Исмаил - Амир-Хосейн Фарди

— Ты — кто?

Он сразу открыл глаза и внимательно вгляделся во тьму. Она стояла по ту сторону порога и смотрела на него. Ночной ветер запутался в ее подоле, сминая его волнами.

— Уже ночь, а я не видела тебя.

В горле его пересохло. Язык сделался тяжелым.

— Не видела тебя!

Он поднялся с места. Вышел из кафе на улицу. Порой по шоссе проезжали машины. Из-за гор, поросших лесом, взошла луна. Деревья и крыши домов плыли в мягком лунном свете. С моря дул прохладный ветер. Исмаилу показалось, что он должен пойти к морю. Он опять прошел мимо домов, стены которых были сложены из серых блоков, и стал подниматься на песчаную дюну. Он шел вверх так легко, словно был невесом. Он взлетел наверх и оттуда смотрел на море. Это была удивительная картина. Море и лунный свет смешались. Ряды волн вставали плечом к плечу и неслись к берегу. Широкий гул, достигающий, казалось, конца Вселенной, распространялся во все стороны, придавая изумленное выражение лику Луны. Зрелище было пугающее и вместе с тем красивое; красота и обольстительность. Исмаил внимательно огляделся. Ему казалось, что кто-то следит за ним. Он стоял, обдуваемый ветром и залитый молочным лунным светом. В отдалении, возле моря, резвились лошади с развевающимися гривами. Невидимая сила потянула Исмаила к морю. Он спустился с холма. Он двигался, подобно лунатику, словно морские девы пели ему на ухо чарующие песни.

Он шел вперед безвольно — и тут почувствовал, что ноги его намокли. Вода уже доходила до колен. Игривые волны наскакивали на него спереди, толкая к берегу, но они же, возвращаясь, вымывали песок из-под его ног и тянули его в море. Он очнулся. Вернулся на берег. Снял одежду и бросил ее на песке. И опять пошел в море. Теперь он был бос. Вода и ветер хлестали его тело.

Он продрог, но, несмотря на это, не хотел расставаться с морем, укутанным в лунный шелк. По мере того, как он отходил от берега, небо словно бы опускалось, море поднималось, и над волнами вставали морские девы-чаровницы, и вода струилась с их длинных кос. Даль моря скрывал туман, словно там был край Вселенной — и дальше начиналась другая Вселенная, та, которая была источником всего дневного и лунного света.

У Исмаила заболела спина. Он колебался на границе суши и моря, и ветер рвал его горящее голое тело. Морская глубь тянула к себе его взгляд. И вдруг он увидел, как неподалеку одна из морских дев поднялась над волной и посмотрела на него. Взгляд ее был знаком. Он часто видел этот взгляд и узнал его. И опять в горле его пересохло, и язык его тяжело упал на дно рта, и в шуме волн он услышал голос:

— Ты — кто… кто… кто?

Море ревело и проглатывало голос, однако он все же достигал слуха Исмаила и не умолкал.

Он дрожал, как больной в лихорадке. Вздыхал судорожно, потому что хватало сил на один лишь вздох, и то медленный и трудный. Его горло сжимал спазм, а из глаз текли слезы. Море открывало ему свои объятия. Голос волн что-то приказывал ему, но громче всех шумов был голос той, которая, в отдалении, с косами, с которых струилась вода, поднимала голову над волнующимся ложем и смотрела на него этим знакомым, полным мольбы взглядом.

Он неуверенно пошел вперед. Его грудь переполняли любовь и нежность. Это было удивительно. Ничего подобного он раньше не испытывал. Он хотел заключить все вокруг в свои объятия, хотел стать единым со всем сущим, с морем, берегом, небом, Луной и с этой парой знакомых глаз. Он хотел раствориться во всем этом и растворить это в себе. Обуреваемый этими чувствами, он вдруг увидел что вода доходит ему до груди, и почувствовал, что волны отрывают его от морского дна и валят с ног. Он покатился назад в накрывших его волнах. Ему понравилось это. Налетали волна за волной, переворачивали его и хлестали через его голову. Он поднял голову над водой и рассмеялся.

Теперь более высокие волны ревели и обрушивались на него. Он хлебнул воды. Ушел под воду. Не смог дышать. Невольно начал бить руками и ногами и вынырнул. Несколько раз кашлянул. Дышал быстро-быстро. Кто-то звал его с берега.

— Исмаил! Эй, Исмаил!

Это был Мирза Манаф, он стоял на берегу и звал его. Ударило еще несколько волн, однако Исмаил не пошел им навстречу. Он повернул и бросился к берегу. И вскоре его ноги ступили на сухой песок, он был на суше. Мирза Манаф подбежал к нему. Схватил его за плечи и встряхнул.

— Ты куда поплыл, в ночное время?!

— Никуда я не плыл, здесь стоял.

