Журнал «Вокруг Света» №07 за 1973 год - Вокруг Света

На земле планетологу сделали операцию, и жизнь его была спасена. Однако летать врачи ему настрого запретили, и планетолог Антон Петрович, выздоровев, стал директором музея.

Огромный и неуклюжий корабль производил странное впечатление. Когда он создавался, люди не научились еще применять аннигиляционное топливо, позволившее резко уменьшить размеры звездолетов. Антону Петровичу тут же припомнились слова капитана Денисова, сказанные по телевидению после возвращения на Землю: «Точный расчет? Возможно. Но к тому же счастливый случай, удача. У меня был один шанс из тысячи. И все-таки я рискнул, поскольку выбора, в сущности, не было...» Из забытья директора вывел голос Стреттона, звучавший теперь негромко и вкрадчиво:

— Извините, я вижу, что утомил вас.

— Ничего, ничего... А вы что же так и не присели? — сказал Антон Петрович, поднимаясь.

— Привычка, знаете ли. Кстати, я хотел спросить у вас. Ракеты в музее хранятся без горючего?

— Да, конечно.

— А вам не кажется, что забирать топливо у такого корабля, как «Спартак», — это все равно что... — Стреттон замялся, подыскивая сравнение, — все равно что выпустить кровь из жил раненого.

— Вы правы, — понимающе улыбнулся Антон Петрович, — Между прочим, на «Спартаке» в виде исключения мы оставили аварийный запас топлива. Таким горючим давно уже не пользуются...

— О! Интересно.

Стреттон легко выпрыгнул из люка на траву, минуя лесенку. «Может, это рекордсмен Солнечной системы по прыжкам?» — подумал Антон Петрович, спускаясь вслед за неугомонным инженером. Они стояли теперь между стабилизаторами ракеты, похожими на мощные колонны древнего храма.

— Разве стабилизаторы не приварены к цоколю? — удивился Стреттон.

— Это ни к чему, — ответил Антон Петрович. — «Спартак» достаточно устойчив.

Мимо прошла группа экскурсантов. Их вела девушка в светло-голубой форме курсанта Звездной академии. Она приветливо улыбнулась Антону Петровичу и Стреттону.

Стал накрапывать дождь. Но Стреттон, поглощенный своими мыслями, казалось, отключился.

— Больше вас ничто не интересует в музее? — спросил Антон Петрович.

— Нет, нет, — рассеянно ответил Стреттон.

Вдали из-за поворота аллеи показался Роб.

— Ну, я пойду. Мне надо спешить, — заторопился Стреттон. Он рывком пожал руку директору (снова Антон Петрович едва не вскрикнул) и огромными прыжками помчался по боковой аллее к выходу.

...А ночью произошло невероятное. Весь город был разбужен сильнейшим взрывом. В районе музея вспыхнуло зарево. Следящая станция космической связи зарегистрировала старт ракеты.

Поспешно одевшись, Антон Петрович бросился к орнитоптеру и включил полную скорость... Предчувствие не обмануло его. «Спартака» на месте не было. Вместо постамента у ног Антона Петровича была пологая впадина, выжженная стартовым огнем. Вокруг чернели силуэты обугленных деревьев. Наконец кто-то догадался включить люминесцентное освещение. Обходя огромную воронку, Антон Петрович наткнулся на неподвижное, покореженное тело Роба.

В ответ на запрос Высшего координационного совета из Эдинбурга пришла радиограмма: «У нас действительно имеется в числе сотрудников инженер-конструктор первого класса Джордж Стреттон. Научный руководитель центра. В настоящее время находится в Клайде, где руководит новым циклом испытаний саморегулирующихся систем».

— В настоящее время находится в Клайде, — повторил председатель Совета, усмехнувшись. — Поистине яркий образчик опасного заблуждения!

Перед председателем Совета вспыхнул овальный экран. По голубому полю пробежали слова: «Экстренно. Диспетчер космопорта». Буквы растаяли, и появилось молодое женское лицо.

— Евгений Андрианович, моноплан специального назначения готов к старту. Второй сектор, четырнадцатая стартовая площадка...

— Благодарю. Минут через тридцать будем на месте. Можете прогревать дюзы.

По эскалатору председатель Совета спустился вниз. Ночь уже переходила в рассвет. Все еще моросил надоедливый дождик. У балюстрады нетерпеливо переминался с ноги на ногу Антон Петрович.

— Едем на космодром. Подробности расскажете по дороге, — сказал председатель.

Дверца моноплана хлопнула, и тотчас же взревел мотор. Коротко разбежавшись, машина взмыла в хмурое небо.

— До Эдинбурга двадцать минут, — сказал пилот.

— Разворачивайтесь прямо на Клайдский космодром, — ответил председатель...

