Жирная, грязная и продажная - Валентин Пикуль

Хватит? Надеюсь, что сказанного уже достаточно!

Осталось сделать в этой главе заключение, неожиданное для меня и для моего читателя. Рокфеллер бросил перчатку для боя голландской компании на Суматре, и в Гааге эту перчатку, принимая вызов, невозмутимо поднял молодой человек весьма приятной наружности.

– Если старине Джону, – сказал он, – захотелось потягаться со мной, пусть он прежде подумает, чем наша драка закончится… Я ведь не слишком-то напичкан национальной гордостью и могу найти союзников для борьбы со «Стандард ойл» где угодно… в лондонском Сити… или, скажем, в конторе Ротшильдов… Наконец, найду общий язык даже в русском Баку!

Молодого человека звали Генри Детердинг.

Не удивляйтесь: он выведет нас прямо к Гитлеру!

11. Вещий сон Шахиншаха

Оставались считанные дни до великого праздника: в конце апреля 1896 года Тегеран собирался отметить 50-летний юбилей счастливого правления Насср-Эддина, и в столицу загодя свозили из провинций блага персидской земли, издалека гнали на прожор блеющие отары овец. Пользуясь случаем, когда в свите шаха царило благостное умиление, солдаты столичного гарнизона принесли жалобу на командира полка и его помощника, которые таскали мясо, большой ложкой они снимали накипь бараньего жира. Наследник престола (валиагд) Мозаффер-Эддин пребывал в Тавризе, а губернатором в Тегеране был другой сын – принц Наиб-ус-Султан, и шах повелел Наибу наказать виновных, дабы народ видел отеческую заботу шахиншаха о своих подданных:

– Накажи, как следует по старинному правилу, когда каждый получает свое: кошка – шлепок, а собака – пинок…

Палачи постарались. Помощника (кошку) били по пяткам так, что из ног вылетели ногти, а командира полка (собаку) лупили палкой по голове, пока глаза не выскочили из орбит. Ночь с 18 на 19 апреля повелитель провел на веранде дворца «Текиэ», и сон его был спокоен. Но, проснувшись, шах сразу же сказал садразаму (первому министру), что надобно срочно ехать в загородную мечеть Шах-Абдул-Азимэ. Садразам по имени Амин-Султан начал отговаривать шаха от поездки, но Насср-Эддин настаивал:

– Я видел сон, и боюсь, что он станет вещим… Во сне меня навестил мой предок Аббас-Мирза, говоривший, что Аллах открыл ему тайну будущего Каджаров. Когда же я просил поведать мне эту тайну, тень Аббаса исчезла, но я услышал голос его: «Будущее Каджаров ты узнаешь сегодня, если я увижу тебя в мечети Шах-Абдулла-Азим…» Потому-то, – доказывал Насср-Эддин, – я обязан ехать в эту мечеть, чтобы мне открылось великое будущее Каджаров…

Названная мечеть находилась в окрестностях Тегерана, и шах со свитою прибыл туда лишь после полудня. Обычно при его появлении народ из мечети изгоняли, но сегодня шах велел не беспокоить молящихся, а садразаму сказал:

– Скажи, чтобы для меня расстелили коврик… я буду молиться сегодня на женской половине…

Женщины с закутанными головами стояли плотно, но вдруг между их тел выставилась рука с револьвером и грянул выстрел. Амин-Султан увидел, что шах быстро-быстро пошагал прочь, а из толпы женщин выскочил человек, тут же схваченный свитою. Когда же кинулись к шаху, он был уже мертв – пуля пронзила его сердце. Это случилось за пять дней до столь желанного юбилея, и теперь, наверное, мудрейший предок Аббас-Мирза уже нашептывал мертвому шаху великие тайны будущего династии Каджаров…

Боясь волнений в Тегеране, смерть Насср-Эддина решили скрыть от народа. Мертвеца усадили в карету, а голову шаха склонили на плечо Амина-Султана, будто шах утомился и задремал. Чтобы картина выглядела естественно, садразам, когда проезжали через базары, махал платком, словно навевая прохладу, а народ, увидев спящего шаха, торопливо кланялся. Русский посол тогда отсутствовал, в Тегеране его заменял поверенный в делах А.Н. Щеглов, записки которого об этих событиях я использую при написании этой главы…

Садразам стал плакать, говоря Щеглову:

– Какое горе! Неужели наша несчастная страна снова будет ввергнута в пучину злодейств, казней и крови?

Щеглов понимал опасения министра. Принц Мозаффер, законный наследник, которого поддерживала Россия, еще не скоро приедет из Тавриза, а принц Наиб-Салтанэ уже здесь, в Тегеране, весь гарнизон в его руках, и Наиб способен силой захватить власть в столице.

– Но меня, – говорил садразам, – ужасает мысль, что Зели-Султан, узнав о гибели отца, может примчаться сюда и устроить такую резню, что кровь прольется и на базарах.

