Время собираться - Филип Дик

– А вы не знали?

– Знала, наверное. А это плохо – знать? Знать про такое? А остальные знают?

– Да. Все всё знают.

И она поняла, что это правда. Все всё знают, кроме нее. Она одна. Она отпрянула, отодвинулась от стола. Она была отрезана от всех. Голоса, звуки, тепло комнаты – все это ее не касается. Все это не для нее. В другом мире. До которого ей не дотянуться.

– Я хочу быть – вместе, – сказала она.

– В каком смысле?

– Не как сейчас. Не с краю. Не так, как я была. Вы разве не помните?

– Помню.

– Я сидела с краю. Такая далекая. Сама по себе. И тут подошли вы.

– Да.

– Зачем вы подошли ко мне?

Верн задумался.

– Чтобы познакомиться.

– Вам хотелось со мной познакомиться?

Он кивнул.

Барбара подалась вперед.

– А почему? – Она напряглась в ожидании ответа. Это было страшно важно. У нее затекло все тело, так долго она ждала. – Почему, Верн? Почему?

– Вы выглядели такой милой.

Она поудобнее уселась на стуле.

– Я рада, что вы подошли тогда. Это большой прогресс. – Она попыталась объясниться. – Для меня, конечно. Для вас-то, может, и нет. А для меня это прогресс. Пенни с Феликсом собираются пожениться, когда мы вернемся назад. Все уже решено.

– Это хорошо.

– Знаю. А вы когда-нибудь были женаты?

Он нахмурился.

– Да.

– Почему вы хмуритесь?

– Просто так.

– Вам не нравится брак?

– Смотря какой.

– Я рада, что они поженятся. Но мне так жаль… вот если бы…

– Чего вам жаль?

– Я… я не знаю. – Она надолго умолкла. Прошли века, неизмеримое количество времени. Наконец она пошевелилась. Все ее тело отяжелело. С огромным усилием она открыла глаза.

Верн ждал, когда она продолжит. Свой стул он подвинул так близко, что оказался уже совсем не напротив нее. Она опустила глаза. Он держал ее за руку. Вдруг у нее из глаз закапали слезы. Она чувствовала, как они текут по ее лицу, по щекам.

Он вытирал их своим шейным платком. Это ее развеселило, она улыбнулась. Верн улыбнулся в ответ.

– Не отпускайте меня, – сказала она. – Держите меня за руку. Пообещайте, что не отпустите.

– Не отпущу.

Он улыбнулся еще шире своей странной морщинистой улыбкой. Которая делала его похожей на сушеную сливу. Ей вспомнилась песня, пластинка, которую так часто ставил ей отец. Песенка Чернослива.

– Никогда такой не слышал, – сказал Верн.

Неужели она сказала это вслух? Думать было трудно. Теперь он держал ее за обе руки. Она чувствовала его совсем рядом.

– Вы понимаете? – спросила она. Он кивнул, наверное, правда понял. Она почувствовала облегчение. – Надеюсь, что вы меня понимаете. У них все хорошо. И будет еще лучше, я надеюсь. Ведь я права, у них все будет еще лучше?

Какое-то время она сидела молча, думая над сказанным. И опять ей стало ужасно грустно и одиноко. Она была совсем одна. С ней никого не было. Верн снова ушел. Она сделала глоток, но в стакане не осталось ничего, кроме льда.

Вдруг появился Верн. Он с кем-то разговаривал, но не с ней. С кем же? Она хотела встать, но комната вдруг подпрыгнула и медленно закружилась. Она схватилась за край стола, чтобы остановить его. Верн сонно поглядел на нее. Свой стул он повернул боком и сидел нога на ногу, играя с галстуком.

– Я странно себя чувствую, – сказала Барбара. Голос звучал как чужой.

– Если мы выедем в час, то никогда не доберемся до шоссе… – говорил Верн. Она моргала. С кем это он говорит? С ней?

Она оглянулась, но голова отяжелела и не хотела поворачиваться. С ними за столом сидел еще один человек. Он был весь черный – костюм, шляпа, одежда, даже кожа. Он был негр.

Ее рука держала что-то холодное. Она опускала свой стакан на стол. Но как она его брала, не помнила. Негр улыбнулся и заговорил. Кто он такой?

Билл. Так сказал Верн.

Билл что-то говорил, одну и ту же фразу снова и снова, настойчиво глядя на нее. Она кивала. Что с ним такое? Он встал и ушел. Вернулся.

Ладони стало холодно. Стакан ледяной, капельки влаги на пальцах. Полный. Наполовину пустой. Ее замутило.

Но она тут же подавила тошноту и выпрямилась на стуле, оглядываясь, не заметил ли кто. Верна не было. Она увидела его в другом конце бара, где он разговаривал с какими-то людьми, держась руками за спинку стула. Коленями он стоял на сиденье, подошвы его ботинок нуждались в починке. Он был как ребенок. Усохший маленький эльф. Почему он такой коротышка? Вот Билл просто громадный. И весь черный. Так ведь он негр.

