Справный Дом - Дарья Усвятова

— Дальше идем, — простые ее слова для меня звучали настоящим откровением. — Беспорядка, говоришь, нету у тебя? Не знаю, что ты называешь беспорядком, а по мне всякая вещь, не на месте лежащая, уже беспорядок. Книги у тебя по всему дому разбросаны — это не беспорядок?

— Ну… мы же работаем с ними… — промямлила я.

— Беспереводно работаете? Сутки напролет?

— Нет.

— Вот то же, что и нет! Попользовалась книжкою, закладкой в нужном месте заложила и убрала! А на ночь так непременно! Какими чаще пользуешься — поближе, что не надо сейчас — подале. Вот и место освободится для токов жизненных. Только приучи себя всякий раз книжку убирать.

— Куда же убирать-то нам их?

— А я тебе скажу, куда. Над столом у тебя — целая стенка свободная. Вот где можно полку привесить! И шкаф книжный у тебя не до потолка — так продли его вверх, пусть уж всю стену и занимает! Туда вот книжки и уберешь.

У меня загорелись глаза.

— Точно! Если так вот… все стенки… до потолка… Это же сколько места освободится! И тумбочку можно будет у дивана поставить, и зеркало повесить…

— А спите вы сейчас как? Ровно собаки, в углу свернувшись. Да там, где диван у тебя стоит, целую спальню устроить можно! Стеллаж развернуть и отделить угол диванный от остального пространства… А угол — как спаленку убрать, чтобы спалось вам там легко и покойно… Про ветки кипарисовые Андрей говорил тебе?

— Говорил.

— Я тебе с собой наложу. В диван, внутрь, в изголовье настелишь. Дерево тебе нужно, а то в квартире много слишком у тебя металла да синтетики. И диван из синтетики весь… Ты вот что — под матрац стели циновку натуральную. И такую же — на пол. Стенку стеллажную, что к постели обращена, тоже завесь циновкой. В изголовье повесишь знак Хлябей Небесных, из кипариса сделанный — это Федор изготовит, ты его попроси. Подушки набью тебе хмелем: спать на них не надо, положишь их — одну у стены, другую — между своей подушкой, и мужниной. Хмель, он токи стабилизирует, а дух его покой навевает. Ну, видишь теперь, как «блиндаж» твой в дом превратить? А ведь только по верхам прошлись.

— Вижу, — у меня захватило дух, воображение рисовало картины одну прекраснее другой.

— Но главное помещение в дому у тебя, куда жило привлечь можно — это кухня. На кухне-то у тебя нет ни компьютера, ни книг?

— Нет.

— А что ж тогда так бесприютно там?

— Не знаю. Вроде убираю.

— Убирать — хорошо. Но недостаточно. Доня, ты ж хозяйка! А кухня у тебя — как в забегаловке — ничья. Входишь, и не видно — женщина тут живет, или нет никого.

— Ой, Домна Федоровна, вот что касается кухни, тут — хоть убейте! — ума не приложу, что изменить можно.

— Во-первых, лишнее все — убрать. Посуду — высохла — с сушки — в шкаф. Жалюзи эти конторские с окна — снять. Повесь ты занавесочки нарядные, увидишь — сразу оживет кухонька. Табуретки голые стоят почему? Покрой их ковриками, смягчи углы! Стол непокрытый стоит — не ладно. Стол беспременно накрыт должен быть! Голый стол — к нищете, к разладу. Скатерку застели, лучше натуральную, льняную. Не хочешь скатерку — хотя бы клеенку положь! На стол цветочки поставь сухие: они и токи нужные укрепят, и глаз порадуют, и воздух очистят. Да и окошки цветками убери, тут уже ставь живые.

— А какие цветы на кухне держать можно?

— На кухне лучше держать цветы полезные. Золотой ус заведи — дюжа справное растение. Им и лечиться будешь, и кухню он тебе от токов вредных очистит. Еще на окошко соли поставь наговоренной, лучше морской соли, от нее частицы живые, полезные в воздух выделяются. И солнцем она напитываться будет днем, а ночью токи солнечные в дом отдавать. Солью этой квартиру чистить будешь периодически, знаешь, как солью пространство чистят?

— Не знаю, конечно, откуда…

— На сковородку соли той насыплешь и на огне подогревать будешь. Как потемнеет — значит, очистилось помещение. Но уж соль отработанную выкинь, а лучше — смой, чтоб вода грязные токи унесла. Еще для чистки по стенкам лучок развешай, перчик острый в связке. Чтобы дух у тебя в кухне приятный, домашний был, специи душистые в мешочки малехонькие зашей и на шкафчики позакидывай. Воздух теплый, вверх подымаясь, будет масла эфирные из этих специй выгонять и дух давать теплый, аппетитный.

Я закрыла глаза и улыбнулась, уже ощущая этот ароматный дух.

— Ну, приободрилась?

— Да. Домна Федоровна, спасибо вам… Теперь я вижу, как квартиру домом сделать. Мне уже и жить в ней снова захотелось.

— Вот-вот, доня, правильно! Надо, чтобы жить в доме хотелось! Когда дом ты свой примешь и полюбишь, он тебя тоже полюбит и отпустит…

— Как — отпустит?

