Тухачевский - Роман Гуль

Но Пилсудский не раз в жизни лез в петлю головой; и уж если начата игра, то не о мире должна быть речь; даже в трусости упрекнул генерала Шептицкого и, разгрузив, снял с командо-вания 4-й армии, назначив вместо него отличившегося в майских боях Скерского. Кто знает, может быть, и подняла бы непреклонность Пилсудского общее настроение, но радио Бельведера приняло совершенно неожиданное и ошеломляющее известие: покрытая легендами 1-я конная армия Буденного ударила от Староконстантинова на Изъяславль, опрокинула, прорвала польский фронт, режет тылы, грозя всему фронту страшной катастрофой.

"Для людей слабых духом,- писал польский военный обозреватель полковник Артишевс-кий,- уже самая фамилия "Буденный" была страшилищем. Старый казак, сросшийся с конем, привыкший к разбоям и грабежу, войной и революцией развращенный до последних переделов",

- Буденный парализовал все планы Пилсудского, вселив в генералитет нечто близкое к панике.

При всесокрушающем таранном ударе по Европе Тухачевскому мало показалось кавказского конного корпуса Гая, у Каменева требовал к себе в таран и знаменитую конармию Буденного. И вот в 17 000 сабель, 48 орудий, 5 бронепоездов, 8 бронеавтомобилей и 12 самолетов пришла с Кавказа походным порядком долгожданная конармия и сразу лихим азиатским ударом прорвала польский фронт в районе Сквира - Самогородок.

- Даешь Европу! - ревели буденовцы. Лозунг, родившийся случайно, был страшен тем, что подхватывался действительно широчайшими русскими солдатскими массами. Он выражал сущность всего таранного удара Михаила Тухачевского, поведшего в 1920 году на Европу русские войска.

Как ни грустно признать, этот лозунг, оброненный старым царским вахмистром приморско-драгунского полка, крепким хозяином в своей коннице Семеном Буденным и подхваченный армией, ведет свое начало из публичного дома. Там он звучал несколько иначе: "Даешь б...ь!" Но когда, снявшись с Кавказа во главе легендарной, покрытой неувядаемой славой шашечной рубки первой конной, Буденный молодо и молодцевато, несмотря на "под пятьдесят", поднялся на седло и тронулся походным порядком по степям взламывать "бастион капиталистической Европы", он подарил именно такое без всяких прикрас звучное названье Европе. Российский Мюрат, как и все Мюраты, любит красочность.

Громадной брешью в 80 километров разорвав польские армии, безоглядным марш-маршем Буденный бросился в польский тыл, сметая на пути все, что попадалось. Это вовсе не армия. Разношерстная, в штатских пальто, в шубах, в лаптях, в щегольских шевровых сапогах, снятых с расстрелянных на Дону офицеров, в гусарских чикчирах, папахах, шлемах, с драгоценными кавказскими шашками, в опорках, в английских толстоподметных ботинках на босу ногу, добытых в южных боях, это - народ, посаженный на коня, но и народ совершенно особый.

"Нищая рвань со всего Лангедока и Прованса под предводительством босяка-генерала" - так писали современники о санкюлотской армии Наполеона. "Только беззаветная храбрость и веселость армии равнялись ее бедности. Люди смеялись и пели весь день",- вспоминал Стендаль.

Идущие на Европу войска Тухачевского были очень похожи на санкюлотские армии Наполеона.

Головным отрядом конармии неслась кавбригада легендарного Котовского. В желтой отороченной мехом куртке, в красной сияющей фуражке, правая рука в бок - вот он, Григорий Котовский, никогда даже не бывший военным, лихой партизан, воскресивший Дениса Давыдова.

Кто он? Дворянин, анархист, бретер, авантюрист, убийца помещиков, поджигатель имений, каторжник, любитель музыки, герой бульварнейших романов, отчаянный русский человек из Молдавии, о котором по югу России ходят легенды и песни, неуловимый преступник, которого годами ловила царская полиция. С ним - кавалерист-солдат, помощник комбрига хохол Криворучко, покрытый запорожскими шутками и анекдотами.

Рваны, грязны бойцы, народ, севший на коня, но что за кони в кавбригаде Григория Ивановича Котовского!

Конь к коню на подбор! На вороном с синим отливом жеребце скачет Котовский, плотный красивый силач, мускулистый, черный, с крепким затылком, крутым подбородком, темными властными глазами. В этом красивом лице героя тысячи уголовных авантюр и политических приключений есть, пожалуй, даже и грусть. Но не попадайся Григорию Котовскому под руку; все одесские бандиты говорят, что Григория Ивановича ни на мат, ни на бас не возьмешь.

