Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948 - Генрих Айнзидель

Если бы в конце 1933 года к власти в Германии пришел не Гитлер, а коммунисты в союзе с социал-демократами, им пришлось бы столкнуться в стране с гораздо меньшими проблемами, чем те, что стояли перед русскими в 1917 году. Многое здесь зависит скорее от того, насколько готова поддержать революцию интеллигенция, нежели от того, какие реки крови вы готовы пролить в борьбе за нее. Возможно, здесь необходимо просто преодолеть неприязнь, которую каждый мыслящий человек испытывает к примитивной, грубой и необразованной массе, чтобы поднять ее на более высокий уровень.

Несколько дней назад в лагерь прибыли два коммуниста-эмигранта – Вальтер Ульбрихт и Эрих Вайнерт. Они пригласили нескольких офицеров на митинг, в том числе бывшего члена «Стального шлема» (военизированная организация, созданная в 1918 г. В 1928 г. насчитывал 1 млн чел. В 1933 г. слился с гитлеровскими штурмовыми отрядами. – Ред.) и функционера пангерманского общества подполковника Бредта, майора Шульца, который когда-то работал в Америке журналистом, международного коммерсанта майора Бюхлера, археолога доктора Грейфенхагена, офицера штаба люфтваффе Тренкмана, бывшего летчика-испытателя на полигоне в Рехлине (в 100 км к северо-западу от Берлина. – Ред.), офицера кавалерии капитана Домашка, награжденного многими высшими наградами, и еще нескольких человек. В основном эти люди трезво оценивают обстановку в Германии и, несмотря на то что не объявляют себя прилюдно антифашистами, принимают участие в политических диспутах и собраниях, которые организуют инструкторы и учащиеся школы антифашизма в лагере.

Коммунисты выдвинули план создания Национального комитета, который должен будет объединить людей с различными политическими убеждениями, профессией, принадлежащих к разным классам, в общей борьбе против Гитлера. Комитет должен был организовать движение Сопротивления режиму Гитлера на территории Германии, для чего будут использованы радиопередачи, печатные издания, листовки, отправлены представители за линию фронта.

Вскоре между участниками совещания начались бесконечные споры. Большинство офицеров считали предложения коммунистов слишком долгосрочными. Их идея состояла скорее в том, чтобы вести в общих целях воспитательную работу среди военнопленных. Они предлагали возродить отдание в лагере воинского приветствия, составить списки погибших офицеров (о людях других званий ничего подобного сказано не было), организовать отправку и получение писем из Германии. Вот и все основные пункты их программы. Политическая цель формулировалась так: «Против Адольфа Гитлера и за демократическую республику!» Слово «борьба» предлагалось тщательно избегать как выражение анархии и призыв к гражданской войне. Ульбрихт, которому не хватало гибкости и умения вести переговоры, несколько раз чуть не добился прекращения дискуссии, монотонно повторяя коммунистические лозунги. Наконец Вайнерту благодаря его умению примирять стороны удалось убедить офицеров подготовить проект манифеста, который должен был служить теоретическим символом комитета, а также организовать общий митинг для военнопленных. На митинге мы торжественно утвердили текст манифеста, который планировалось опубликовать в газете «Свободное слово». Но многие офицеры отказались ставить подписи под манифестом. Они вдруг испугались заходить так далеко в своем предательстве.

Опубликовано предложение о создании комитета. На нем стоят подписи Хадермана и нескольких других антифашистов, которые, впрочем, не знали о том, что их подписи стоят на документе, представляющем собой «историческую инициативу», поскольку в момент его принятия находились в других лагерях, где пытались вербовать в комитет новых сторонников.

Когда я спросил одного из преподавателей школы антифашизма о причине такой поспешности, тот ответил, что в Москве опасались, как бы на Западе не опередили в этом Советский Союз.

Через несколько дней из других лагерей прибыли первые группы антифашистов для участия в создании комитета. Все называли их «делегациями». Но кого представляли эти делегаты? В офицерских лагерях выступили против создания комитета, а о том, что думают в лагерях для солдат, никто не знал. За готовностью «делегатов» поставить подписи под любой политической резолюцией и их антигитлеровскими лозунгами легко угадывалось глубокое безразличие, а иногда – просто отчаяние, вызванные трудностями жизни в лагере для военнопленных.

Хадерман вернулся из Суздаля. Он приехал ко мне в лагерь № 17 и спросил, готов ли я принять предложение стать членом президиума комитета. Он сказал, что назвал мою кандидатуру, и коммунисты не были против, но я решил подумать, готов ли идти этим путем. Конечно, я не сказал «нет». Наконец что-то должно произойти. Многого ли нам удастся добиться через этот комитет, известно одному Богу, но в любом случае это попытка спасти то немногое, что еще можно спасти.

Вчера меня отвезли в школу антифашизма, где уже находились другие будущие члены комитета. Среди них было два лейтенанта, уже окончившие школу и теперь считавшие себя настоящими коммунистами, несколько делегатов из солдатских лагерей, в основном когда-то состоявших в рабочих партиях, а также совсем немного майоров и капитанов из трех офицерских лагерей: артиллерийский офицер Генрих Хоман, сын главы судоходной компании и активный участник студенческих кружков, два майора-инженера – Карл Гетц и Герберт Штосслейн, аудитор из Брауншвайга капитан Флейшер, школьный учитель из Берлина Фриц Рюкер, бывший банковский служащий и член «Стального шлема» майор Крауснек и, наконец, активный молодой человек капитан Штольц.

Они рассказали, что после тяжелых лишений и голода две с половиной тысячи офицеров сталинградской армии наконец прибыли в лагеря для военнопленных в Оранках и Елабуге. В течение нескольких месяцев в этих лагерях свирепствовал тиф, и поэтому голод, эпидемии и дорогу сумело выдержать примерно около половины их обитателей. Смерть отступила только после окончания зимы, в апреле и мае, когда неожиданно увеличили нормы питания. Хлебный паек увеличили до 600 граммов. Офицеры стали получать ежедневно по 70 граммов масла и 60 граммов сахара, при этом рядовому составу выдавали не менее 20 граммов. Больные получали сгущенное молоко и яичный порошок. Количество других продуктов питания тоже было увеличено. Ходили слухи, что эти меры были приняты по прямому указанию Сталина, который после падения Сталинграда затребовал доклад о состоянии дел в лагерях для военнопленных. Говорили, что нескольких высокопоставленных сотрудников НКВД постигла участь козлов отпущения: их ликвидировали за высокую смертность в лагерях военнопленных. Ходили также слухи о том, что судьбу всей администрации фроловского лагеря решал трибунал и наказание было жестоким. В том лагере за несколько недель умерло 4 тысячи пленных из общего количества 5 тысяч. Чем больше было расстояние, на котором лагеря находились от Москвы, тем меньше там заботились о создании для военнопленных приемлемых условий для жизни. После улучшения условий смертность среди военнопленных из Сталинграда вдруг снова увеличилась: истощенные люди не смогли выдержать резкого увеличения пайка.