Дети Метро - Олег Красин

Но Гусаров не обратил внимания на флюиды, исходившие от новоявленного танцевального партнера, он, словно вспомнив о чем-то спросил:

— У тебя музыка есть?

— Сейчас сделаю! — с готовностью откликнулся Вадим.

Быстро подойдя к столу, он включил стоявший на шкафу CD-проигрыватель «Samsung», с торчавшей из него сбоку флешкой. В комнате зазвучала песня «Отшумели летние дожди», которую пел с придыханием беззубый певец Шура:

Скажи мне «Да», «Да» — мой ответ,Скажи мне «Да», не говори «Нет!»

Услышав песню, Гусаров усмехнулся.

— Нет, не пойдет, — сказал он и выразительно посмотрел на Вадима, — выключай, будем без музыки. Иди сюда!

С видимым сожалением Вадим выключил проигрыватель и подошел. Они вновь заняли закрытую позицию, встав лицом друг к другу. Гусаров принялся напевать мелодию румбы и выходило это у него неплохо — голос у Стаса оказался приятным, близким к баритону. Он прерывался только для того, чтобы подать команду.

— Сейчас поворот, — Стас оттолкнул рукой Вадима, показывая, куда тот должен встать, — сейчас шаг назад, но руки не отпускай. Это открытая позиция, теперь возвращайся назад!

Они вернулись в закрытую позицию.

— Еще движение бедрами, — продолжил экспресс-показ Стас, — вращай вправо и влево, медленно приседай.

Вадим делал все, как говорил Гусаров. Потом они пошли вместе, покачивая бедрами в одну сторону, в другую. Гусаров почувствовал, как во время некоторых движений директор салона невзначай касался его бедер своими. Он остановился, грозно глянул на Вадима — Стас не любил когда его отвлекали от занятий делом, особенно, если это дело ему нравилось. Вадим же принял невинный вид, показывая, что все происходящее чистая случайность.

Они продолжили двигаться.

В директорском офисе оказалось тесно, поскольку он никак не был приспособлен для латиноамериканского танца. Стас вел партнера, пытаясь лавировать между столом и креслами, стоявшими довольно кучно, но пару раз он чуть не опрокинул столик с электрическим чайником, а один раз едва не уткнулся в стенку, когда производил закручивание Вадима. Тот с видимым удовольствием подчинялся властным движениям руки своего начальника. Стас опять почувствовал осторожное касание бедра молодого человека к своему бедру.

— Ты чего? — он опять остановился и перевел дыхание, — я что, голубой?

— Стас, я этого не говорил, — Вадим осторожно отодвинулся назад, боясь бурной реакции Гусарова.

— Чего тогда трешься?

— Чисто случайно получилось. А вообще… — Вадим замялся, — ты не пробовал по-другому, нетрадиционно?

— С геями что ли? Нет, мне это не нужно.

— Зря, зря. Знаешь, новые ощущения обостряют чувства. Тебе может понравиться!

— Нет, не заманишь! Блин, ты чего забил копытом, из-за танца? Так и знал, что надо было с Леркой попробовать.

— Зря, зря, — разочарованно повторил Вадим, — вообще гей-культура известна давно, с древних времен. Да и писатели её не чурались.

— Это кто ж? — с усмешкой спросил Стас. Они разошлись в стороны, Стас снова уселся на директорское место.

— Например, Шекспир. Помнишь Гамлета?

— В смысле «быть или не быть»? Где ж там геи? У Гамлета была невеста Офелия. «Офелия, о, нимфа!» — я так иногда девчонкам говорю, когда хочу постебаться.

— Офелия это ошибка. Девушка ошиблась с выбором, не знала, что у Гамлета был Горацио, а когда узнала — сошла с ума. Или хотя бы два офицера Розенкранц и Гильдестерн? Они тоже были вместе.

Стас с удивлением спросил:

— Что за лабуду ты несешь?

— А что? Сам почитай!

Однако перечитывать Шекспира Стас не стал. Он решил не продолжать этот пустой, со всех точек зрения, разговор, посмотрел на часы и понял, что пора возвращаться в головной офис.

Кое-что он узнал здесь, в автосалоне в Крылатском, но эти новые знания ему не нравились. Он и до этого знал, что Лера была строптивой девушкой, взбрыкивала, где ни попадя, и Стаса это не устраивало. Наверное, поэтому они и расстались в своё время.

Разговаривая с ней сегодня, он почувствовал, что она что-то недоговаривает, виляет. Эти её лукавые взгляды, насмешливый тон. Не зря говорят, что для девушки лучшая защита — нападение. Не скрывалась ли за её смешливостью вина?

