Нелюбимый (СИ) - Доманчук Наталия Анатольевна

— Вот с тех пор я сама. Кое-как перебиваюсь. Умереть с голоду мне тут не дадут, знаю. Хоть и пьянчуги все, но жизнью друзей дорожат. Иногда вот нахожу постояльцев. Тоже ведь не каждый захочет тут жить. Славку год назад взяла, живет в соседней комнате, она тоже моя. Обещал мне платить каждый месяц, а сам только пьет. И выгнать не могу. Человек же.

Грета была необыкновенной! В ней сочетались и грубость, и нежность, она курила, пила, но при этом цитировала Пастернака:

— Все люди, посланные нам — это наше отражение. И посланы они, чтобы мы исправляли свои ошибки. Тогда они или изменятся, или уйдут из нашей жизни!

Она легко связывала слова «хрен», «душная козлина» и «цугцванг». Например, когда она описывала соседа Витьку, то называла его «псом смердящим», но когда он брал в руки гитару, то у нее от его музыки «разливался фриссон». Слово «фриссон» она произносила с долгим и томным придыханием.

А еще Алевтина чувствовала, что у Греты большое сердце и сострадание ко всем людям и в этом сердце живут великая боль и утрата по сыну и мужу.

— Ну а теперь ты! — приказала Грета, когда закончила исповедоваться. Кто тебя так? — он указала рукой на лицо девушки.

— Приемный отец…

— Отчим, что ли?

— Нет. Я из детдома. Они меня удочерили.

— И били?

Алевтина замотала головой.

— Насиловал?

Девушка кивнула.

— Вот же аспид! Таких убивать надо! Я за смертную казнь. Потому что в наше время все боялись. И жили мы бедно, но никогда бы не оставили ребенка в детском доме. Даже когда с едой туго было после войны — все равно поддерживали и помогали друг другу.

Она вздохнула, еще несколько раз бросила «нелюди» и «скоты», а потом спросила:

— Какие планы? Школу закончила?

— В последнем классе. Надо закончить, но я не знаю как…

— Это решаемо. Завтра отгуляем главный праздник на земле, а в понедельник пойдем вместе в школу, тут у нас неподалеку. Там директриса знакомая. Ложись спать, утро вечера мудренее.

Время говорить

— Привет еще раз! — Сашка уселся на диванчик, на котором еще полчаса назад сидел Давид.

Алевтина вздрогнула от неожиданности, она не заметила, как он вошел.

Она улетела в свои думы, в свои разрушенные мечты, за которые уже больше не могла бороться.

Давид дал ей четко понять, что между ними ничего быть не может. И в его глазах был такой холод…

Алевтина, наверное, миллион раз уже прокрутила тот эпизод, когда она, заплаканная, стояла в приемной массажного салона, а он шел и увидел ее. Этот взгляд! Возможно, это была не любовь, а, как он говорил, помутнение рассудка, но больше всего на свете она мечтала, чтобы он еще раз так на нее посмотрел. И, с одной стороны, она не хотела смиряться с этой ситуацией и отпускать Давида, но с другой — ее окутывало такое огромное чувство вины, за то, что позволила Сашке влюбиться в нее, что она давно уже забыла о спокойствии и умиротворении. Хотя до того дня, как побывала в их доме в качестве приглашенной медсестры, считала свою жизнь вполне приемлемой. Именно приемлемой, не счастливой.

— Прости, напугал тебя?

Она замотала головой и внимательно посмотрела на Сашку. Он не был красавцем, но выглядел всегда так импозантно! Вот как сейчас: черная водолазка, кожаный пиджак, темные джинсы. Его серые глаза казались такими пронзительными на фоне загорелого лица, а трёхдневная щетина придавала легкую небрежность его изысканному образу. Алевтина и тогда, и сейчас была уверена, что не достойна такого мужчины. В своих размышлениях она вообще мало кого была достойна и Давида тем более. Давид был старшее ее на целую жизнь, но о нем она позволяла себе мечтать, а вот Сашку представлять рядом не хотела. А ведь рядом с ним она смогла бы больше ни о чем в жизни не беспокоиться. Сашка был тем счастливым билетом, который некоторые барышни ждут всю жизнь. А Алевтина получила его бесплатно и не захотела им воспользоваться.

