалось, что земляне столь же человечны, как и другие люди Галактики.

А потом кто-то спросил:

— И когда вы подойдете к Шестидесяти?

— Примерно через месяц, — последовал радостный ответ. — 16-го ноября.

— Что ж, — ответил тот, кто задал вопрос, — надеюсь, в этот день будет хорошая погода. Мой отец достиг своих Шестидесяти в чертовски дождливый день. Лило, как из ведра. Я ничего подобного не видел ни до, ни после. Я отправился к ним — в такой день, знаете, каждому хочется иметь провожатого, — и он всю дорогу жаловался на дождь. У нас был открытый «бьюхил», понимаете, и мы все вымокли. «Слушай, — сказал я, — тебе-то не на что жаловаться, папа. Возвращаться-то придется мне».

Раздался общий взрыв смеха, к которому с готовностью присоединилась и пожилая пара. Алварден, однако, почувствовал, как ужас проник ему в душу в то время, как в его мозгу зародилось смутное и неприятное подозрение.

Он сказал своему соседу:

— Эти Шестьдесят, предмет здешнего разговора, я понимаю так, что в этом возрасте подвергаются утаназии. Я хочу сказать, вы убираете их с пути, когда они достигают Шестидесяти, не так ли?

Голос Алвардена заметно дрогнул, так что его сосед, издав последний смешок, повернулся на своем сиденье и оглядел своего спутника долгим подозрительным взглядом. Наконец, он сказал:

— Ну, а вы как думаете, что он имел в виду?

Алварден неопределенно махнул рукой и довольно глупо улыбнулся. Он знал обычай, но только теоретически. Как нечто вычитанное из научного журнала. Но теперь этот обычай предстал перед ним в ином свете, касающемся живых людей, мужчин и женщин, его окружающих. Все они, согласно обычаю, не могли жить больше шестидесяти лет.

Человек, который сидел рядом с ним, по-прежнему не спускал с него глаз.

— И откуда ты такой взялся, парень? Неужели там, откуда ты родом, ничего неизвестно о Шестидесяти?

— Мы называем это «временем», — слабо ответил Алварден. — Сам я из тех мест. — Он ткнул большим пальцем через плечо, и через четверть минуты его недоверчивый спутник перестал сверлить его взглядом.

Губы Алвардена дрогнули. Эти люди были так подозрительны. По крайней мере, эта грань карикатурного образа землян, известная ему с детства, совпадала с действительностью.

Пожилой человек заговорил снова:

— Она отправляется вместе со мной, — сказал он, кивая в сторону своей улыбающейся жены. — У нас остается еще три месяца, но в ее ожидании нет смысла, так она думает, и мы отправляемся вместе. Ведь правда, Чабби?

— О, да, — ответила та, радостно хихикая. — Все наши дети имеют свои семьи и свой дом. Я была бы им только обузой. Кроме того, без моего старика я не смогу как следует насладиться оставшимся временем, так что мы отправимся вместе.

Все пассажиры, казалось, углубились в подсчеты, сколько времени еще осталось у каждого из них, и эти подсчеты даже вызвали споры у нескольких семейных пар.

Один маленький мужчина в плотной одежде и с решительным выражением лица напористо бросил:

— Мне остается ровно двенадцать лет, три месяца и четыре дня.

Кто-то благосклонно добавил:

— Если вы не умрете раньше.

— Чепуха, — последовал немедленный ответ. — Я не имею такого намерения. Я проживу ровно двенадцать лет, три месяца и четыре дня. — И вид у него сделался самым свирепым.

Спокойный молодой человек извлек изо рта щегольскую длинную сигарету и сказал, ни к кому в особенности не обращаясь:

— Хорошо тем, кто может так просто высчитать свой день. Есть много таких, что живут и после своего времени.

— А, конечно, — подхватил другой, и все закивали с возмущенным видом.

— Нет, — продолжал тот, — я вовсе не вижу ничего удивительного в том, что мужчина или женщина хотят пожить После своего дня рождения до следующего Совета, особенно если у них есть какие-то дела, которые следует решить. А вот всякие там уклонщики и паразиты, это другое дело.

Алварден мягко спросил:

— Но разве возраст каждого не регистрируется? Ведь невозможно с успехом и надолго проскочить день своего рождения, не так ли?

Последовало общее молчание, насыщенное презрением к подобному глупому идеализму. Наконец, кто-то сказал на дипломатический манер, как будто пытаясь закончить разговор:

— Ну, я полагаю, особых возможностей пожить после Шестидесяти нет.

— Если только ты не фермер, — сердито вставил другой. — После того, как проработаешь полстолетия на полях, будешь просто безумцем, если не захочешь с этим покончить. А вот насчет администраторов или бизнесменов…

Наконец, пожилой человек, чья сороковая годовщина свадьбы и послужила началом разговора, решил высказать свое мнение, осмелевший, возможно, потому, что как ближайшей жертве терять ему нечего.

— Если говорить об этом, — сказал он, — то все зависит от того, кого вы знаете. — И он подмигнул с таинственным видом. — Я когда-то знал человека, которому Шестьдесят исполнилось через год после 810 Цензуса, и он прожил до 820, который его и поймал. Ему было 69 лет, когда он ушел. Только подумайте!

— Как ему это удалось?

— У него было немного денег, а его брат был одним из Общества Древних. Имея подобные связи, можно сделать все, что угодно.