Ночной вызов - Николай Мисюк

"Да, - с горечью думал Пескишев, - все правильно. С годами организм дряхлеет, человеку все тяжелее выполнять свои обязанности. Но ведь - смотря какие. Оперировать хирургу трудно - не тот глаз, не та рука, но преподавать... Разве молодость, энергия, сила способны заменить гигантский опыт, накопленный тем же Бобарыкиным? Как тут поступить? Конечно, можно понять Муравьева, когда он отправляет на пенсию людей равнодушных, бесталанных, из года в год пережевывающих одни и те же страницы учебника... Но зачем же трогать одержимых своей работой, особенно если их пока практически некем заменить? А Ивана Ивановича некем заменить, Пылевская не потянет, это же ясно, и пострадает от этого необдуманного, поспешного решения не только хороший человек, но и дело, во имя которого все затевалось".

- На пенсию! Я им покажу на пенсию! - вдруг взорвался он, хотя прекрасно понимал, что не в силах что-нибудь сделать. - Я им этого не позволю!

- Ну как же вы не позволите? Что вы можете? Власти-то у вас нет... Иван Иванович вытер лицо мятым платком. - Не могу я уходить на пенсию, пропаду совсем. Что мне без студентов делать? Ведь сопьюсь вконец, вот беда...

- А вы не пишите никакого заявления.

- А что толку? Оформит приказом без моего согласия. Учебный-то год кончается.

- Да, да, точно, кончается, - нахмурился Пескишев. - Хотя, стоп, так это же хорошо!

Его осенила идея, которую он тут же изложил Бобарыкину. Расписание летних отпусков утверждено давно. Отпуск у Ивана Ивановича начинается в понедельник, то есть через два дня. Остается только одно - уехать куда-нибудь подальше и не возвращаться до самой осени.

- Будем считать, что вас уже нет. Если ко мне обратятся, я так и скажу.

- А что это изменит?

- Все. Если даже приказ отдадут, осенью, когда вы вернетесь из отпуска, придется его отменить. До отпуска они это могли сделать, а после отпуска нельзя, ведь профессорско-преподавательский состав положено сокращать только в конце учебного года. Таким образом, год выиграем, а за это время многое может измениться.

Выслушав Пескишева, Бобарыкин несколько воспрянул духом и, поблагодарив его, пообещал сегодня же уехать из города.

Не успела за ним закрыться дверь, как в кабинет пулей влетела взволнованная Маня.

- Федор Николаевич! Федор Николаевич! Это он во всем виноват...

- Кто?

- Цибулько. Разве вам жена не рассказала? Я как вцепилась в него, жалко, студенты оторвали. Обманщик он!

- Безобразие, Маня. Нельзя руки распускать. Теперь тебя уволить могут.

- Уволить! - воскликнула Маня. - Да вы соображаете, что говорите? Как можно меня уволить, если я к больным приставлена?! Кто будет за ними ухаживать, если меня уволят? Кто будет им судна да утки подавать? А?

- Ну, что ты разошлась? Все равно безобразничать нельзя.

- Я больше не буду, - примирительно сказала Маня. - А Цибулько свое получил. Он же сволочь. Разве так можно на человека наговаривать?.. Ну, я пойду, Федор Николаевич. - Маня поправила косынку и вышла из кабинета.

Пескишев, улыбаясь, посмотрел ей вслед. Дела-а...

Позвонил Колюжный, выразил неудовольствие постановкой воспитательной работы на кафедре. В доказательство привел пример с Маней. Возмущался, что она не только травмировала Цибулько, но и ему самому угрожала.

- Каким образом?

- Да я хотел ее утихомирить, а она говорит: "Не трожь. Я тебя не трогаю и ты меня не трогай, а то как дам по носу, сразу угомонишься". Ну разве так можно? - возмущался декан.

- Вы уж простите, я лично займусь ею и приму надлежащие меры, чтобы впредь ничего подобного не случалось, - с трудом сдерживая распиравший его смех, сказал Пескишев.

В кабинете было душновато. Он встал, распахнул окно. Потянуло сквознячком - зашла Пылевская. Подхватила какие-то бумаги, взлетевшие над столом, извинилась.

- Начальство разыскивает Бобарыкина. Вы не знаете, где он?

- К сожалению, нет. Минут десять назад он был здесь, а вот куда ушел, не знаю. Кстати, не в поликлинику ли? - схитрил Пескишев, но неудачно: была суббота, в этот день никто из сотрудников кафедры в поликлиниках не консультировал.

14

Бобарыкин после разговора с Пескишевым воспрянул духом. По пути домой он зашел в кафе, перекусил, стараясь не глядеть в сторону буфета, где поблескивали бутылки, и решил посидеть на скамейке в ближайшем сквере, чтобы еще раз обдумать возникшую ситуацию.

