Воровской излом - Равиль Рашидович Валиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он махнул пробегавшему мимо Ване. Щелкнул пальцем по кадыку, подавая понятный для всех знак. Ваня понятливо кивнул и унесся в сторону кухни.
– Давай, Боря, расслабляйся. Напрячься еще успеешь…
Глава 4
– Вот, Александр Александрович, постояльцы, о которых вы просили, все здесь. – Москалев любовно разложил папки с «делами» на столе. – Я их, голубчиков, всех помню. Ну вот, например…
Он выбрал одну папку и раскрыл ее перед сидящим Борисом. Ему было крайне неудобно перед стоящими офицерами, но суровое лицо Меркульева не давало возможности сменить диспозицию.
Он прекрасно понимал: сейчас его будут прилюдно пороть. Понимал, но не собирался отступать. Прирожденное упрямство, выручавшее его не раз, хотя, надо признать, и подводившее в последний момент, не оставляло шансов на примирение.
Он опустил глаза и вгляделся в фотографию благообразного старичка. Бесцветно-голубые глаза на чистеньком безволосом румяном личике, аура седых волосиков – более невинного создания он еще не видел.
Папка, довольно внушительная по толщине, говорила о том, что работа была проведена преогромнейшая.
Борис поднял на Меркульева вопросительный взгляд. Тот переглянулся с майором и кивнул на папку:
– Ты давай читай, Боря, читай!
Борис попытался вчитаться в многочисленные протоколы допросов, докладные следователя, показания свидетелей, но быстро сдался – и мелкий почерк, и опечатки, и ляпы под пристальным и внимательным взором Меркульева и Москалева слились в непонятную абракадабру…
– Я тебе помогу, Борис, – развернул к себе папку подполковник. – Итак… Бобылев Аркадий Иннокентьевич, тысяча девятьсот десятого года рождения… Шестьдесят восемь годиков мальчику… бухгалтер Раменского совхоза. Я, с твоего позволения, упущу лишние подробности, оставлю суть…
Так вот, в ноябре семьдесят шестого этот индивид убил и расчленил свою жену, Клару Михайловну, тысяча девятьсот тринадцатого года рождения, с которой прожил без малого тридцать лет. Расчленил, часть закопал в подполе, а часть, представь себе, закоптил и питался ею остаток зимы…
Борис икнул и еще раз, теперь уже внимательней, всмотрелся в фото.
– Не похож на людоеда, правда? – заметил интерес Бориса подполковник. – Вот и следователь пренебрег фактами, лежащими на поверхности. Которые, хочу отметить особо, подозреваемый и не скрывал. Но первый арест закончился ничем – Бобылева за отсутствием улик выпустили, а Клару Михайловну продолжили искать в других местах.
Подполковник помолчал, пододвинул стул, присел.
– И только когда пропала приехавшая на поиски Клары Михайловны ее племянница, – он заглянул в папку и перелистнул пару страниц, – Лариса Федоровна Маслякова, тысяча девятьсот тридцать третьего года рождения, следователь снова наведался в дом нашего героя… Что он там нашел, я думаю, ты уже догадался…
– Зачем вы это мне рассказали? – подавленно спросил Борис.
– Затем, Боря, чтобы ты запомнил – никогда не стоит доверять своим субъективным ощущениям. Факты, доказательства, улики – вот три кита оперативной работы. Все остальное – и интуиция, и опыт – только оттачивает полученный результат. Но мы еще не закончили…
Он повернулся к молчаливо сидящему Москалеву и кивнул головой. Майор встал с диванчика, подошел к столу и выбрал еще одну папку. Покачал ее на руке и положил назад. Медленно начал, глядя прямо в глаза Бориса:
– Семенченко Дмитро Степанович, сорок пятого года… Кличка – Боров, рецидивист.
Борис вздрогнул. Боров – один из свиты Мамонта – звероподобный хохол, покрытый татуировками до шеи.
– В основном разбой и грабеж. Главным образом промышлял на Украине, где проходил по семидесятой статье – Бандеру сволочи, фашистские недобитки прославляли, но видишь – к нам перебрался. В зоне – неподчинение администрации, организация бунтов. Попался на грабеже: с подельниками взяли кассу детского дома, зарплату там должны были выдавать сотрудникам… Сущие копейки по воровским понятиям, но вишь – не брезгуют гады и детскими заведениями.
Он передохнул и продолжил:
– Мамонтов Сергей Иванович, тридцать шестого года рождения, из семьи репрессированных, кличка – Мамонт, рецидивист. Вор в законе, по крайней мере, сам так утверждает, хотя и имеет немалый авторитет в преступной среде. Смотрящий за воровской кассой, общаком то бишь.
Майор остановился, они оба с Меркульевым пристально вгляделись в глаза Бориса. Ему стало неуютно: они что, искренне считают его адвокатом Мамонта?
– Первая его ходка, а было ему в ту пору семнадцать годиков, – по совсем пустяшной статье. Пьяные вломились с друзьями в сельпо, связали продавщицу, покуражились, водки набрали и свалили. Так их и взяли – тепленькими. И все бы ничего, но продавщица в больнице умерла от остановки сердца. Сто вторую УК СССР дать не удалось, год был такой – Сталин умер, вся страна жила в растерянности, поэтому ушли подельники по краже. И сдал всех своих дружков не кто иной, как Мамонт. О чем он сейчас ох как не любит вспоминать. Потом – череда краж, арестов… до мокрой не опускался, но всегда ходил по краешку.
Майор налил в стакан воды из графина и жадно выпил. Меркульев и Борис молча следили за ним. Москаленко стряхнул стакан, сбрасывая оставшиеся в нем капли на пол.
– А может, по чайку? – неуверенно спросил он и посветлел лицом. – Точно! Кошкин!
С удивительной для такого крупного человека скоростью он переместился к двери. Приоткрыл ее и прокричал в коридор:
– Кошкин! Кипятка организуй!
– Но… – неуверенно начал Борис, – это ведь все – рецидивисты.
– Ну и? – подстегнул его Меркульев.
– Но не все же здесь такие. Есть те, кто по ошибке, по случайности…
– Нет! – жестко прервал его подполковник. – В подавляющем большинстве – здесь все такие, Боря! И если тебе кажется, что сосед по шконке – невиннейшая душа, не верь! Эти люди понаторели на выдавливании жалости…
Борис поморщился. Он вспомнил бесконечные разговоры заключенных о собственной невиновности, об ошибках следствия и преднамеренных действиях прокуроров. А ведь он искренне считал это правдой…
– Поверь, Борис, если нужно, мы… – Меркульев заметил замешательство Бориса, переглянулся с майором: – Докажем тебе это уже закрытыми делами, но зачем?
– Тогда получается – честных людей нет вообще?! – тихо прошептал Борис и поднял глаза на подполковника.
Тот посмотрел на парня, подошел к нему и положил руку на плечо.
– Не здесь, Боря, не здесь… Это тюрьма, здесь концентрация зла очень высокая. Многие люди там, на воле, могут прожить всю свою жизнь, не соприкасаясь с преступным миром. Они могут решать свои дела, радоваться победам, растить детей, строить карьеру, участвовать в жизни
