Путь Грифона - Сергей Максимов

– Что Паулюс рассказывает?

– Вот сам Суровцева и спросишь.

– Спрошу. Ты можешь себе представить, я его с шестнадцатого года знаю.

– Кого? Паулюса?

– Суровцева.

– Это как так?

– А вот. Он меня к солдатскому Георгию представлял. Сам и вручил.

– Ты смотри. Чего только в жизни не бывает! И в каком же он тогда был звании?

– Помнится, в капитанах ходил.

– А то что у Колчака он уже генералом был, ты знаешь?

– Шутишь, – в свой черёд удивился Георгий Константинович.

– Какие шутки! А потом ещё и у Будённого воевал.

– Удивил ты меня, Александр Михайлович. Очень удивил.

– Так и сам в своё время удивился.

– А что за история у него с Мехлисом приключилась?

– История забавная, – с улыбкой ответил Василевский. – Лев Захарович решил по обыкновению «подровнять генерала». А тот даже и не понял, кто перед ним. Комиссар да комиссар… Хоть и корпусной. Да ещё и хамит генерал-лейтенанту, представителю Ставки. А с Суровцевым автоматчики из НКВД. Ну и закончилось дело «стой, стрелять будем!». Ещё и очередь из автомата дали поверх головы. Мерецков рассказывает, товарищ Мехлис чуть в штаны не наложил.

– Хорошо, – рассмеялся Жуков. – Хоть кто-то нашёлся, кто ему, псу, место указал…

В ожидании генерала маршалы разговорились. Вспоминали Гражданскую войну. В который раз, не без радости, удивляясь, что оказались именно в Красной армии. Их личный опыт в изобилии давал примеры столкновений и стычек с подобными себе офицерами и унтерами, воевавшими по другую сторону фронта.

– И ты представляешь что, – продолжал свой рассказ Жуков, – я его нагоняю, чтобы рубануть, и не замечаю, что он шашку левой рукой перехватил. Я уже и замахнулся. А он чуть приостановил коня и с левой переписал мне поперёк груди – я из седла колодой и вылетел. На простой казачий приём, как мальчишка, попался. Полушубок, сука такая, аж до нательной рубахи рассёк. Если бы не мой ординарец, дорубил бы, нечего делать… Грудь потом месяца три ныла…

– Разрешите? – спросил, входя в кабинет, Суровцев.

Двадцать километров из Красногорска до Москвы генерал преодолевал ровно час. Может быть, в другой раз начальник Генерального штаба и отчитал бы подчинённого за нерасторопность, но сейчас не стал этого делать. Лишь заметил:

– Ждать себя заставляете, товарищ генерал.

– Виноват, – без пререканий и разъяснений повинился Суровцев.

Жуков предпочёл не вмешиваться. Он с интересом наблюдал за своим бывшим начальником по царской армии и нынешним сотрудником оперативного управления советского Генштаба. В последний раз он видел его в приёмной Сталина летом 1941 года.

Был Суровцев тогда без знаков различия и только что вышел из кабинета Сталина, где, так получалось, беседовал с вождём наедине. Узнали они тогда друг друга сразу, но у обоих хватило ума не выдавать своё давнее знакомство. Тем более в присутствии начальника разведки НКВД Фитина и секретаря Сталина – Поскрёбышева. Теперь Суровцев был иным. Не знай Жуков его биографии, мог бы поразиться и выправке и внешности генерала. Как ни странно, погоны, почти старорежимного образца, не вступали в его внешности в противоречие с советским орденом Красного Знамени и совсем уже современным орденом Александра Невского на груди. И даже юбилейная медаль «Двадцать лет РККА» не казалась несуразной на генеральском кителе с погонами, с первоначальными обладателями которых и сражалась рабоче-крестьянская Красная армия.

– Докладывайте, – приказал Василевский.

– Товарищ Маршал Советского Союза, во время вашего отсутствия по линии агентурной разведки получены сведения чрезвычайной важности. Учитывая секретность и абсолютную конфиденциальность информации, работали с ней только Верховный главнокомандующий, начальник оперативного управления генерал Антонов и я. Вот документ. Прошу ознакомиться.

Суровцев достал из папки несколько листов машинописного текста и аккуратно разложил их на столе. Чуть больше часа тому назад из этой же папки он доставал другие бумаги, чтобы показать их Паулюсу.

– Слева – немецкий оригинал. Справа – перевод. Перед вами часть стенограммы и сам оперативный приказ номер шесть, – пояснил он и отошёл в сторону.

– Кто переводил? – склоняясь над бумагами, спросил Василевский.