Итак, сегодня последний рабочий день. Завтра начинается отпуск, а во время отпуска его уволить не могут: не положено. Правда, до конца рабочего дня осталось около четырех часов. Его еще могут найти и вновь предложить написать заявление либо познакомить с уже заготовленным приказом об освобождении от занимаемой должности. Оснований у ректора для такого приказа вполне достаточно. Во-первых, срок переизбрания Бобарыкина истек. Во-вторых, у него пенсионный возраст. Однако, если ректор промедлит с приказом, то осенью, после отпуска, его можно будет опротестовать - тут Пескишев, конечно, прав.

Но Бобарыкина теперь смущало другое: почему он должен ловчить, прятаться от кого-то, словно человек, совершивший грязное дело? Хотя предложение Пескишева не выходило за рамки закона, но было в нем что-то неудобное, некрасивое, несовместимое с житейскими принципами, которым Бобарыкин следовал всю жизнь. Конечно, он так и не стал ученым, не обогатил науку открытиями, но работал честно, добросовестно, отдавал институту все свое время и силы. К тому же он ветеран войны, был ранен, награжден боевыми орденами. Там, на войне, всякое случалось: отступал, прятался, зарывался в землю... Но никогда не паниковал и не был трусом. Там был враг. Бобарыкин знал, что надо было делать, чтобы одолеть его, выстоять, выжить. Теперь же его охватило сомнение. Что предпринять? Уехать, спрятаться, зарыться в какую-нибудь конуру, чтобы его не нашли... последовать совету Пескишева или вернуться в клинику, где его ждут больные, которых он обещал посмотреть? А ведь обещал, черт побери, даже не предполагал, чем может закончиться сегодняшний день!..

- Иван Иванович, вот вы где! А ведь вас ищут в отделе кадров, с ног сбились.

- Это вы! - воскликнул изумленный Бобарыкин, увидев возле себя Пылевскую.

- Нехорошо, нехорошо! Рабочий день в разгаре, а вы уже блаженствуете на лоне природы, - сказала она, укоризненно покачав головой.

- А что вас, собственно говоря, беспокоит? Ведь вы мою работу не делаете.

- Это не имеет значения, уважаемый коллега. Каждый из нас делает то, что ему поручено. Худо другое - и вы свою работу не делаете. К тому же, как говорят автоинспектора, от вас попахивает отнюдь не одеколоном, а, я бы сказала...

- Ложь, матушка, ложь, не пил, - перебил Пылевскую раздраженный Бобарыкин. - Между прочим, вы тоже не на работе. Так что могли бы не укорять меня.

- А я, Иван Иванович, выполняю общественное поручение. Мне поручено...

- Разыскать меня? Так что ли?

- Нет, не так! То, что я встретила вас, - чистая случайность. Но коль эта случайность произошла, то я сказала вам то, что слышали. Кстати, начальник отдела кадров просил вас сегодня явиться к нему.

- Зачем это я вдруг ему понадобился?

- А вот это вы уточните у него. Судя по всему, дело очень важное, иначе он не стал бы десять раз звонить на кафедру и проявлять столько беспокойства.

- Возможно, - уже спокойно сказал Бобарыкин, осознавая безвыходность своего положения. - Так куда же мне идти: в клинику или в отдел кадров?

- Времени еще достаточно, чтобы успеть побывать и там, и там, добродушно усмехнулась Пылевская и, кивнув Бобарыкину, заторопилась к выходу из сквера.

Настроение у Ивана Ивановича было окончательно испорчено. Глядя вслед уходящей Пылевской, он понял, что скрываться бессмысленно и оскорбительно. Надо идти.

"Эх! Где наша не пропадала, - подумал Иван Иванович. - На фронте и похуже бывало. Надо выдюжить".

Проконсультировав больных, Бобарыкин направился в отдел кадров.

- Иван Иванович, дорогой! - воскликнул начальник отдела кадров, протягивая ему руку. - Вы-то нам и нужны. Тут для вас сюрприз приготовлен.

- Какой сюрприз? - поинтересовался Бобарыкин.

- Почетная грамота. Сам Антон Семенович хотел ее вам вручить, но вы как в воду канули. Очень сожалел. Поручил это мне сделать. Так что позвольте вас поздравить.

Начальник отдела кадров вручил Ивану Ивановичу грамоту и долго тряс руку. Затем посоветовал заглянуть в местком, где ему тоже кое-что приготовили. Бобарыкин поблагодарил и тяжело поднялся с кресла.

- Минуточку, - попросил начальник отдела кадров и подал ему бумагу. Распишитесь, пожалуйста.

- А это что? - спросил Бобарыкин.

- Приказ. Да ведь с вами все согласовано.

Это был приказ ректора об освобождении Бобарыкина от занимаемой должности в связи с уходом на пенсию.

Иван Иванович побледнел, молча достал из кармана ручку, расписался и вышел.

- Грамоту... грамоту забыли, - вслед ему закричал начальник отдела кадров, но он даже не обернулся.