Я. Книга-месть - Отар Кушанашвили

Если вы сначала послушаете отвратную песню «Угонщица», а потом безуспешно будете унимать сердце, слушая «Не опоздай», вы быстренько поймете, что ИА в курсе, что такое биржа, и в курсе, что биржевой курс романтики всегда высок.

Пройдя земную жизнь до половины, она разгадала несколько тайн. Одна из них такая: если глаза необманные и приложить некоторые усилия, можно переплавить невзгоды в арт-продукт, заменяющий фармацевтику.

Остаточный запас мифа об Ирине Аллегровой – как и обо мне – еще не просто велик, а преумножается.

В этом смысле показательна история с песней «Транзитный пассажир».

В этой песне быль, случившаяся с каждой второй женщиной большой страны, у которой (женщины, не страны) и впрямь есть повод для кручины. Но кручина… м-м-м-м… непродуктивна. В совокупности с иными мелкотравчатостями ведет к духовному тлену.

Ведь если по делу, жизнь страшно била ИА. Состояла из пощечин и подзатыльников, а триумфы, все до одного, были рукотворными. Жизнь ведь сука такая, обязывая нас к самодисциплине, делает все, чтоб поглумиться всласть над нашей природой.

Если вы не заметили, именно в означенной песне или, например, в «Тем дням счастливым не вернуться, и не вернуть любовь, ты знаешь. Но только бы тебе не поскользнуться, легко ступая по моим слезам» видна горькая улыбка над бренностью жизни и тщетой надежд.

Даже эти, означенные, слезы можно и должно переплавить в арт-продукт, в пилюлю, в кимоно, в высокую улыбку.

Даже если песня фиксирует разъедаемое безумием сознание одинокой женщины, ИА в конце улыбается, из каковой улыбки следует, что порох-то есть, что льду не победить, что вера в себя и чувство самосохранения целительны.

Тут вам не шелуха необеспеченных смыслом слов, но почти байроническое стремление исследовать все необычное и запрещенное из области женских эмоций.

Вы, верно, не осведомлены на тот счет, что, когда и ИА в плохом настроении, к ней лучше не приближаться.

А когда она вне себя от горя, я тоже знаю. Послушайте «Улыбку папы» еще раз.

История ее лирической героини – история каждой женщины, которую я знал и знаю в той степени или в этой.

Условно выражаясь, это аутентичная вполне себе хроника живых борений (за счастье) женской души.

Нагнуться, наклониться, сжать зубы – и взлететь; так-то, подруги мои.

ИА оформила мэсседж: небесная и земная власть – на нашей стороне.

Когда мы любим, здесь и сейчас.

Ни одна группа не подарила мне такое количество шедевров, помогавших мне в битве с невзгодами и в войнах с самим собой, как «Агата Кристи», как интеллектуальные хитрованы братовья Самойловы.

Вот к ним относится пресловутое «когда б вы знали, из какого сора…». Добавьте к этому гримасы быта, душевный коллаж не разумеющих нас половинок, добавьте к этому курс евро, нежелание видеть никого, слезы по ночам… Вот как из всего этого, сквозь все этого начинает бить ослепительный свет подлинности? Вас эта тайна не изводит?

Правда ли, что с братанами Глебом и Вадимом Вы употребляли транквилизаторы типа реланиума? Насколько серьезно у Вас обстоят дела с этим?

С ними – нет, но вообще, к стыду своему, – да. Никакие могущественные силы не могли заставить меня прекратить.

Кроме воли, стыда и ответственности.

Я не готов променять песню «Четыре слова про любовь» даже на постановку «Лебединого озера» с Киркоровым в главной роли.

Иные песни, написанные от имени запертого в узилище разъеденного безумием сознания человека, неотразимы.

Какие страсти, пардон, мордасти в каждом альбоме!

Вершинная работа последних лет – «Я поцелую провода» – могущественный гимн сознательного лирического анархизма в исполнении (анти)героя, которого не принудишь делать то, к чему не лежит его душа, даже если воскресишь Иисуса.

«Агата Кристи» опрокидывает тезис, что гений и хороший вкус не всегда ходят об руку. Иногда вот прогуливаются.

По отношению к шоу-бизнесу братовья Самойловы всегда вели себя равнодушно и отстраненно, как селезень на пруду.

Особенно после кончины клавишника Саши Козлова (подозреваю, от наркотиков), всегдашнего противника тусклого мироощущения.

Женатый Басков, молчаливый Отарик, совестливый Саакашвили

Говорят, что бывший тесть Баскова теперь в пику ему спонсирует Киркорова; чем не анекдот. Вообще говоря, женатый Басков – это молчаливый Отарик, а Зверев, у которого сын, явление такого же высшего порядка, как совестливый Саакашвили.

