Красивые штаны. Рассказы и фельетоны (сборник) - Валентин Катаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немедленно были приобретены необходимейшие материалы для успешного проведения предстоящей антиалкогольной демонстрации: несколько метров прекраснейшей материи, клей, гвозди, краска и прочее.
Весь вечер накануне демонстрации просидели дети у Гаврика в чулане, изготовляя знамена и лозунги.
– Чего зря керосин палишь! Ты, пионер! – крикнула было Гаврикова мамаша, стуча в дверь чулана ручкой кастрюли.
– Не лайся. Керосин наш. Организация покупала! – басом ответил Гаврик, и посрамленная мамаша смолкла.
Затем к двери чулана мрачно подошел только что протрезвившийся Гавриков папаша.
Он ничего не кричал и в дверь не стучал, а только глотал свинцовую слюну и, прислушиваясь, мутно бормотал:
– Ишь черти, шебуршат там чегой-то и шебуршат, а чего шебуршат – неизвестно, и покою рабочему человеку не дают, цветы жизни, чтобы они подохли, те цветы. И вообще, дом спалят… Организация-кооперация!.. Тьфу!.. Выпить не мешало бы…
– Я тебе выпью! Я из тебя всю кровь выпью! – подозрительно тихим голосом отозвалась из соседней комнаты мамаша. – Копейки в доме не осталось. Все пропил уж… Кобель паршивый!
Дети разошлись поздно.
Гаврик тщательно развесил приготовленные знамена и лозунги, чтоб высохли, и вскоре заснул, сжигаемый во сне нетерпением – скорее бы настал завтрашний день. Ужасно хотелось демонстрировать.
– Организация-кооперация… – хмуро пробормотал папаша, на цыпочках пробираясь к чулану.
Его мучило любопытство. Он вошел в чулан, нашарил впотьмах лампочку и зажег ее. При нищем свете он увидел красивое полотнище с надписью:
ПЕРВУЮ РЮМКУ ХВАТАЕШЬ ТЫ,
ВТОРАЯ ТЕБЯ ХВАТАЕТ.
– Гм, – криво усмехнулся отец. – Ишь ведь чего ребятеночки удумали… Первую, дескать, ты, вторая, дескать, тебя… А третью, дескать, опять ты… А четвертая, дескать, опять тебя… А пятую опять ты… А шестая опять тебя!.. И так всю жизнь!..
Горькая слеза поползла по его тоскливым скулам.
– Между прочим, одну бы рюмочку бы действительно бы не мешало бы… Для опохмеленья… Мало-мало… Чего бы сообразить на половинку?.. Гм…
На другой день Филька, Шурка и совсем крошечная Соня с нетерпением топтали снег возле Гаврикова крыльца. Уже самое время было начинать демонстрацию, а Гаврик все не выходил. Наконец он появился. Лицо его было страшным. Оно казалось перевернутым.
– А где же лозунги? – с тревогой спросила маленькая Соня, которой всю ночь снились трубы и знамена.
– Папенька… вчерась… пропил… – прерывающимся голосом сказал Гаврик.
– Значит, что жа? – глухо спросил Филька. – Демонстрация, что ли, переносится?
– Отменяется… – сказал Гаврик.
Судорога тронула его горло. И почти беззвучным шепотом он прибавил:
– И валенки мои… тоже пропил!..
И тут Филька, Шурка и Соня заметили, что Гаврик бос.
– Не так, главное, валенков жалко, как, понимаешь ты… головастиков… – выговорил он и вдруг затрясся.
1927
Зоологическая история
Иностранные газеты сообщают: «Около полугода назад германское министерство земледелия поручило директору берлинского социального музея профессору Гильцгеймеру установить, какие собачьи породы должны почитаться истинно германскими, то есть существующими на территории Германии с древнейших времен.
Профессор Гильцгеймер произвел ряд специальных раскопок на местах, где некогда были расположены древние германские селения и становища. Ему удалось найти большое количество собачьих скелетов и даже хорошо сохранившихся трупов.
На основании этих находок он установил, что некоторые породы собак являются для Германии коренными, другие же были привезены позже из чужих стран и только портили истинно германскую расу».
Истинно германскими собаками следует считать, согласно профессору Гильцгеймеру, датских догов (любимых собак Бисмарка) и жесткошерстных фокстерьеров, вошедших ныне в моду под названием «Рик» и «Рек».
Надо полагать, что вскоре все собаки неарийского происхождения будут вырваны с корнем и счастливая Германия поднимется на новую ступень национального процветания.
Но, разумеется, одними собаками дело не ограничится. Уж если вырывать, так вырывать! С корнем так с корнем!
И мы не сомневаемся, что на днях берлинцы будут свидетелями следующего величественного зрелища.
Прелестный летний день. Берлинский зоологический сад. По тенистой аллее солидно движется авторитетная комиссия по немедленному изъятию и ликвидации всех животных неарийского происхождения.
