Знаем ли мы свои любимые сказки? Тайны и секреты сказочных произведений. О том, как сказки приходят к людям из прошлого и настоящего - Елена Коровина

– Подробно? Вы их всех знаете?

– Конечно! – обрадованно подхватила Сельма. – Получится не скучный, плохо запоминающийся учебник, а захватывающий роман.

Господин Далин, вспомнив наконец адрес одной приемлемой лечебницы, поднял на Сельму глаза:

– А где же ваша очередная провожатая? Хочу ее попросить, чтобы она сходила по одному адресу.

Ни о чем не подозревающая Сельма улыбнулась:

– А я одна. В последнее время я хорошо себя чувствую. Хватает и ее! – Сельма легонько потрясла своей тростью. – Поверьте, рукопись скоро будет готова!

И она ушла, почти «окрыленно» опираясь на свою «третью ногу». Что ж, ей действительно пока не нужны провожатые. Хотя подруги всегда к ее услугам. И баронесса Софи Алдеспарре, которая горячо поддерживала Сельму, когда та писала свой первый роман, и давняя подруга Софи Элькин, и фрекен Уландер, ставшая ее литературным секретарем. Сельме регулярно приходится прибегать к чьей-нибудь помощи. А что тут поделаешь?..

В 1861 году, когда Сельме едва исполнилось три года, ее разбил паралич. Она выжила только стараниями бабушки, которая не отходила от нее ни на миг и утешала чудесными сказками. Только этот волшебный мир, в который погружала ее бабушка, и давал крохе Сельме силы, чтобы не плакать, не ломать игрушки и не впасть в безумие, видя, как все ее многочисленные братья и сестры бегают и играют. Иногда, правда, и Сельме становилось лучше. Тогда домашние относили ее на руках в гостиную, летом выносили в сад. Но счастливые денечки случались редко. Обычно беднягу и поднять-то было невозможно – такую страшную боль она при этом испытывала. Но судьбе и этого было мало. Когда Сельме исполнилось пять лет, она забрала у нее бабушку. Вот тогда и наступили воистину черные дни. Правда, вскоре нашлась еще одна домашняя волшебница – тетя Оттилиана, которую дети звали просто Наной. Теперь она заняла пост у кроватки племянницы. Она тоже рассказывала о принцах и принцессах, о русалках и водяных. Нана даже умела говорить от лица каждого персонажа особым голосом. Так что послушать собиралась вся семья. Братья и сестры садились вокруг, но Сельма-то знала – Нана рассказывает только для нее. Чуть позже, когда приходящие учителя научили девочку писать и читать, Сельма стала записывать все эти волшебные рассказы. А что еще остается делать, когда ты прикована к постели, лежишь на спине и даже прилет обычной мухи становится событием? А уж если в комнату залетит бабочка – это просто парад красоты!

Из всех домашних один отец не смирился с болезнью дочки. Отставной военный, он верил, что следует бороться с самыми непреодолимыми обстоятельствами. Вечерами, освободившись от работы, он часами просиживал у кровати дочки и тоже рассказывал разные истории. Но это были другие истории – в них говорилось о минувших временах, о предках рода Лагерлёф: прекрасных дамах и бесстрашных кавалерах, которые никогда не сдавались.

По ночам Сельма представляла себе, что все эти герои до сих пор живут где-то рядом – за стеной или за дверью. И однажды она услышала, как скрипнула старая дверь, и увидела, как в комнату проскользнули таинственные тени в старинных одеждах. К рассвету, конечно, они исчезли. Но и днем старая усадьба Морбакка утешала свою девочку: то отчетливо слышался чей-то ласковый шепот, то – прерывистое дыхание или тихий смех. И девочка понимала – Морбакка помнит множество драгоценных преданий и легенд и хочет, чтобы она, Сельма, пересказала их другим людям. Старая усадьба хочет, чтобы о ней узнали.

Сколько бумаги исписала девочка в детстве! Наверное, больше, чем когда стала профессиональной писательницей. Стихи, сказки, рассказы, даже пьесы и романы – и всюду она вставляла услышанные предания и легенды. А по вечерам мечтала: придет кто-то могущественный и поможет напечатать ее записи. Но время шло, а никто не приходил. И тогда от бессилия Сельма тайком плакала в подушку. Но что могла она – лежачая девчонка?..

Все изменилось в 1876 году. Не смирившийся с болезнью дочери отец прослышал о новых методах лечения в Стокгольме и повез Сельму в Гимнастический институт. До сих пор Сельма иногда просыпается в горячем поту, вспоминая то время. Гимнастика, массаж, процедуры – и всегда боль! Адские мучения. Тогда Сельма рыдала, слезы текли ручьем, да что ручьем – Ниагарским водопадом. Однако уже через год она смогла передвигаться. Сначала с чужой помощью, потом с палкой. Но – ходить!