Здесь, в Шотландии, стояло настоящее бабье лето.

Космодром был расположен на невысоком плато, утопавшем в зелени. Лампы лунного света, а также фосфоресцирующие стены многочисленных строений успешно спорили с едва разгорающимся рассветом.

День обещал быть солнечным и ясным.

— К инженеру Стреттону, — сказал председатель Совета, садясь в магнитоход.

Дорога лежала через поля. Хлеб был уже убран. Кибернетические машины обрабатывали поля, готовя их к осеннему севу. Людей нигде не было видно.

Мелькнула табличка с надписью: «Клайд». По обеим сторонам шоссе побежали круглые куполообразные строения. Часть из них светилась голубым, зеленым, оранжевым светом, некоторые были темными.

Возле огромного синего купола машина круто остановилась. В свете панелей обычные заросли вереска казались фантастическими. На синем фоне четко вырисовывалась желтая дверь.

Шофер первым подошел к ней и нажал кнопку. Никто не откликнулся.

— Джордж, — негромко позвал шофер. Никто не отозвался. Он забарабанил в дверь, но пластик заглушал удары.

— Заперто? — спросил Антон Петрович.

— Замков здесь нет, — покачал головой шофер.

— Очевидно, дверь чем-то закрыта изнутри, — сказал председатель Совета. — Придется взламывать.

Под дружными действиями трех мужчин дверь быстро поддалась. Она оказалась заставленной изнутри массивным столом.

— Джордж, — снова позвал шофер.

Ответа не последовало. Люди осмотрели комнату за комнатой, но инженера нигде не было.

— Странно, — пробормотал шофер.

— Ничего странного, — сказал Антон Петрович. — Инженер Стреттон уже прошел, наверное, не один миллион километров. Не может же он одновременно находиться в двух местах. Он на «Спартаке»...

— Нет, — горячо ответил шофер. — Этого не может быть. Мы с Джо старые друзья, и я ручаюсь за него, как за самого себя. Я его знаю еще по академии. Мы вместе учились. Вместе проходили стажировку на Деймосе...

— Марсианском?

— Да. Джорджу уже тогда прочили большое будущее. Последние два года он увлекался созданием микрогабаритного электронного мозга, по сложности близкого к человеческому.

— Кто-нибудь, кроме вас, знает эти работы? — спросил Евгений Андрианович.

— Разумеется! Профессор Светлов считает их одними из самых многообещающих в современной кибернетике, если удастся связать этот мозг с устройством, достаточно быстро выполняющим команды... Нет, не мог он так поступить, — заключил шофер, отвечая своим мыслям.

— И тем не менее его здесь нет, — съязвил директор музея. — Как вы это объясните?

— Джо всегда был аккуратен, — невпопад пробормотал шофер.

В комнатах царил образцовый порядок. На письменном столе лежали недописанные листки, испещренные формулами. Казалось, хозяин только что встал из-за стола, чтобы немного размяться. Евгений Андрианович внимательно просмотрел листки. План очередного опыта... Схема авторегулирования третьего блока... Так. А это что? Тоненькая тетрадочка в розовой поливиниловой обложке, на которой большими буквами выведено: «Дневник». Евгений Андрианович сунул ее в карман.

— Между прочим, дверь была закрыта изнутри, — сказал шофер, — так что...

— Вы лучше полюбуйтесь-ка вот на что, — ответил ему Антон Петрович, указав на окно. Окно было распахнуто настежь. — Мне этот молодой человек сразу показался подозрительным, — гнул свою линию директор музея. — Он так дотошно выспрашивал у меня все, потом интересовался, имеется ли у «Спартака» горючее.

— Но что за сумасбродная фантазия, — сказал шофер. — И зачем ему это понадобилось?

— Вот именно: зачем? — повторил Евгений Андрианович.

Зачем? Этот вопрос он задавал себе десятки раз. Из разговоров с сотрудниками института, из их рассказов перед ним постепенно вырисовывался привлекательный образ молодого ученого, влюбленного в свое дело, требовательного к себе и другим, искреннего и скромного. Правда, выяснилось, что в последние дни Стреттон казался чем-то сильно озабоченным. Он был хмур и часто невпопад отвечал на вопросы. Но это и не мудрено, ведь он возглавлял большой участок работы. А кроме того, этот облик никак не вязался с портретом бойкого и жизнерадостного экскурсанта, который нарисовал Антон Петрович.

Если бы хоть кто-нибудь из сотрудников видел Джорджа Стреттона в Эдинбурге или Клайде в день посещения музея! Но таких людей не нашлось. Итак, зачем же?.. Зачем? Председатель Совета снова — в который раз! — перелистал дневник инженера, перечитал отдельные записи.