Музыкальный автомат заиграл «Тайм он май Хэндз». Она спросила, а другой музыки у вас нет?

Человек за стойкой ответил, а что бы вы хотели?

Она встала. Комната медленно покачивалась, как будто у нее под ногами разворачивался ковер. Или как будто она ехала на карусели в красной карете. Бар поплыл к ней. Она увидела женщину с большим широким лицом. И двух мужчин. Ласковые, вкрадчивые, они шли ей навстречу. Вдруг она споткнулась. Ее руки онемели, заныли от боли. Одна из них гладила ее по щеке, терла лицо.

Она встала. Верн что-то говорил, снова и снова. Вокруг нее все жужжало и звенело.

Потом стало холодно. Она вся замерзла. Сначала замерзли ступни, потом ноги, потом все тело и, наконец, руки. Медленно она подняла одну руку перед собой. Ужасный ветер налетел и толкнул ее. Что-то вибрировало. Океан? Океан вселял в нее беспокойство. Впереди не было видно ничего, кроме темноты. Что-то твердое тыкалось ей в бок. Она пощупала. Какая-то палка.

Ей стало страшно. Палка не шевелилась. Она вцепилась в нее изо всех сил. Поломала ногти. Вдруг на ее руку легла чья-то ладонь. Раздался голос. Она забыла про палку.

Она была в машине. Машина ехала. На нее дул ветер, она сидела, прижавшись к дверце. Голос объяснял ей это, от чего-то предостерегал.

Потом она сидела у какого-то прилавка, в котором прямо перед ее носом стопкой лежали пироги. Каждый на своей полочке. Мужчина в белом открыл дверцу и взял один пирог. Яблочный.

– С мороженым?

– Нет, просто, – ответил Верн.

– Просто.

Все вокруг сияло. Болела голова. Болело все тело. Она медленно обернулась. По одну сторону от нее сидел Верн в толстом пальто. Она повернулась в другую сторону. Там сидел высокий красивый негр и пил кофе.

– Доброе утро, мисс Малер.

Она вытаращилась на него. Откуда он узнал ее имя? Он широко улыбнулся. Сказал что-то еще, но она не разобрала слов.

– …Надеюсь, лучше, – буркнул Верн.

Барбара наклонилась вперед и прижалась лбом к витрине. Что-то как будто бурлило внутри нее, бродило по ее телу.

Она встала и стояла рядом со своим табуретом, прижав костяшки пальцев к лицу. Мужчины глядели на нее: Билл – с чашкой кофе в руке, Верн – куря сигарету. Билл смотрел на нее с вежливым выражением на лице. Терпимо и с пониманием. Даже с некоторой веселостью.

– Я сейчас… вернусь. – Она повернулась к человеку за прилавком. Тот смотрел на нее без всякого выражения.

– Это там, налево, – проворчал Верн.

Неверным шагом она прошла через комнату и толкнула дверь уборной. Там она согнулась над раковиной и ее стошнило. В голове была одна мысль: Верн ошибся. Меня тошнит. Тошнит.

Тошнота вызвала в ней отвращение к самой себе и ощущение несчастья. Она оторвалась от раковины, подняла голову. Из квадратного зеркальца на нее глядело ее отражение. Серое лицо молодой женщины, страдающей от тошноты. Глаза полуприкрыты от усталости. Волосы взлохмаченные, торчат, как пакля. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и захлопнула веки, как ставни, не давая им пролиться.

Зрение исчезло. Стало лучше. Немного погодя она открыла воду, и раковина медленно очистилась. Она опустила в воду ладони, потом запястья, ополоснула глаза. Вода была холодной. Левая рука заныла.

Барбара присела на унитаз и протерла глаза пальцами. Меж них капали слезы, стекали по запястьям. Она пыталась остановить их – ей не хотелось плакать. Если она расплачется, все станет еще хуже. Ей хотелось держать все в себе. Ничего не выпускать наружу. Если бы только она могла сжаться, собраться в комок, становясь все меньше и меньше…

Она вытерла лицо, провела влажными ладонями по платью. Оно было грязное и мятое. Во рту и в носу дурно пахло. Она оторвала кусочек туалетной бумаги и высморкалась.

Наконец все тем же неровным шагом она вернулась в комнату. Верна и Билла не было. За прилавком тоже было пусто. Она тупо огляделась по сторонам. Они оказались в кабинке.

Она села рядом с Верном и уставилась на салфетку перед собой. Взяла ее, стала крутить. Она видела часы Верна, которые высовывались из-под манжета, прикрытые растительностью на его руке. Который час? Девять? Нет, уже почти десять.

Она взглянула в окно. На улице светило солнце. Люди и деревья. Несколько припаркованных машин. Магазины. Мимо прошла пара. Пожилые, хорошо одетые. Интересно, куда они идут.