И слава богу. Ведь семья была далеко не богатой. А на лечение дочери ушли и последние деньги. Замаячил ужас неизбежного разорения. Сельме надо было встать на ноги не только в прямом, но и в деловом смысле. Семья решила, что ей следует пойти по стопам матери – стать, как та в юности, учительницей. В 1881 году двадцатитрехлетняя Сельма Лагерлёф поступает в лицей Стокгольма. Конечно, для лицея она явный переросток. Да и вечная «третья нога», хоть и дает устойчивость при ходьбе, весьма мешает хорошим взаимоотношениям с другими ученицами. Но приходится терпеть, ведь у Сельмы только домашнее образование. Девчонки хихикают за ее спиной, но разве это повод для огорчений тому, кто считал бабочку подарком судьбы, а теперь может по воскресеньям добираться до настоящего стокгольмского парка? Уже через год Сельма поступает в Высшую Королевскую учительскую семинарию. И вот наконец в 1884 году она учительница в школе для девочек маленького городка Ландскруна на юге Швеции.

• В Ландскруне Сельма Лагерлёф проработала десять лет – с 1885 по 1895 год.

• Сейчас в Ландскруне есть улица, названная ее именем.

И вот перед молоденькой учительницей 20 пар глаз, которые ждут не дождутся, что она откроет им мир. А у нее на столе – учебники, инструкции, а на уроках – сплошные правила. Только так – и никак по-другому! Сельма впала в панику. Она-то думала, преподавательское дело будет самым увлекательным…

Ах, как хотелось рассказать ученицам о любимых преданиях и легендах далекой Морбакки! Но начальница фру Скольбер не поощряла никаких «лишних рассказов» – достаточно того, что написано в учебнике. По ночам Сельме снились яблоневый сад и березовая аллея. Она ощущала странную смесь запаха прелой земли, поздней черемухи и ранних яблок. Сельма видела, будто она открывает запертые двери Морбакки и изо всех комнат к ней выходят ее старинные друзья – прекрасные дамы и мужественные кавалеры. Чаще других в ее сны приходил один – красавец с бесстрашным взглядом, но грустной улыбкой. Он вел ее в большую залу, и они танцевали. И никто даже не вспоминал о ее «колченогом недуге». А потом воздух вокруг них сгущался, холодел, и сквозь старые стены просачивалось древнее белесое привидение. «Хватит танцевать! – ворчало оно. – У тебя же есть дело!» Сельма просыпалась и понимала: это дух Морбакки будит и подхлестывает ее. Она должна писать! Так появились первые главы романа «Сага о Йёсте Берлинге» – о бродяге, который забрел в старинную усадьбу и познакомился с ее обитателями.

В 1885 году не стало отца, а в 1888-м пришлось продать Морбакку, чтобы оплатить долги семьи. Господи, да ведь усадьба принадлежала семейству Лагерлёф с XVI века! Триста лет они жили в ее стенах и вот остались без родного дома. Мир рушился, но что могла сделать Сельма на свое мизерное учительское жалованье?! Только одно – раз потерян дом, сохранить хотя бы его легенды. И Сельма снова бралась за перо.

Кто знает, как рукопись «Саги» попала в руки фру Скольбер? И кто мог бы измерить шум, который она произвела? «Что за чудовищная смесь? – верещала она. – Реальные люди и танцующие привидения, исторические факты и происки ведьмы с домовым! Где это видано, чтобы богатый заводчик, пусть даже очень злой, превращался в косматого черта с копытами? Ну и мерзкие у вас фантазии, фрекен Лагерлёф. Извольте забыть о таких вещах!»

М.Г. Фрай. Иллюстрация к «Путешествию Нильса…»

Сельма не стала оправдываться. Как объяснить слепому, что вокруг него разноцветный мир? И как убедить «прогрессивную» начальницу, что Сельма променяла бы любые городские удобства на простую жизнь в старой усадьбе? Вот бабушка и Нана поняли бы Сельму. Она вспоминала, как бабушка в Морбакке оставляла домовому молоко в наперстке и уговаривала больную девочку не бояться ночных шорохов и шумов. «Наш домовой – самый добрый! – шептала бабушка. – Он никому не позволит тебя обидеть». А однажды домовой показался и Сельме – лохматенький и ушастый, он мурлыкал ей песенку. Правда, сестры и братья ей тогда тоже не поверили. А бабушки к тому времени уже не было в живых.

Сельма могла бы похвастаться знакомством и с привидениями. Однажды, лежа на постели в Морбакке, она увидела безжизненное желтое лицо, прижавшееся к окну. Она – увидела, а отец, сидевший рядом, – почему-то нет. Может, не всем дано видеть это? Как-то в детстве Сельму посадили на скамью напротив большого зала усадьбы. Там был бал! Сквозь стекло Сельма видела, как люди в старинных костюмах двигались в танце, а свечи трепетали от движений. И Сельма поняла, что ей показались предки. Она узнала их по старым портретам.