Мы еще увидимся, крошка - Шарль Эксбрайя

— Чистая работа!

Теперь настала очередь Малькольма несколько удивиться.

— Н-да, старина! Странный вы народишко здесь, в Лондоне! Я спасаю вас от двух гангстеров, и это все, что вы находите возможным мне сказать?

— Но, черт бы вас подрал, это же не гангстеры! — И, показывая на двух сраженных бойцов, добавил жалким голосом:

— Инспектора Блисс и Мартин из Скотланд-Ярда.

— Бог ты мой! А я их не узнал!

— Вам лучше смыться, как я понимаю.

— Еще бы, мне только этого не хватало!

И шотландец улепетнул на большой скорости. Блюм еще не успел сообразить, как вести себя, чтобы сгладить последствия стычки, как в отель вошел Майкл Торнби.

— Скажите-ка, Блюм, — крикнул он, — какая муха укусила этого типа в шотландской юбочке, который выскочил от вас как ошпаренный?

Сэму не пришлось отвечать, ибо констебль уже узрел своих поверженных коллег. Он спросил:

— Что это с ними?

— Нокаут.

— И это вы?.. — В голосе полицейского прозвучала нотка уважения.

— Нет, шотландец.

— А в честь чего?

— Он подумал, что на меня напали гангстеры.

— И он был не один? Но вроде и у вас лицо измочалено, нет?

— Обычный допрос.

— Вы что, пьяны, Блюм?

Набравшись храбрости, Сэм ткнул поочередно в каждого:

— Это инспектор Блисс и инспектор Мартин из Скотланд-Ярда.

Малькольм Макнамара прогуливался по Сохо, раздумывая, где бы ему перекусить, как вдруг прямо на его пути остановилась полицейская машина. Из нее выскочили трое полицейских.

— Вы Малькольм Макнамара?

— Да.

— Вы остановились в «Шик-модерне»?

— Да.

— Вас ждут в Ярде.

— Но…

— Вы там получите все необходимые разъяснения. Садитесь, сэр.

Когда шотландец вошел в кабинет Блисса и Мартина, то первый, кого он увидел, был Сэм Блюм, грузно сидевший на стуле с видом человека, доведенного до предела.

Едва появился Макнамара, Мартин воскликнул:

— Глядите, объявился Айвенго!

Полный злобы, он подошел к Малькольму:

— Объясните-ка, вы, гора ходячая, это что у вас, такой спорт национальный — дубасить полицейских?

— Елки! То есть понимаете, я вас… того… не узнал, старина.

— Неужели?

— Я думал, это нападение.

— Какого черта! Вы что, видели много таких проходимцев, у которых рожи похожи на наши?

— Ну, это самое, старина, я вроде не встречаюсь с проходимцами… а потом, лицо у мистера Блюма… того… вроде кровь шла носом. Почем я знал, что в Лондоне полицейские имеют право лупить кого подало…

— Большой хитрец, правда?

— Кто же?

— Вы!

— А в Томинтоуле считают по-другому… Они там говорят втихаря, что у меня больше мускулов, чем мозгов.

— Но они говорят это шепотом, не так ли?

— Ну да, потому что знают, если я их услышу, то расквашу им морды, старина.

Мартину стало до того противно, что он, повернувшись к своему коллеге, спросил:

— Что вы об этом думаете, Блисс?

Тот пожал плечами:

— Явный случай ошибки природы…

Теперь он подошел к шотландцу.

— Вы начинаете нам серьезно надоедать, сэр.

— Поверьте, что меня это огорчает, старина.

— Вам, кажется, уже посоветовали возвращаться в Томинтоул!

— Уверяю вас: я обязательно туда вернусь!

— Это была бы интереснейшая мысль — отправиться туда сегодня же, потому что…

— Потому что?..

— Потому что, если мы встретимся в Следующий раз, для вас это плохо кончится!

— Вы так думаете?

— Я в этом уверен… старина!

Дункэн, Девит и мисс Поттер пили чай. Зазвонил телефон. Девит подошел. Он вернулся явно встревоженный.

— Джек, это шотландец…

Патриция живо подняла голову. Дункэн, наблюдавший за ней, заметил:

— Это вас трогает, Пат? Что он хочет, Питер?

— Он только что вышел из Ярда.

— Что?

Девит рассказал о стычке Макнамары с инспекторами и заключил:

— Он что-то часто стал светиться, вы не находите?

— Нет. Чем больше он будет выкидывать номеров, тем меньше на него будет падать подозрение…

— Вы уверены в этом?

— Ну, раз они его отпустили!

— Да, но они задержали Сэма.

Джек подскочил:

— И вы не сказали об этом сразу? Это уже намного хуже. У меня нет никакого доверия к Блюму. Если эти джентльмены будут допрашивать его и слегка… прижмут, он не устоит.

