Год собаки. Двенадцать месяцев, четыре собаки и я - Джон Кац

«Хотел бы я быть вашей собакой», — пробормотал полицейский, прежде чем забраться в свою машину и отъехать.

Отгоняя сходившего с ума от радости Стэнли, я принес мяч домой и хорошенько его прокипятил.

А сейчас этот мяч приехал с нами в горы. Я бросил его позади хижины совсем недалеко. Стэнли весело помчался, налетел на мяч, схватил и принес мне. К своим обязанностям поисковой собаки, чей долг приносить хозяину вещи, он относился очень серьезно.

Чуть позже мы поехали в Мёрк Форест, где Стэнли всегда любил гулять. Он обожал лес. Бегал там среди деревьев, время от времени негромко потявкивая от удовольствия, приносил мне какие-то ветки и всякий древесный мусор.

Джулиуса и Девона я оставил в машине, а мы со Стэнли прошли немного вниз по тропинке. Здесь я нашел бревно и сел на него, а Стэнли подошел и положил голову мне на колени. Я обнял его, и мы долго так сидели. Потом посетили другие его любимые места — речку и озеро. Я бросал для него в воду мяч, прерывая игру всякий раз, как только он начинал задыхаться. Мне хотелось запомнить его здоровым и полным жизни.

Вернувшись домой, мы немного отдохнули. Потом гуляли с ним так долго, как ему хотелось. Он получил от меня столько печенья, сколько был в состоянии съесть, а я бросал ему старый синий мяч снова и снова.

Позже он усталый забрался в свою кровать, тяжело дыша, но все еще помахивая хвостом, а когда я нагнулся и обнял его, лизнул мне руку. Почти до вечера он проспал.

Глядя, как он мирно спит, я подумал: вот пусть бы он так и заснул вечным сном в своей кровати — избавил нас обоих от следующей недели, от предстоящего мне ужаса.

Человек, зарабатывающий себе на жизнь с помощью слов, я просто не мог найти теперь слова, чтоб выразить свои чувства. Мой друг Джефф говорил, что не в силах был смотреть на меня, таким я казался несчастным.

Но жило во мне и огромное чувство благодарности за те семь лет, которые Стэнли озарял своим веселым нравом, своей любовью и преданностью.

В сумерках мы отправились на последнюю для Стэнли прогулку — вниз по горной дороге на его любимый луг, где он наслаждался великим разнообразием всяких запахов и вспугивал птиц. Мне казалось, что Джулиус и Девон чуть-чуть отстают от нас, как бы предоставляя нам со Стэнли возможность идти вдвоем; впрочем, может быть, мне это только казалось.

Теперь, вернувшись с прогулки, я предложил Стэнли мяч, но он не проявил к нему никакого интереса. Это был, вероятно, самый сильный довод в пользу того, что предстояло сделать.

Так же отнесся он и к угощению. Доковылял до своей кровати, уснул и не пошевелился до самого утра.

Но он провел прекрасный день, и эта мысль меня утешала.

Через четыре дня, в восемь часов утра, я отвез Стэнли в ветлечебницу. Дежурная в приемной спросила меня, хочу ли я быть рядом, когда ему сделают инъекцию. Конечно, я хотел. Я не мог позволить ему умирать одному.

Д-р Кинг почти ничего не говорила. «Вы уверены, что мы поступаем правильно?» — спросил я. Она кивнула. Мы оба знали: чем меньше слов, тем лучше. Да и действительно, сказать было нечего.

Я сел возле него на пол, обнял его, положил рядом с ним его синий мяч. Бренда ввела ему в ляжку какой-то желтый анестетик. «Через несколько минут он перестанет что-либо чувствовать», — сказала она.

Тут меня охватила паника. Может быть, я должен остановить это; может быть, еще не поздно? Но я подавил свой порыв.

«Спасибо, — сказал я, крепко его обнимая, — спасибо, спасибо». Он попробовал встать на ноги и не смог. Вид у него был удивленный и растерянный. Он лизал мои руки, потом начал кашлять и дрожать. «Я люблю тебя, друг, люблю тебя, люблю тебя». Я больше уже не мог сдерживать слезы.

Глаза его широко раскрылись, он обмяк, потом вытянулся на полу, ноги его как-то странно выгнулись… Я поправил их, — он должен был и в смерти выглядеть достойно. Я все еще гладил и гладил его.

Лучше бы это происходило на каком-нибудь лугу, а не на холодном линолеуме. Но Стэнли, вероятно, уже не осознавал, где находится.

Через несколько минут д-р Кинг вернулась с другим шприцем и спросила, готов ли я. Мне пришлось кивнуть. Она сделала укол, а я положил руку на грудь Стэнли, на его сердце. И почувствовал, как оно остановилось.

Бренда слушала через фонендоскоп. «Все», — сказала она.