Теперь он с уверенностью думал, что, скорее всего, Валерия сдала его Максиму, а не Белорыбов. В таких делах он редко ошибался. Но Максим это пройденный этап, с ним уже все решено, всё разрулено. А вот Белорыбов? Знает ли он? Если ему не говорил Макс, то, наверняка, болтнула Лерка.

Как шахматный гроссмейстер Стас пытался просчитать ситуацию наперед, предугадать стратегию противника, его возможные ходы. «Придется допустить, — думал он озабоченно, — что Лерка растрепала обо всем Белорыбову. Но платить этому лоху, как и Максу, я не буду. Слишком накладно и лишает весь бизнес доходности».

Он окинул взглядом Вадима, разгоряченного румбой, снявшего бежевый пиджак и оставшегося в голубой рубашке, на которой под мышками и на спине проявились темные пятна пота. Вадим казался взволнованным после танца с мужчиной.

Гусаров иронически хмыкнул:

— Пока, лузер!

— Почему лузер? — удивился Вадим.

— Меня-то ты не снял!

Глава 14

Мама Кати Нина Георгиевна часто думала о дочери. Ей было жалко свою дочь, она хотела ей счастья, но повлиять на её жизнь никак не могла. Она считала Катю беспечной, отчасти бестолковой, совершенно непрактичной.

Нина Георгиевна работала бухгалтером в финансовом колледже. Заполняя платежные поручения, делая проводки и другие бухгалтерские операции, она иногда надолго задумывалась, снимала очки, протирая уставшие глаза.

Катя никак не могла познакомиться с достойным молодым человеком или приличным мужчиной, пусть даже и постарше её, а ведь дочери пора было взрослеть. Разве она могла растить и воспитывать сына, если сама была еще ребенком, капризным и безответственным, как казалось матери?

Нельзя сказать, что Нина Георгиевна не уделяла ей время, когда Катя была маленькой. Она старалась привить дочери правильное отношение к жизни, которое, по её мнению, выражалось в хорошей учебе, примерном поведении и послушании. Такое сочетание несло позитив, составляло внутренний стержень человеческих качеств, а иметь стержень это очень важно. Это то, что помогает выдержать удары судьбы, жизненные невзгоды, стойко их перенести и вновь идти дальше.

Так считала Нина Георгиевна. И она всеми силами старалась выковать этот стержень у Кати.

В школе её дочь училась хорошо, закончила с отличием. Так же неплохо она провела и студенческие годы. Мать с удовлетворением думала, что добилась своего — её дочь готова вступить в жизнь. Но скорый брак, сразу после института, а затем последовавший развод, смешал все планы. Она видела, как Катя теряла уверенность в себе, замыкалась, делалась грубой и была сама собой только, когда оставалась наедине с сыном Денисом. Тогда она вновь становилась веселой, открытой и душевной. Нина Георгиевна, с отчаянием наблюдая эту картину и не знала, как помочь дочери.

Сама она когда-то осталась без мужа. Правда здесь была другая история — муж заболел, лег в больницу и там сошелся с медсестрой. Потом они уехали куда-то на север и Нина Георгиевна, долго не имела о нем сведений, пока однажды случайно не узнала, что её бывший внезапно скончался от инсульта. Жалости и сожаления по отношению к нему она не испытала — все, что было между ними осталось в прошлом. Она вырвала его из сердца, как отрывают листок календаря и бросают в корзину с мусором — назад не достанешь, обратно не приклеишь.

Её дочь примерно также поступила с бывшим мужем — решительно и безвозвратно выбросила его из головы. Она была гордой. Этот её поступок Нина Георгиевна полностью одобряла, но вот потом. Один, другой молодой человек в её жизни — возникали и скрывались, как мотыльки в ночи. Сейчас вот этот Никита. Зачем он её нужен?

Нина Георгиевна сокрушенно покачала головой.

Затем мысли её потекли по другому пути, она подумала о Денисе. Через пару-тройку лет мальчику нужно будет идти в школу. Возможно, ей придется уволиться, брать подработку на дом, чтобы провожать и встречать его. Время было страшным: что ни день, то сообщения о педофилах, маньяках, других ужасных вещах. Нет, внука никак нельзя оставлять без присмотра!

Нина Георгиевна расстроено посмотрела в окно. За окном осень уже вступала в свои естественные права.

Сентябрь начался с мелких дождей, ночных похолоданий и сильного листопада. Дворники, большинство которых было выходцами из Средней Азии — таджиками, узбеками не успевали убирать тротуары, уныло шаркая по утрам метлами и скребками. Они собирали мокрые грязные листья в кучи, упаковывали их в полиэтиленовые мешки для вывоза мусоровозками, словно из города увозили останки лета, бывшего до того живым существом.