Сам, скрепя сердце, собственноручно расстреливает своих бандитов Котовский, держит банду в крепкой узде. Потому и радуются жители городков и местечек, когда въезжает Котовский, не позволит разграбить дотла, как "случается" грабит красная конница.

Перед атакой приказывает банде, не верившей ни в черта, ни в дьявола, не нажираться.

- Дддураччье,- кричит заикаясь,- ррразве ж мможжно жжжрать? Ппппопаддет ппуля в жжживот, и бббаста!

Из Бельведера летели приказы отступать с киевского направления. Но хорошо сказать отступать, когда, прорвав фронт, маршем, гиком, свистом несется в тылу семнадцать тысяч буденовских сабель.

С Буденным на вороном белоногом жеребце - Клим Ворошилов и бывший царский генерал Клюев, но не рад даже этому взлому Буденный, жалуется генералу:

- Да чего тут сделаешь в 17 тысяч сабель, ну, бьем белополяков, так их растак, бьем! Вот бы в мировую, когда конницы триста тысяч было, дали б мне эти сорок дивизий, да поехал бы я с ними по глубоким тылам, черт бы взял меня тогда Людендорф! Дай мне, Клим, триста тысяч бойцов, да я этот польский коридор копытами разомну!

Ворошилов скачет на белоногом жеребце, только посмеивается:

- Волынишь, Семен, дорвемся и до коридоров...

17 000 конницы смешали карты маршала в Бельведере. Французский советник генерал Анри может только констатировать небывалость такой конной операции со времен Наполеона и крах польской военной доктрины кордонной обороны, явившейся наследием мировой войны.

С отчаянием отбиваясь в арьергардных боях, отходила 3-я польская армия генерала Ридза-Смиглого. А прямой провод гудел: пышноусый Сергей Сергеевич нетерпеливо осведомляется, готов ли у Михаила Николаевича главнейший удар-таран по Европе. Да, Тухачевский оправился уже от неудачи Соллогуба на Березине, и главный удар Пилсудскому готов.

Из последних сил над Горынью, начиная от Изъяславля, пыталась остановить ошарашиваю-щий напор разномастных буденовцев польская кавалерия генерала Ромера. Но вдруг над польским фронтом разразился новый, да такой гром, что в Бельведере не только у польских, но даже у видавших виды французских генералов дух захватило.

Прочитав в седле, на лету, Буденный только захохотал:

- Мишка Тухачевский, так растак его мать, наконец раскачался!

4 июля, оставляя в силе основную идею майского наступления, последовательно упираясь правым флангом в Литву и Восточную Пруссию, Тухачевский ударил новым ударом, рассчитывая утопить польские силы в болотах Полесья.

По-русски налетел Буденный, по-русски с ног сшибающе протаранил поляков и Тухачевский кулаком в 100 000 красных штыков и сабель. Теперь уж двинул пять групп войск - 4-я армия Сергеева на фронте Дрисса - озеро Большая Ельня - Жадо; левее 15-я армия Корка, 3-я Лазаревича, 16-я Соллогуба и Мозырская группа ставшего военным саратовского парикмахера Хвесина.

Удар в лоб лучшей 1-й польской армии генерала Жигалдовича обрушился с страшной силой; дрогнула группа генерала Ржондковского; у озера Долгое на реке Березине смялся генерал Енджеевский, да так покатился на запад, что потерял даже связь с Ржондковским.

В 5 часов началось наступление, а к 7 утра, когда выплыло над болотами бледное солнце, красные войска были уже в 15 километрах за линией фронта.

Все попытки польских контратак разбивались о сметающую лавину наступления. Красная артиллерия била ураганом, словно от радости победы сошла с ума; артиллеристы вылетали вперед цепей, не снимаясь с передков, били по полякам прямой наводкой. Эскадрильи аэропланов гудели над катящимся фронтом. Тухачевскому таран удался.

Пилсудскому не оставалось ничего, как отдать приказ об отступлении. Маршал приказывал только, загнув левый фланг фронта, оборонять во что бы то ни стало, не отдавать Вильно.

Любитель Бетховена, мастер скрипки, эстет Михаил Тухачевский не знает ни дня ни ночи. "Искусство войны это божественное искусство". Красиво маневрируя ударами на севере и на юге, Тухачевский бросил в бой уже все свои армии, запустив с севера в отчаянную рубку III конный корпус соперника славы Буденного Гая.

Поляки рухнули именно так, как полагал крушение Тухачевский. Даже, пожалуй, не ожидал таких размеров. Уже далеко от Березины бегут по всему фронту поляки. Тухачевский передвига-ется за фронтом; красные подходят к Минску, несутся исступленные крики: "Даешь Минск!" Скачут за войсками в тачанках комиссары, подогревают распоясавшуюся в ударе армию.