Я поцеловал Стэнли, погладил его и вышел из кабинета.

В приемной ожидало много людей, были там и дети. Поэтому, выходя, мне пришлось сделать глубокий вдох и буквально проглотить свои слезы. Одна из помощниц д-ра Кинг молча протянула мне салфетку, а сама Бренда, прощаясь, с мрачным видом кивнула и похлопала меня по плечу.

В приемной, как всегда, собралось самое пестрое общество: кошки, собаки, в углу маленькая девочка крепко прижимала к себе щенка со слезящимися глазами.

Я улыбнулся ей: «Не горюй, доктор поможет твоему щенку».

VIII

«Странный город»

Вскоре после того как у нас появился Девон, я получил весьма интересное предложение от Университета штата Миннесоты: меня приглашали этой осенью прочитать курс лекций о технологии и культуре, причем курс мне предлагалось разработать самостоятельно.

Навела их на эту мысль одна из статей, опубликованных мною на сайте Slashdot.org. Этот web-сайт — моя онлайновая база — место, где я веду колонку о средствах массовой информации, культуре и технологии. Статья, о которой идет речь, называлась «Мери Шелли, Франкенштейн и Унабомбер». В ней обсуждалась удивительная манера американцев создавать новые мощные технологии, не задумываясь над тем, как их будут применять. (Теперь я понимаю, что решаясь взять собаку, мы поступаем примерно так же.)

Мне нравились Миннеаполис и Сент-Пол, я с удовольствием познакомился бы с этими городами поближе. А Паула могла бы в это время заняться поисками какой-нибудь истории для своей газеты. Так что все устроилось бы как нельзя лучше. В таких случаях университет обычно приглашал преподавателя на семестр или на полсеместра, а иногда всего на месяц.

Перспектива провести несколько недель со студентами, беседуя с ними о Net (о Сети), о Web (Всемирной паутине), и о технологиях, казалась весьма соблазнительной. Никто не знает об этом больше, чем студенты. Не исключено, что я смогу принести им какую-то пользу, но несравненно большую пользу принесут мне они.

Предложение поступило от профессора кафедры систем связи Кэтлин Хансен. Я познакомился с ней примерно за год до этого во время презентации своей книги. Эта кафедра, на которой мне предстояло читать курс, располагала огромными возможностями, и студенты здесь были соответствующие. Да и сама Кэти была не из тех, кому легко сказать «нет», а главное не из тех, кто на это ваше «нет» обратит внимание.

«Звучит заманчиво», — сказал я ей. Обычно я стараюсь держаться подальше от академических учреждений — политика меня пугает, — но здесь был шанс поработать преподавателем с большим удовольствием для себя: пробыть достаточно долго, чтобы пообщаться с людьми, кое-чему научиться, освежить знания и сбежать раньше, чем все это успеет надоесть.

Но я не мог принять предложение Кэтлин, о чем ей и сказал. У меня новая собака, бордер-колли, если я на несколько недель оставлю ее с Паулой, то этого не переживет либо собака, либо жена. Вдобавок, было бы просто ужасно бросить Девона именно сейчас. Он только-только начал верить, что я этого никогда не сделаю.

Мое объяснение, почему я отказываюсь поработать в престижном университете — всего лишь из-за собаки — Кэти выслушала, не моргнув глазом. «Возьмите ее с собой, — предложила она. — Мы найдем кого-нибудь, кто сможет о ней позаботиться, когда вы будете заняты, а может быть, вам разрешат приводить ее на занятия».

Гмм… Подобное путешествие с неуправляемой собакой либо укрепит возникшую между нами связь, либо, наоборот, навсегда ее разрушит. Это чем-то напоминает «Путешествие с Чарли» Стейнбека, — Девон и я день за днем вместе в машине.

— Мой Девон — собака-лекарь, — сказал я.

— Правда?

— Да, правда.

Формально, я не солгал. В свое время мне пришлось с удивлением узнать от Дин, что Девона дрессировали как служебную собаку и дополнительно — для работы в больнице, например с теми, кто перенес инсульт.

Я брал Девона с собой в Кесслеровский реабилитационный институт в Ист-Ориндж — навещал свою приятельницу Пэт, которая очень любит собак. Она поправлялась там после операции и выпросила у администрации разрешение встретиться со мной и Девоном в вестибюле.

Я отнесся к этой идее с опасением, — такой зверь, как Девон, мог устроить там бог знает что. Но Пэт очень просила. Поэтому я приехал туда, припарковал машину, взял собаку на поводок, повел в вестибюль. И здесь этот непредсказуемый Девон поразил меня своим новым превращением.

Трое пациентов — двое из них после ампутации — в инвалидных колясках едва не заплакали, увидев Девона; так они соскучились по свои собственным домашним любимцам и так были рады его видеть.