Древняя Москва. XII-XV вв. - М.Н. Тихомиров

Каким же образом родоначальник Морозовых оказался в Москве? Перед нами, видимо, без особой ошибки рисуется такая картина. Один из новгородских бояр с Прусской улицы, аристократического квартала в Новгороде, был боярином Александра Невского, вместе с которым отъехал позже из Новгорода в Суздальскую землю, вероятнее всего в Переславль, а оттуда он сам или его потомки перешли на службу к московским князьям.

Намеченный нами путь создания московского боярства находит себе подтверждение в истории другого рода – Кутузовых. По сказаниям родословцев, Кутузовы происходили от некоего Гаврилы, пришедшего «из немец» к Александру Невскому. У Гаврилы был сын Андрей, а у последнего – сын Прокша, «…а лежит в Новгороде Великом у Спаса в Нередицах». Новгородское происхождение Гаврилы едва ли подлежит сомнению, тем более что внук его носил типичное новгородское имя Прокша и был похоронен в церкви Спаса Нередицы, княжеском построении, находившемся в непосредственной близости к Городищу – княжеской подгородней резиденции. Позже дворянский род Кутузовых имел владения в Новгороде, а несколько Кутузовых в конце XV в. были боярами новгородского архиепископа. Переход новгородских бояр на службу к великим князьям может считаться явлением вполне закономерным, если принять во внимание ожесточенную внутреннюю борьбу в Новгороде, нередко кончавшуюся бегством новгородских бояр.

Однако при Александре Невском только начинала создаваться постоянная связь между некоторыми боярскими родами и определенной княжеской линией. Временем создания основного костяка московского боярства надо считать княжение Ивана Даниловича Калиты, с именем которого связано представление о начальной истории знатнейших боярских родов Московского княжества. Если верить родословным, то к Ивану Даниловичу выехали родоначальники Зерновых, Сабуровых, Годуновых, Плещеевых, Хапиловых, Квашниных, Бородиных и др.

Нет оснований полностью доверять противоречивым показаниям родословцев о начале того или другого боярского рода, но их согласные указания на имя Ивана Даниловича Калиты как на эпоху оформлений знатных фамилий московского боярства заслуживают всяческого внимания. В глазах позднейшего потомства имя Калиты вытеснило имена его предшественников и наследников, и только Дмитрий Донской оставил по себе такой же памятный след в родословцах.

Из кого же составлялся первоначальный слой московского боярства? Частью из тех бояр, которые служили уже Александру Невскому и его потомству. Но едва ли таких фамилий было много. Во всяком случае, память потомков не задерживалась на великом князе Юрии Даниловиче и на Данииле Московском, а обращалась ко времени Калиты, хотя отъезды бояр в Москву начались, несомненно, раньше. Так, отец Алексея митрополита отъехал из Чернигова еще до рождения Алексея, т. е. примерно до 1299 г., следовательно, при Данииле Александровиче. Таково происхождение древнейшего боярского рода Москвы, так как все остальные даты появления той или другой боярской фамилии в Москве относятся или к более позднему времени, или могут быть выведены только гадательным путем.

Важным моментом в истории московского боярства было присоединение к Московскому княжеству соседнего Переславля-Залесского, который едва ли был намного старше Москвы, но в XIII в. получил значение крупного центра. Условия для утверждения боярства и создания боярских фамилий, прочно связанных с определенными княжескими династиями, в Переславле, конечно, возникли раньше, чем в Москве. Свидетельством большего значения боярства в Переславле может служить хотя бы «Слово Даниила Заточника» с его выпадами против боярства – древнейший памятник, в котором уже сказывается антагонизм между боярством и дворянством. В Переславле должны были основаться те боярские роды, которые группировались вокруг Александра Невского и частично потянулись за своим князем из Новгорода в Суздальскую землю, когда герой Невской битвы сделался великим князем. Присоединение Переславля к Москве положило начало переходу переславских родов ко двору более сильного московского князя.

МОСКОВСКИЕ КНЯЗЬЯ-ТРЕТНИКИ

Великим князьям приходилось сталкиваться в Москве не только с боярством, но и со своими сородичами – князьями-совладельцами. Поэтому борьба великих князей с боярами все время перемежалась борьбой с князьями-сородичами, в интересах которых было сохранять территориальную раздробленность Москвы и совместное владение ею всем домом Калиты.