На базарах уже знали, что великий Источник Света и Знаний, Полюс Вселенной, Подножие Небосвода, Повелитель Народов Всего Мира, Мудрейший Царь Царей, – этот человек избавил их от своего деспотизма и своей уникальной алчности, а теперь… наверное, будет еще хуже!

Верить в лучшее персы уже побаивались…

Щеглов согласился с садразамом, что опасен Наиб, но еще опаснее Зели-Султан. Это был приблудный отпрыск убитого шаха, заранее отстраненный от престола. Он управлял южными провинциями, где давно хозяйничали англичане, искавшие там нефть, и при дворе шаха (как, впрочем, и в Петербурге) справедливо считали, что Зели-Султан может стать именно той «пешкой», которую англичане станут подталкивать на высоту престола… Щеглов посоветовал садразаму отбить срочную телеграмму в Тавриз, известив обо всем законного наследника, и Мозаффер-шах отбарабанил в ответ, что срочно выезжает в Тегеран.

Весьма кстати во дворце появился полковник Коссаговский, командир Персидской казачьей бригады, составленной из персов и русских казаков. Щеглов сказал ему:

– Вы пришли вовремя! Тут заваривается такая каша, что не хватает только британского посла, который, надо думать, сразу потянет за уши Зели-Султана…

Но сэр Мортимер Дюранд уже прибыл. Щеглов подсказал послу, чтобы тот оповестил Уайтхолл о смерти Насср-Эддина, и ответ из Лондона сразу прояснил бы, согласна ли Англия на Мозаффер-шаха или станет выдвигать Зели-Султана, уже достаточно обмазанного британским медом. Дюранд с минуту подумал, искоса глянул на полковника Коссаговского и сказал, что, пожалуй, в Лондоне не станут возражать, если Мозаффер обретет титул «его величества». Прибежал и турецкий посол, которого не пришлось уговаривать.

– Если, – сказал он, сердито отдуваясь, – великие державы, Англия и Россия, уже признали Мозаффера шахом, то мой султан Абдул-Гамид присоединится к их мнению.

Во дворец «Такиэ» прибыли чиновники русской миссии, и по старинному капризу случайности все они носили фамилии не так уж далекие от литературы: Лермонтов, Григорович и Юра Батюшков, студент-переводчик. С ними прибыл Тютрюмов, директор русского банка в Тегеране, его сопровождал бухгалтер Потехин (был и такой писатель). Все наперебой спрашивали – кто убийца? Садразам Амин-Султан сказал:

– Я знаю только имя его – мулла Реза Кирмани, но каковы мотивы его злодейства, покажет нам следствие…

Щеглов отозвал Коссаговского в сторону, шепнул:

– Вашей казачьей бригаде окружить дворец и банк…

– Вы плохо обо мне стали думать, – отвечал полковник. – Я давно это сделал. Тем более кстати, что тегеранский губернатор Наиб уже засел в загородном дворце, как в крепости, и затребовал из арсенала семьсот винтовок…

Щеглов сразу же навестил Наиб-ус-Султана, которого застал в страшном волнении. Он не отрицал, что гарнизонные полки на его стороне, и он согласен будет отстреливаться.

– Вы, русские, не знаете, сколько трупов бывает навалено каждый раз, когда Каджары заполняют пустующий престол. Кто защитит меня и мою семью?

– Вы забыли о России, от священного имени которой я клятвенно обещаю вам защиту вашего брата-валиага, уже скачущего в Тегеран… Вы поймите, – горячо убеждал Щеглов, – что, если не поддержать сейчас Мозаффера, на Тегеран обрушится с юга неистовый Зели-Султан с армией бахтиаров и курдов, которые все живое здесь вырежут сразу…

Уговорил. Ночью Тегеран, правда, не раз вздрагивал от одиночных выстрелов. А.Н. Щеглову нелегко далась эта ноченька: «В душу закрадывался вопрос – все ли пройдет благополучно или, по прежним примерам, над Персией снова разразится кровавый, бессмысленный бунт?..» На другой день Насср-Эддина похоронили в ограде дворца «Текиэ», и только теперь объявили народу, что его не стало. Совсем некстати в Тегеран прибыла научная экспедиция графа А.А. Бобринского, бравшего на себя задачи этнографа, его сиятельство сопровождал известный зоолог Н.В. Богоявленский. Граф учтиво спросил:

– Можно ли тут заниматься чистой наукой ради науки?

«Как раз балаган, только ярмарки не хватает», – с неприязнью подумал Щеглов, отвечая не менее учтиво:

– Не ручаюсь за животный мир Персии, ее антилоп и верблюдов, но ради этнографического интереса не советую бывать на базаре, ибо в Тегеране началось стихийное подорожание продуктов, а на окраинах столицы оживились шайки разбойников… Лучше попейте с нами чайку!