— Да он мало что знает.

— Слишком много… Боюсь, Питер, нам придется избавляться от Сэма Блюма.

— Ну что ж, выберем подходящий момент.

Патриция простонала:

— Еще одно убийство…

Дункэн сухо бросил:

— На вашем месте я бы помолчал, дорогая моя!

— Иначе меня тоже ждет судьба, которую вы уготовили Сэму?

— А почему бы и нет? Питер, позвоните адвокату. Скажите, что я приеду. Только Бил Маурис способен вытащить Блюма из их мягких коготков.

Оставшись наедине, Девит и Патриция долго сидели молча, но потом Питер мягко спросил:

— Видно, у вас с Джеком что-то разладилось сейчас?

— А почему вы мне задаете этот вопрос, Питер? Я никогда от вас не скрывала, что ненавижу Джека!

— В таком случае почему вы не удерете?

— Потому что я подлая…

— Что вы хотите этим сказать?

— Что я боюсь… Он достанет меня из-под земли!

— Если только он сам не умрет!

Она посмотрела на него долгим взглядом:

— Вы будете тем, кто его…

— А почему бы нет?

— С меня хватит крови, убийств… с меня хватит, хватит, хватит!

Потянувшись через стол, он взял ее за руку.

— Патриция, я тоже устал от такой жизни… Я люблю вас, и вы это давно поняли… Уедем вместе! Клянусь, что я вам гарантирую вполне обеспеченную и красивую жизнь.

— А как же Джек?

— У нас с ним старые счеты.

— Но у меня нет ни одного пенса, кроме моих драгоценностей, конечно, да и у вас…

— Мы скроемся, унося многие тысячи фунтов!

— Где вы их возьмете?

Он понизил голос:

— Послушайте меня, Патриция… Я сейчас докажу мое доверие к вам, раскрою свои планы… Если захотите меня предать, то подпишете мне смертный приговор… Но без вашего согласия я не буду пытаться хоть что-то сделать.

— Я слушаю вас.

— Кажется, Дункэн сказал вам, что прибыло десять кило героина… Он отправит шотландца за ним… Это целое состояние. А мне будет поручено следить за Макнамарой и при необходимости прикрыть его… Если вы согласны убежать со мной, я перехвачу шотландца.

— Что вы имеете в виду, Питер?

— Успокойтесь, я его просто попугаю.

— Вы и в самом деле думаете, что его можно напугать?

— Короче, я придумаю не одно, так другое, а сверток у него заберу, и это будет целое состояние!

— И вы воображаете, что Дункэн…

— Я бы уже давно свел счеты с Дункэном… Но не в Джеке дело, не его бояться надо, а того, другого…

— Кого другого?

— Главного шефа. Если бы я только мог узнать, кто это в точности, то я бы его заложил шпикам, и путь нам был бы открыт.

— Вы на редкость пакостная личность, Питер…

— Патриция?

— Пакостная! Если я и попытаюсь вырваться из этого ада, то уж точно не в вашей компании!

В ярости он бросил:

— С вашим погонщиком овец, не так ли?

— Если бы мой погонщик овец узнал, что вы мне предлагаете, от вас осталось бы мокрое место!

— Силачей я убиваю с особым удовольствием, Патриция… Запомните это!

Блисс и Мартин отпустили в конце концов Сэма под напором Била Мауриса — адвоката, умного, но с сомнительной репутацией. Коллеги его презирали, но при этом отдавали должное его знаниям и интеллекту.

По дороге в Сохо Блюма обуревали темные думы. Он мог предположить, что, несмотря на хитроумие Била Мауриса, Ярд отныне не будет спускать с него глаз и что рано или поздно он попадется в сети, которые ему будут все время расставлять. Он знал неутомимое упорство полиции и прекрасно отдавал себе отчет, что у него нет никаких шансов ускользнуть. Чем ближе подходил он к своему кварталу, тем больше его разбирала жалость к себе. У него совсем не было друзей. Его или ненавидели, или презирали, и все потому, что никто не хотел протянуть ему руку помощи, а еще потому, что он отказался продолжать дело своего отца и пошел в услужение к торговцам наркотиками. К тому же он был тщедушным, жалким на вид, неряшливым, и его хозяева держали его только на второстепенных ролях. Сэм смирился, но бесконечно страдал от этого, обуреваемый фантастической мечтой о какой-нибудь страшной мести.

В «Шик-модерне» его встретил Эдмунд, как всегда, замотанный, похожий на выжатый лимон, безропотный.

— Ну как? Они вас отпустили?

— А вам-то что за дело?

— А что я? Вы сами знаете, если я говорю, то это так, для сотрясения воздуха, а по-настоящему мне все до фонаря…

Сэм горько хмыкнул:

— Мне известна ваша преданность, Эдмунд!