Моя жизнь - Василий Дегтярёв

 Воина затянулась. Сражения длились уже третий год, унося миллионы человеческих жизней. Эта война тяжким бременем ложилась на народ. Из-за недостатка рабочих останавливались заводы. Начиналась хозяйственная разруха. В деревнях огромные площади не были засеяны: не было рабочих рук, не хватало семян. Из Тулы писали, что народ обносился и стоит на пороге голода.

Тяжелое настроение усугублялось известиями о поражениях царских армий. Немцы захватили Польшу, большую часть Прибалтики и двигались к Петрограду, рвались к Ростову.

В начале 1917 года под руководством большевиков вспыхнули стачки рабочих в Петрограде, Москве, Баку и других городах. Никакие меры полиции и жандармерии не могли подавить негодования рабочих. Стачки охватывали все больше и больше заводов.

Однажды морозным утром гулко заревел гудок нашего завода. Все рабочие высыпали из цехов и, высоко подняв алые знамена и плакаты с надписями: «Долой самодержавие!», «Долой войну!», двинулись чеканным шагом по главной улице Сестрорецка.

Немногочисленная полиция города, увидев огромную толпу рабочих, растерялась и даже не попыталась нам мешать.

Мы громко пели:

Отречемся от старого мира,Отряхнем его прах с наших ног,Нам не нужно златого кумира,Ненавистен нам царский чертог.

А толпа демонстрантов все росла и росла. Из домов выходили мужчины и женщины и присоединялись к нам.

Вдруг кто-то схватил меня за руку. Обернувшись, я изумился. Это был мой старший сын Шурик. Ему шел в ту пору одиннадцатый год.

— Папа, я тоже пойду с вами. Можно?

Хотя наша демонстрация могла окончиться плохо, отказать ему не было сил.

В воздухе призывно и гневно звучала песня:

Вихри враждебные веют над нами,Темные силы нас злобно гнетут,В бой роковой мы вступили с врагами,Нас еще судьбы безвестные ждут.

Но мы подымем гордо и смелоЗнамя борьбы за рабочее дело,Знамя великой борьбы всех народовЗа лучший мир, за святую свободу!

Вдруг из-за поворота выскочила группа городовых во главе с исправником.

— Стой, остановись, будем стрелять! — заревел исправник.

Но толпа опрокинула их, смяла и заглушила дикие крики громовыми словами песни:

На бой кровавый,Святой и правый,Марш, марш вперед,Рабочий народ!

Царское правительство приказало расстреливать демонстрантов. Рабочие обезоруживали полицейских и жандармов. Началась вооруженная борьба.

26 февраля (11 марта) в Петрограде 4-я запасная рота Павловского полка присоединилась к рабочим и открыла огонь по городовым. Вслед за этим началось массовое братание солдат с восставшими рабочими.

В тот же день Бюро Центрального Комитета большевистской партии выпустило манифест с призывом к продолжению вооруженной борьбы против царизма, к созданию временного революционного правительства.

На другой день в Сестрорецке стало известно, что царское правительство низложено.

Вечером в городе заседал ревком, а в ночь рабочие дружины нашего завода и восставшие солдаты арестовали воинское и городское начальство. Власть перешла в руки Совета рабочих и солдатских депутатов.

Мы ликовали. Мы верили в то, что начинается новая, радостная жизнь.

Но наши надежды не оправдались. Победа революции, завоеванная кровью рабочих, была предана меньшевиками и эсерами, которые пошли на сделку с буржуазией и помещиками, сформировав Временное буржуазное правительство.

Партия большевиков и ее газета «Правда», ставшая легальной, разъясняя рабочим предательство меньшевиков и эсеров, стали готовить пролетариат к новой решающей битве за власть Советов.

В моей памяти на всю жизнь сохранились воспоминания о первых днях Октябрьской революции. Утром 25 октября я приехал в Петроград в надежде повидать Федорова. Дул резкий холодный ветер с залива. А трамвая, как назло, не было. Постояв минут двадцать на остановке и не дождавшись трамвая, я, по примеру других, отправился пешком.

И чем дальше я шел, тем чаще мне попадались навстречу отряды вооруженных рабочих и матросов. Одни пешие, другие проезжали на грохочущих грузовиках. «Что-то готовится!» — подумал я, но спрашивать незнакомых было неловко, и я продолжал свой путь.

Вдруг на улице, по которой я шел, послышалась стрельба, засвистели пули. Кто в кого стреляет, понять было нельзя. Я пригнулся, добежал до угла. С крыши одного из домов застрочил пулемет.

Прошло несколько минут, как к дому, из которого стреляли, с криками «ура» бросились рабочие и матросы.

Затрещали винтовки и пулеметы, заухали ручные гранаты. Но вот стрельба смолкла, и над крышей высокого здания взвился алый флаг.

Скоро из двора дома вышли вооруженные люди. Вышли строем, как солдаты. Их было много, среди них я разглядел рабочих и интеллигентов, матросов и солдат. Они шагали прямо через площадь. Пламенем горели алые банты.

— За-певай! — скомандовал шагавший сбоку высокий молодой парень в кожаной тужурке, и отряд грянул:

Смело, товарищи, в ногу!Духом окрепнем в борьбе,В царство свободы дорогуГрудью проложим себе.

«Вот она, наша рабочая сила, — подумал я. — Нужно скорей добраться к себе. Там, должно быть, тоже началась большая борьба!» Еще раз взглянув на удаляющийся отряд, я зашагал к вокзалу. А в ушах у меня звучала только-что услышанная боевая песня:

Все, чем их держатся троны,Дело рабочей руки…Сами набьем мы патроны,К ружьям привинтим штыки…

Свергнем могучей рукоюГнет роковой навсегдаИ водрузим над землеюКрасное знамя труда!

Я шагал быстро. Я спешил, даже бежал. Из-за домов показалось величественное здание вокзала, над ним уже полыхало алое знамя Октябрьской революции.

Теперь нам, рабочим, и нашим детям будут открыты все пути к светлой, радостной жизни! Теперь мне, изобретателю из народа, будет для кого работать.

Часть третья

В солдатской теплушке

 Меня глубоко волновало, как отнесется к революции мой учитель Владимир Григорьевич Федоров.

Ведь он был не только изобретателем, но и генералом царской армии.

Сомнения мои разрешились очень быстро. Федоров сам нашел меня в Сестрорецке. Он приехал радостный, возбужденный и сказал, что советская власть предоставляет нам возможность для широкой изобретательской деятельности.