Впереди идет профессор Гильцгеймер. Вид у него строгий, но справедливый. Могучие морщины украшают его великолепный лоб мыслителя и гуманиста. Лоб Гауптмана с легкой примесью Геринга.
За профессором следует ассистент, а за ассистентом – бравый отряд штурмовиков.
Авторитетная комиссия деловито переходит от клетки к клетке.
Профессор не любит долго размусоливать. Его решения быстры, почти молниеносны. Сразу видно, что почтенный профессор в деле определения арийства и неарийства съел собаку. Разумеется, собаку арийского происхождения, по меньшей мере датского дога.
– Следующий! – браво восклицает профессор.
– Слон! – так же браво отвечает ассистент.
– Вырвать с корнем!
– Почему-с?
– Потому, что еврей.
– Слон – еврей?
– Еврей. Не видите – нос крючком. С корнем!
– Слушаюсь.
– Следующий!
– Страус.
– С корнем!
– Слушаюсь.
– Дальше!
– Лев.
– С корнем!
– Но простите… Они-с, так сказать, в некотором роде царь зверей…
– Вас не спрашивают! Не видите – курчавый. Еврей. С корнем! Дальше!
– Соболь-с.
– С корнем!
– Соболя с корнем?
– С корнем. Еврейская фамилия. Дальше.
– Очковая змея.
– С корнем!
– Почему?
– Потому, что это не очки. Это пенсне. Акушерка. Я ее знаю. С корнем!
– Слушаюсь.
– Дальше!
– Дальше аквариум, господин профессор.
– Сыпьте. Что это?
– Селедка!
– Сами понимаете. Еврейка. С корнем. Дальше.
– Кит.
– С корнем!
– Еврей, что ли?
– Кит не еврей, но три дня скрывал в своем чреве еврея без прописки. С корнем!
– Слушаюсь.
Через два часа все было кончено. В Берлинском зоологическом саду не осталось ни одного животного. Профессор обвел сверкающими глазами пустые клетки и с удовлетворением спросил:
– Все?
– Все.
– Отлично. А это?
Профессор наклонился к одному из бравых штурмовиков и, надев очки, стал внимательно всматриваться в какую-то точку на его воротничке.
– А это что?
– Это клоп-с… Прикажете вырвать с корнем?
Профессор побагровел.
– Вы, кажется, забываете, – воскликнул он патетическим голосом, – что в жилах этого благородного животного течет чисто арийская кровь! Оставить. Посадить в лучшей клетке. Поить. Кормить. Одевать. Обувать. На казенный счет. Мы должны поощрять всех, в ком течет чисто арийская кровь.
Ура!
1934
Игнатий Пуделякин
На прошлой неделе мой друг художник Игнатий Пуделякин наконец возвратился из кругосветного путешествия, которое он совершил «с целью познакомиться с бытом и культработой Западной Европы и Северной Америки, а также сделать серию эскизов и набросков флоры, фауны и архитектуры упомянутых выше стран и вообще», как было собственной Пуделякина рукою написано в соответствующей анкете.
Надо признаться, что в обширной истории мировых кругосветных путешествий – научное турне Пуделякина занимает далеко не последнее место. Поэтому я считаю своим нравственным долгом поведать всему цивилизованному человечеству историю о том, как путешествовал мой друг художник Игнатий Пуделякин вокруг света.
Еще задолго до отъезда Пуделякина вокруг света я сказал Пуделякину:
– Ты бы себе, Пуделякин, туфли новые купил. Гляди, Пуделякин, у тебя пальцы из обуви наружу выглядывают. Что подумают о тебе, Пуделякин, Западная Европа и Северная Америка? От людей за тебя, Пуделякин, совестно!
Однако у Пуделякина, по-видимому, была своя точка зрения на общественное мнение Западной Европы и Северной Америки. Не такой был человек Игнатий Пуделякин, чтобы унывать. Наоборот, Игнатий Пуделякин загадочно усмехнулся и зашипел:
– Ни хрена! Туфли – это пустяк. Главное – визы. А пальцы пускай, если хотят, выглядывают, это их частное дело. Вот приеду в Европу – в Европе, между прочим, обувь дешевая. Замечательные штиблеты – восемь рублей на наши деньги. Факт!
На вокзале я нежно обнял Пуделякина.
– Смотри же, не забывай, пиши. На твою долю выпало редкое счастье – объехать вокруг света. Не упускай случая.
– Уж не упущу, – задумчиво подтвердил Пуделякин. – Будьте уверены.
Я прослезился.
– Ну, всего тебе, Пуделякин, доброго! Я с нетерпением буду ожидать от тебя открыток. Пиши обо всем, не упускай ни одной подробности. Опиши сиреневые огни Парижа, когда весенние сумерки ласково окутывают мощный скелет Эйфелевой башни, опиши жемчужные струи Рейна, опиши величественные очертания римского Колизея и геометрическую мощь Бруклинского моста в Нью-Йорке. Не позабудь, Пуделякин, также загадочного сфинкса и трансатлантического парохода, на борту которого тебе, Пуделякин, предстоит пересечь Атлантический океан.