Я обожаю предаваться воспоминаниям, мне мемуары не страшны, моя память избирательна, посему я нескончаемо готов славословить судьбу-индейку и восхвалять людей, которые мне дороги (вот такой я счастливый сукин сын).

Ваша мечта?

Чтоб столько денег, что не будет необходимости выходить из дому.

Бари Алибасов всю сознательную жизнь вопиет против искажения природы человека, не умеющего отделить зерна от плевел, доплыть до противного берега.

Он умеет быть элегантно ироничным, любит быть эпатирующе откровенным, он жадно жовиальный, он умеет играть в запертого в узилище, разъедаемого безумием сознания, со знанием дела переведет с казахского на грузинский «чувство самосохранения», способен уверить вас, что превратит лед в порох и наоборот.

Если Айзеншпис оставил нам в наследство таранный метод продюсирования, то Бари – даже при всей нонешней шаткости нанайской карьеры – продолжает культивировать лукавую методу, в основе которой изощренный интеллект.

В мыслительный репертуар подавляющего большинства людей понимать БА пунктом не входит, потому что мыслительного репертуара нет, а его мысли что газмановские скакуны.

Он никогда не станет старообразным, этот стихийный гений, живущий в собственной вселенной.

Влад Сташевский однажды отказался участвовать в съемках документалии обо мне, сказав звонившей девушке-администратору: «Он ко мне плохо, и я к нему плохо».

Такая реакция не есть правильно, но есть искажение правды, которая разом и сладкая, и горькая (пардон за ходульность).

У Вас есть отвращение к тем людям, которые Вас ненавидят?

Нет, зачем?

Глупо.

Непродуктивно.

Он пал жертвой невзгод, которые самолично породил.

Это был, конечно, просчитанный успех. В первую очередь Наполеона-Айзеншписа, терпевшего ему (и мне, и мне!) множественные фортели.

Его появление было многознаменательным: было доказано, что обаяние (даже, как у меня, отрицательное) превыше всего, по крайности важнее умения лихо расправляться с октавами.

Вы, скорее всего, удивитесь, но Влад – рефлексирующий парень, терзавший себя и нас, окружение, вопросами из того самого разряда.

По отношению к Дамам – рыцарь.

Однажды мы проникли на закрытую вечеринку, где он отпиздил трех бойцов за то, что барышню обижали.

Сильный духом. Высокий паренек, не способный на низость.

Тем, кто на все корки бранит Влада Сташевского, я предъявляю эту книгу и предлагаю послушать мою любимую «Ах, вечерочки». Она мигом разобъет об колено стереотип о нем. Он весь в этой песенке.

Разумеется, он разумел, что его многие ненавидели. Не ругали по существу, а именно что ненавидели. Он знал, что худо поет. Но он знал, что можно брать другим. Обаянием (хотя, безусловно, иные и обаяние находили отрицательным).

Он не задирал нос, тем более высоко.

Когда мы общались, у него было неплохое чувство юмора. Он жил в гармонии с собой, а женившись на Ольге Алешиной, расплевавшись с ЮА, обрек себя на хаос.

Записал несколько скуловоротных песен, превратился в резонера, отверг мою дружбу в анатомических подробностях.

Ну и ладно.

Желаю Ему Счастия!

Я любил и люблю – как бы он сейчас ко мне ни относился – Иосифа Отаровича за мужской подход ко всему. Таковой подход предполагает глубину проникновения, избавленную от тонких эмоциональных вибраций. А у него есть и то и другое.

Но он очень любит быть Макаренко.

Когда я попал в переплет в Питере, он позвонил мне и ну отчитывать («Не пей!»)… Мне тут же захотелось выгнуться, презрев все законы гравитации. Я хотел крикнуть в трубку: «Я одинок!», о перепадах температур между формой и тем, что внутри, про то, что мне уже не избавиться от бунтарского реноме… но я сдержался.

Пусть все у него будет хорошо. Заслужил.

Слушал родимую поп-музыку. Потому что никто еще не отменял заповеди: изучи врага хорошенько… Враг живет в полном довольстве, можно ужесточить лексику – в абсолютном; он по-прежнему на 99 процентов питается ворованными мотивами и чудовищными рифмами, нас потчуя тем же.

Мы прозевали момент, когда главной музыкой в стране стала музычка для невротичных сентиментальных бандитов. И эти адепты и апологеты шансона будут утверждать без тени смущения, что их короли Трофим и Стас Михайлов поют не ради гонорара, а ради ответов на проклятые вопросы.