Бросил взгляд на Суровцева, потом на протирающего очки Жукова.

– Ну да, – сам себе ответил маршал.

Документ с первых строк захватил внимание полководцев сильнее, чем захватывает сюжет авантюрного романа. Чего только стоило указание места и времени действия: «Ставка фюрера. 15 апреля 1943 г. Совершенно секретно. Только для командования», – бесстрастно сообщал гриф. Далее следовала стенограмма исторической речи-приказа Гитлера:

«Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление “Цитадель” – первое наступление в этом году.

Этому наступлению придаётся решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу на всю весну и лето текущего года.

В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с величайшей тщательностью и энергией. На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира.

Я приказываю:

1. Целью наступления является сосредоточенным ударом, проведённым решительно и быстро силами одной ударной армии из района Белгорода и другой – из района южнее Орла, путём концентрического наступления окружить находящиеся в районе Курска войска и уничтожить их».

Заместитель Верховного главнокомандующего и начальник Генерального штаба непроизвольно переглянулись. Продолжили чтение. Далее в документе говорилось о «моменте внезапности», об «обеспечении максимально массированных ударных сил на узком участке», об окружении русских войск, о соблюдении «радиомолчания» в армиях, прибывающих в состав групп армий. И так до седьмого пункта приказа, который сообщал: «В целях соблюдения тайны в замысел операции должны быть посвящены только те лица, привлечение которых абсолютно необходимо».

Если после прочтения первого пункта приказа Василевский и Жуков обменялись взглядами между собой, то после пункта последнего подняли глаза на Суровцева.

– Что скажешь, Георгий Константинович? – обратился Василевский к Жукову, не отрывая, впрочем, взгляда от генерала.

– Одно из двух, – сняв очки, отвечал маршал, – или мы воевать научились, или немец хочет создать у нас такую иллюзию. Ваше мнение, – обратился он к Суровцеву.

– Налицо практическое исполнение директив немецкой ставки. Достоверно установлено, что главные потоки войск и военных грузов противник направляет в районы Орла, Кром, Брянска, Харькова, Краснограда и Полтавы. Идёт усиленная концентрация войск противника в районе Орла и Белгорода. В дополнение могу сообщить, что в Германии объявлена тотальная мобилизация. Призывают пятидесятилетних. По самым скромным подсчётам, численность немецких войск только на главном направлении равна не менее девятистам тысячам солдат и офицеров. Партизаны сообщают об эвакуации местного населения из районов расположения немецких частей.

– Ну вот. А помните, как нас первоначально смущало название немецкого плана? – улыбаясь, спросил Василевский. – Или я что-то путаю?

– Засмущаешься тут, – вполголоса сказал Жуков, – то у них «план Барбаросса», то операция «Тайфун», а тут вдруг «Цитадель». Вроде как обороняться немец собирался…

– А вы что скажете? – спросил Василевский.

– Современное «цитадель» от итальянского «citadelle», – точно вспоминал Суровцев. – Буквально означает – наиболее укреплённая центральная часть крепости. Или крепостное укрепление внутри города. Противник собирается наступать и, не без иронии, подразумевает под цитаделью наш Курск. А весь курский выступ – это и есть для них город.

– Огород, – вдруг оживился Жуков.

– Что? – не понял Василевский.

– Огород, говорю. Они опять собрались к нам, как козлы по капусту. Пора им рога отшибать. Ох, что-то руки у меня зачесались, Александр Михайлович! – вставая, произнёс Жуков. – А ведь насуём мы им. Так насуём, что до самого Берлина сопли утирать будут. Главное – первый удар выдержать. Главное, чтобы им не удалось в первые часы нашу оборону смять.

Суровцев молча сложил в папку документы со стола.

– Интересные у вас бумаги, товарищ генерал. Очень интересные… Прочитал, как самого Гитлера послушал, – убирая в футляр очки, прокомментировал эту беседу Жуков. – А что Паулюс у нас говорит?

Сергей Георгиевич ответил не сразу. Вопрос был не столь простым, как могло показаться. Пересказывать содержание своих бесед с немецким фельдмаршалом он не имел права. Поэтому сейчас мысленно вычленял именно то, что имело практическую пользу для заместителя Верховного главнокомандующего. Потом, этот вопрос был задан не из праздного любопытства. Не спросил же Жуков его об источнике, от которого была получена стенограмма совещания у Гитлера! А спроси, и пришлось бы рассказывать о нашем агенте в немецком Генштабе – Вальтере. Не спросил. Понял, что несколько раз эта информация проверена-перепроверена. И сам источник так засекречен, что и упоминать о нём даже нельзя.