Даже сейчас, когда знала, что с Давидом ей ничего не светит, все равно решила быть подальше от Сашки и сделать все возможное, чтобы он ее оставил в покое. Она не могла позволить себе держать его про запас, принимать как лекарство от скуки или от несчастной и безответной любви по чайной ложечке перед едой. Она его уважала и не хотела ломать ему жизнь. Хотя интуиция ей подсказывала, что она прошла по его судьбе не просто по касательной, слегка коснувшись, а через самую серединку, сквозь сердце. Она уже изменила его жизнь, и теперь только от нее и от ее поведения зависит, сможет ли он понять и принять, что между ними ничего не будет. Алевтина планировала сейчас сказать ему спасибо и надеялась, что больше никогда его не увидит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Да, это должна быть их последняя встреча!

Она опустила взгляд на бумаги, которые он ей протянул:

— Твоя фамилия действительно Угрюмова. Только вот хороших новостей почти нет. Твоя мать… — Сашка вздохнул, подбирая правильные слова.

Ему было ужасно неудобно рассказывать о ее семье. Он понимал, что не он виноват в их несчастной и трагической судьбе, но все равно было жутко открывать любимому человеку, что его мать повесилась на дереве возле подъезда, а отца найти не удалось, потому что у ее матери каждый день были разные мужчины.

— Твоей матери не стало через полтора года после твоего рождения. Отца найти не удастся. У нее было много разных мужчин.

— Она была проституткой? — спокойно спросила Алевтина, как будто знала ответ.

— Хм-м… — Сашка опять пытался подобрать слова, — она просто любила жизнь, выпивку и мужчин, скажем так…

Алевтина еле заметно улыбнулась. Ей было приятно, что Сашка бережет ее и не раскрывает правдивую картину.

— У тебя был брат, его звали Олег. Очень серьезный бизнесмен. Возможно, ты слышала про мясокомбинат «Мясная республика»? Он был его директором. Но, к сожалению, утонул три года назад… Мне очень жаль…

— А семья у него была?

— Да. Была жена. Она есть, жива, здорова. Полгода назад вышла замуж и у нее родилась дочь.

— А в браке с моим братом у них не было детей?

— Нет. Но у тебя есть две племянницы.

Алевтина удивленно посмотрела на Сашку.

— У Олега была любовница Гусева Вера. У них была связь много лет, и она родила ему двух дочек, — он заглянул в документы и добавил: — Елизавета и Ксения, шесть и восемь лет. Так что если есть желание познакомиться с ними, я тебе помогу.

— Ты мне дашь их адрес?

— Конечно! И если захочешь, я составлю компанию… Чтобы тебе не было страшно…

Алевтина радостно кивнула в согласие.

Хотела ведь, планировала отказаться от его помощи, но не смогла, струсила. Она вообще ненавидела новые знакомства и почти всегда отмалчивалась, не умела поддерживать разговор. Поэтому и согласилась на Сашкину помощь и пообещала себе, что только на первую встречу, а потом, возможно, если они с Верой найдут общий язык, то она и сама справится.

— Я думаю, что не нужно сразу приходить к ним в гости, — Сашка пытался не навязывать свое мнение.

Алевтина заметила, что он чувствует, что она боится встречи с новой родственницей. Поэтому и помогает, знает, что если не вмешается, то она станет откладывать эту встречу.

— Для начала, мне кажется, что ты бы могла позвонить ей и предложить встретиться в ресторане.

Алевтина растерялась. Да, конечно, этот вариант был намного легче, чем сразу заявиться в гости, но тоже требовал определенной смелости.

— Хочешь, я позвоню и поговорю с Верой от твоего лица?

— Да! — она часто закивала и добавила: — Буду очень тебе благодарна за помощь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сашка выполнил свое обещание, поговорил с Верой, рассказал, что именно он занимался поиском родственников Алевтины, и предложил встретиться вместе с ее дочками в субботу днем, в кафе «Шоколадница» на Старом Арбате.