Пересекая границы. Революционная Россия - Китай – Америка - Елена Якобсон

Отец продолжал принимать больных в городе, но зарабатывать на жизнь становилось все труднее. Харбин изменился. Люди с деньгами уезжали в Европу, США или в другие китайские города. Поговаривали о приближающейся опасности японской оккупации Маньчжурии и о том, что советское правительство готовится продать свою часть Китайско-Восточной железной дороги Японии и увезти всех своих граждан в СССР. В такой ситуации жизнь для людей без паспортов, какими мы теперь являлись, представлялась особенно трудной.

Во-первых, мамина мечта о европейском образовании для меня теперь стала неосуществимой. Сбережений у нас больше не было. Тем не менее я твердо решила тем или иным способом продолжить свое образование. Оно мне было нужно, и уже не по возвышенным соображениям о самоусовершенствовании или просвещении, а просто потому, что надо было чем-то зарабатывать на жизнь. Семья больше не была тем теплым гнездышком, где можно укрыться от любых напастей, и я точно уже не собиралась возвращаться в Россию и «служить народу».

Советский Союз при Сталине в 1930-х годах был довольно страшным местом. С тех пор как отец отказался от советского гражданства, все связи с нашими родственниками и друзьями в России оборвались. До нас дошли известия о том, что оба моих двоюродных брата, Боря и Шура, арестованы и отправлены в лагерь, что дядя Виктор работает в Монголии, и никто не знал, где тетя Ася. Я уже не могла отмахиваться от этих фактов или находить им оправдание. Теперь у меня были серьезные сомнения относительно «правого дела» и моральной убедительности коммунистической доктрины о том, что цель оправдывает средства.

ГЛАВА 4 Японская оккупация

В Харбине было несколько высших учебных заведений: Педагогический институт, Ориентальный институт, Политехнический институт и Юридический факультет (юрфак), в котором было два отделения — юридическое и экономическое, с программой, построенной по европейскому образцу. Курсы велись на русском и китайском языках.

Я выбрала экономическое отделение Юридического факультета. Это казалось наиболее практичным и прямым путем к получению работы. На всякий случай, однако, я записалась на оба отделения — экономическое и юридическое. Это должно было удвоить мои шансы на будущее устройство. Впрочем, оказалось, что выбор на самом деле не имел значения. Не прошло и года, как японские войска вошли в Маньчжурию и заняли Харбин.

Как-то утром мы рано проснулись от гула артиллерийского обстрела. В нескольких местах на город упали бомбы, и через несколько часов война закончилась. Оказывается, японцы уже давно готовили это нападение. Они были хорошо оснащены и хорошо организованы, и китайские войска не могли долго сопротивляться.

Из окон нашей спальни мы видели, как предусмотрительные китайские солдаты бросали оружие и военную форму в кусты и торопились в город, чтобы слиться с толпой гражданских лиц. Японская оккупационная армия вошла в Харбин и водрузила японские флаги на всех официальных зданиях. Городом теперь управляло японское военное командование, и управляло сурово.

Большинство иностранных консульств отослало своих сотрудников и всех граждан своих стран домой. Для русских японцы создали специальное Бюро по делам русских эмигрантов, которое вскоре взяло на себя зловещую роль решать, кто «достоин доверия» и заслуживает определенных привилегий, а кто является потенциальным «врагом японских интересов». Подозревали всех русских, имевших ранее связи с СССР, и наша семья попала в эту категорию. Состоятельные бизнесмены и их семьи, намеревавшиеся уехать из Харбина, тоже считались потенциальными «врагами» и испытывали немало трудностей, пытаясь получить выездные визы.

Русская эмигрантская община в Харбине состояла из многих политических групп и течений, от монархистов до социалистов. Российскую фашистскую партию, поддерживаемую теперь японской армией, создал в 1925 году молодой, харизматический ее вождь Константин Родзаевский. До 1932 года фашисты были небольшой, плохо организованной группой молодых людей, открыто проповедовавших антисемитизм и часто провоцировавших уличные драки. Японцы предложили Родзаевскому свою поддержку. Они подстрекали его набирать молодых русских эмигрантов в армию освобождения их родины. Родзаевский и его группа получили как политическую, так и финансовую поддержку, им выдавали форму и армейские сапоги, и они маршировали по Харбину, приветствуя друг друга фашистским салютом.

Идея освобождения родины от коммунистов импонировала многим русским эмигрантам, и престиж и популярность фашистской партии возрастали. Не приходится и говорить, что японское командование преследовало собственные цели и часто использовало молодых русских фашистов в качестве исполнителей сомнительных операций. Некоторые русские интеллектуалы в нашей общине, поддерживавшие фашистские идеи, были сторонниками теорий Муссолини о корпоративном государстве. Два влиятельных профессора-юриста, у которых я слушала лекции, считали, что фашизм позволит определить экономическое и политические будущее России.

В то время я мало обращала внимания на местную политику. Я честно заучивала заданный материал, получала хорошие отметки и вела все тот же мне привычный, скучный образ жизни: ежедневные длинные поездки в институт и обратно.

Среди преподавателей Юридического факультета было несколько выдающихся профессоров, попавших в Харбин в результате неожиданных поворотов русской истории. Я помню лекции блестящего петербургского юриста, профессора Н.В. Устрялова, который, несомненно, занимал бы какой-нибудь высокий министерский пост в царской России, если бы она продолжала существовать. Профессор был импозантным, а его лекции намного превосходили уровень большинства студентов нашего провинциального института. Этот красноречивый, обладающий даром убеждения оратор возглавлял политическое движение «сменовеховцев», пересматривавшее октябрьский переворот в новом свете и призывавшее к объединению «старой» и «новой» России.

Не многие разделяли политические теории Устрялова, но его полемические статьи, исступленно пророчествующие о том, что великая русская революция «выметет и очистит мир», часто публиковались в русской эмигрантской печати. Теперь, после долгого периода коммунистического правления, мир не принимает «великую русскую революцию», принесшую всем только беды и разорение. Сам же Устрялов разделил судьбу многих своих современников: он и его семья исчезли в одном из советских концлагерей.

Выделялся среди преподавателей и профессор Валентин Александрович Рязановский, специалист по китайскому и монгольскому праву. Его жена, Нина Федоровна, описала жизнь эмигрантского Харбина в своих романах, а двое их сыновей, Николай и Александр, позже стали ведущими американскими историками.