— Осень, ночь, один-одинешенек. Удивительное дело! Одевайся скорее, не простудись.

И он отошел от Исмаила. Вскоре Исмаил догнал его. Голова его еще была мокрой. Вода капала с висков и подбородка. Мирза Манаф искоса посмотрел на него и сказал:

— Одного Мирзы Малика для нашего рода достаточно, не приведи Бог тебе вторым стать!

— Нет, у меня ничего такого на уме не было. Просто хотел искупаться.

— Искупаться или броситься в море?[10]

Мирза Манаф рассмеялся.

— И то, и другое, — ответил Исмаил. — Я хотел броситься в море, но не смог, испугался.

— Дело в том, что море жизни отличается от этого моря, и разница большая!

Они вновь вернулись в кофейню. Чай на этот раз был совсем по-другому горячим и вкусным. Он опьянил Исмаила. Ночь он провел в том самом продолговатом помещении на втором этаже, где спал и Мирза Манаф, и еще несколько рыбаков. Исмаил слишком устал и слишком быстро заснул, чтобы чувствовать запах пота, грязных носков и несвежего белья. Его сон наполняли волны и рев моря, и знакомые глаза смотрели на него из-за шелковой лунной завесы.

Голоса заставили его открыть глаза. Оранжевый свет нескольких лампочек освещал комнату. Рыбаки входили и выходили. Мирза Манаф, в рыбацкой одежде, подошел к нему и сказал:

— Ключ вот здесь. Как встанешь, иди в кофейню позавтракай, мы вернемся в то же время, что вчера.

Исмаил сел в постели и сказал:

— Если можно, я сегодня вас больше не буду обременять, уеду.

— Как? Вчера только приехал!

— Завтра на работу, я же не в отпуске.

— Остался бы, мы бы хорошо время провели. Тут много на что можно посмотреть.

— В другой раз приеду, на несколько дней.

— Ну, как знаешь. Большой привет матери передавай.

Мирза Манаф, уходящий последним, погасил свет в комнате. Его шаги слились со скрипом ветхой деревянной лестницы. И вскоре все звуки стихли, доносился только шум прибоя за дюнами. Исмаил вновь растянулся в постели и закрыл глаза. Воздух в комнате стал свежее. Он дышал спокойно. Лежа с закрытыми глазами, он представлял себе, как рыбаки завтракают и идут от кафе к берегу, фонарями и карманными фонариками освещая свой путь через дюны. От моря доносилась какая-то грустная песнь, похожая на траурный напев панихиды или на колыбельную…

Исмаилом овладел здоровый сон. Он был теплым, глубоким и приятным, сопровождался запахом горящих в печи дров, криками чаек и шумом морских волн.

…В кофейне было как вчера: пол выметен, влажен, и солнечно. Исмаил сел и заказал завтрак. На краю стола несколько мух задними лапками терли себе крылья. Молодой рабочий, сегодня — в аккуратной, стильной одежде, сидел на вчерашнем месте и смотрел на улицу. Позавтракав, Исмаил подошел к стойке, чтобы расплатиться. Хозяин кофейни денег не взял:

— Ступай себе, уплачено, Мирза Манаф шкуру с меня снимет.

Молодой рабочий все так же не сводил глаз с дверей. Исмаил вышел на улицу и встал на обочине, ожидая мини-автобус или автобус. Проносились машины, и ветер от них бил ему в лицо. Наконец — автобус, из окна которого чуть ли не по пояс высунулся помощник водителя.

— Куда тебе?

— В Тегеран!

— Садись!

Автобус остановился чуть дальше, на песчаной обочине. Исмаил бегом догнал его, впрыгнул в дверь, открытую помощником. В задней части автобуса сел на одно из свободных мест. Оглянулся на морской берег.

Кони, как и вчера, гонялись друг за другом на дюнах. Ветер раздувал их длинные гривы, придавая им гордый, былинный вид. Исмаил не отрывал от них глаз, пока они не скрылись из вида.

Глава 7

Когда Исмаил был официально зачислен штатным работником банка, этому больше всего обрадовались два человека: его мать и Али-Индус. Мать пожертвовала на сорок свечей в местной мечети, а Али однажды вечером, после окончания сериала о Мораде-молниеносном, выставил друзьям Исмаила бесплатный лимонад. Длинный Байрам, после того, как схватил за горлышко бутылку и залпом выпил ее, отдуваясь, спросил:

— Это по какому случаю было?

Али-Индус улыбнулся своей всегдашней улыбкой и сказал тоном человека, сообщающего о свадьбе своего сына:

— Эти напитки — в честь Исмаила, который сегодня официально стал банковским служащим.

Раздались возгласы поздравлений. Ильяс сказал:

— С благодарностью господину Али-Индусу и дорогому нашему Исмаилу я заявляю, что от нас лимонадом не отделаешься!