— В новое жилье, просторней и уютнее прежнего. А чтоб тебе домик любовью наполнить, давай-ка мы сейчас с тобой одну практику попробуем…

По слову ворожеи я села ровно, закрыла глаза, расслабилась. Какое-то время мне пришлось дышать глубоко, погружаясь сознанием в область сердца. Внутренним взором в обратном порядке я просмотрела сегодняшний день, вчерашний, прошлый месяц, полгода, год. Так крутила я стрелки часов моей жизни назад, в самое глубокое детство, затем начала обратный путь к дню сегодняшнему. Какие-то года я не помнила, какие-то видела ясно, будто происходило это вчера. Печальные моменты я пропускала, но мгновенья счастья вызывала из памяти и запечатлевала в сердце. Детское счастье — солнце, родительский дом, мы с отцом в зимнем лесу, белки по веткам роняют снег прямо на нас… Счастье юности — первая любовь, трепет надежд, бесстрашие перед будущим. Счастье познания, вдохновения, открытия — любимые книги, музыка, льющаяся в сердце, фильм, над которым — поплакать, посмеяться, влюбиться; наука, делящаяся с тобой прикровенным, счастье осознания, понимания, гордости за величие разума человеческого. Счастье взаимной любви… Ключ к этим моментам счастья — любовь; ключ любви, войдя в мое сердце, открыл в нем потайную дверцу, за которой — Свет. Свет этот захватил меня, вознес над миром, и я ощутила, как люблю его — Мир, люблю до последней капли… Я исполнилась благодарности ему за то, что он так полон всего, в чем я нуждаюсь. Я благословляла его за встречи и расставанья, за шум городов и тихую песню степей. Я вспоминала и впитывала в себя живые лица, приятные мне и отталкивающие, я знала — и друзья, и враги — все они часть Мира, часть меня, сотканы они из того же звездного вещества, что и все вокруг…

Из памяти прошлого всплыли строки:

Благословляю вас, леса,Долины, нивы, горы, воды,Благословляю я свободуИ голубые небеса!И посох мой благословляю,И эту бедную суму,И степь от краю и до краю,И солнца свет, и ночи тьму,И одинокую тропинку,По коей, нищий, я иду,И в поле каждую былинку,И в небе каждую звезду![11]

Я очнулась далеко за полночь. Мир дышал покоем и августовской ночной прохладой. Знахарки рядом со мной не было, да ее присутствие уже и не требовалось здесь: я получила ответы на все вопросы. Любить малое, любить и обустраивать ближний круг — без этого как жить в большом мире? А любовь — она еще сильней, чем вера: ее и пол-горчичного зерна достаточно, чтобы согреть весь мир…

Выполняется для наполнения пространства любовью.

Сесть прямо, руки сложить на коленях. Расслабиться. Дышать глубоко и ритмично, с каждым вдохом погружаясь сознанием в солнечное сплетение. Вспомнить свой сегодняшний день, мысленно прокрутить его назад. То же самое — неделя, месяц, годы. Дойти до самого первого осознанного воспоминания и начать проживать свою жизнь заново, останавливаясь на самых счастливых моментах жизни. Их надо вызывать к памяти, запечатлевать в сознании, наполнять образы деталями. Чем больше будет таких воспоминаний, тем лучше. К концу медитации в области сердца появится теплый комок света. Это свет любви. Глубоко вдыхая и выдыхая, на каждом выдохе этот свет надо посылать в пространство, говоря про себя: я люблю Мир, в котором живу, я люблю свой Дом и всех живущих в нем людей.

Глава 8. Убранство

Следующим утром на новом подворье вновь закипела жизнь: в двух грузовиках привезли мебель. Выгружать ее пошли Алексей Петрович и Федор; Домна Федоровна осталась заниматься хозяйством, и мне тоже она велела туда не ходить — дело то тяжелое, не бабье. Но любопытство так и распирало меня изнутри, и знахарка, видя это, отпустила: иди, посмотри, раз так уж невтерпеж. Я пулей вылетела из летней кухни и через две минуты уже стояла во дворе нового дома (в сторонке, чтоб никому не мешать) и наблюдала, как осторожно, словно хрусталь, выгружают из машин мебель. Ошарашено глядя на нее, я охала: с такой мебелью и в самом деле надо обращаться самым бережным и аккуратным образом. Дело в том, что привезенные шкафы, комоды, тумбочки, столы, стулья, столики были… антикварными. Более того — все эти вещи составляли один гарнитур, или, во всяком случае, были столь удачно подобраны под стиль и эпоху, что мне оставалось только гадать — где, в каком салоне удалось найти подобный комплект? В том, что мебель — антикварная, я не сомневалась ни секунды: уж кто-кто, а я, археолог, в древностях разбираюсь… Правда, вещи казались новыми, но лишь потому, что все они без исключения находились в превосходном состоянии. То, каким образом они могли так хорошо сохраниться до наших дней, составляло для меня еще одну тайну. По отдельности, может быть, я и приняла бы их за новодел, но никакой мастер-краснодеревщик в наше время не способен столь четко выдержать стиль и придать дух эпохи целому гарнитуру. О стоимости антиквариата я боялась даже задумываться, впрочем, и задумываться тут было нечего: обстановка целого дома примерно конца XIX века (но уж никак не позже первых годов ХХ!), в великолепной сохранности, стоила целое состояние… Не в моих правилах заглядывать в чужой кошелек, но сейчас две мысли пришли мне в голову: первая — как глубоко ошибалась я, думая в самом начале строительства, что дом у Федора будет «небогатым»; вторая мысль — наверняка Калитвины отдали за эту мебель все свои жизненные накопления, а может, не обошлось и без наследства, оставленного многими поколениями зажиточной семьи. Как бы то ни было, свадебный подарок Федору был поистине царским.