Совместное, «третное» владение Москвой началось после смерти Ивана Калиты (1340), завещавшего трем сыновьям «отчину свою Москву». Совместное владение Москвой потомками Калиты тотчас же потребовало какой-то договоренности между князьями-совладельцами. Три брата – Семен, Иван и Андрей – целовали крест у отцовского гроба и заключили договор, в котором вопросу о владении Москвой уделялось немало места. К сожалению, та часть договора, где говорится о правах князей в самой Москве, сохранилась очень плохо. Однако и наличные части договора позволяют судить о существовании в Москве великокняжеского тысяцкого и наместников князей-совладельцев, от которых могла учиниться «просторожа», т. е. какое-либо недоразумение или недосмотр. Наряду с тысяцким существовали наместники не только младших князей, но и самого великого князя, причем признавалось первенство великого князя: «Аже будешь на Москве, тобе судити, а мы с тобою в суд шли».

Наличие в Москве нескольких князей-совладельцев вызывало противоречия между великим князем и его удельными сородичами. Уже дети Калиты договаривались о разделе доходов с московских пошлин и судов. Братья уступали старшему Симеону на старейшинство полтамги, добавляя: «Аже будешь на Москве, тобе судити, а мы с тобою в суд шли». Позже княжеские доходы определялись в договоре Дмитрия Донского с его двоюродным братом Владимиром Андреевичем. Владимир получил в своей московской доле треть в наместничестве, в тамге и мытах и в городских пошлинах.

МОСКОВСКИЕ ТЫСЯЦКИЕ

Уже А. Е. Пресняков отмечал, что существование князей-совладельцев в Москве способствовало независимости московских тысяцких, которые должны были каким-то, образом регулировать противоречивые интересы великого князя и его сородичей в Москве. Это верно, но положение московских тысяцких и без того было выдающимся, так как в их ведении находилось городское население, как и в других городах Северо-Восточной Руси. В первой половине XIV а власть тысяцких в Москве была настолько велика, что в договоре Симеона Гордого с братьями тысяцкому отведено место тотчас после великого князя. Выражение договора «мой тысяцкий» показывает, что тысяцкий назначался князем, но это не мешало тысяцким при поддержке бояр и горожан становиться грозной силой, с которой приходилось считаться самим великим князьям. Ведая судебной расправой над городским населением, распределением повинностей и торговым судом, тысяцкие вступали в близкие отношения с верхами городского населения, а при благоприятных условиях могли опереться на широкие круги горожан. Поэтому смена тысяцкого затрагивала интересы многих горожан и была важным политическим делом, а не просто сменой одного княжеского чиновника другим. Этим объясняется тенденция тысяцких передавать свою должность по наследству, что особенно заметно в Твери, где тысяцкие удержались значительно дольше, чем в Москве. В Твери должность тысяцкого сделалась наследственной в роде Шетневых; по их родословной тверскими тысяцкими были Михаил Шетнев, его сын Константин Шетнев и внук Иван Константинович Шетнев.

В Москве должность тысяцкого находилась также в руках знатнейших бояр – в первой половине XIV в. в родах Хвостовых и Воронцовых-Вельяминовых.

Родоначальник Воронцовых-Вельяминовых, Протасий, по родословным книгам был тысяцким при Иване Калите, но при том же князе позже сделался тысяцким Алексей Петрович Хвост, попавший в опалу при Симеоне Гордом. Поэтому уже в договорной грамоте Симеона Гордого с братьями отмечается, что Алексей Петрович «…вшел в коромолу к великому князю». Младшие братья, Иван и Андрей, обещают не принимать крамольника и его детей «…и не надеятись вы его к собе до Олексеева живота». Этого Алексея Петровича отождествляют с боярином Алексеем Босоволковым, ездившим в 1347 г. в Тверь за невестой Симеона Гордого, впоследствии его третьей женой Марией. Это предположение находит полную опору в одном, правда, позднем летописном известии. По родословным книгам, отцом Алексея был Петр Босоволков, бывший у великого князя наместником московским. Позднейшие родословные выводили Босоволкова «…ис цысарские земли из Риму», но это предание – обычная выдумка родословцев, старательно выводившая русские дворянские роды из-за границы.