Командировка в лето - Дмитрий Лекух

И ушел.

Слегка пошатываясь.

Может быть, от выпитого, но скорее всего – просто от усталости.

Художник, ни на что не реагируя, продолжал мрачно пить кофе. Глеб сладко потянулся, втайне завидуя Князю, – ему-то поспать сегодня ночью так и не довелось, – и хлопнул по плечу бедолагу-оператора.

– Ну чего, Сань, все понял? Сегодня откатаем «улицу», потом добьешь пейзажиков, и – гуляй, рванина…

Тот только мрачно пожал плечами в ответ.

Мол, сделаем…

Глеб насторожился:

– Да что с тобой? Чего ты такой смурной?

Сашка продолжал мрачно жевать нижнюю губу, изредка запивая это не очень изысканное блюдо маленьким глоточком кофе.

Потом глазами попросил у Глеба сигарету.

Прикурил.

Выдавил:

– Знаешь, шеф, я, кажется, пить бросил…

Ларин задумался.

Потом потрогал слегка вспотевший лоб оператора.

Нет, вроде не горячий.

Странно…

Сашка чуть суетливо пригладил стянутую в роскошный хвост гриву и придвинул стул фактически вплотную к шефу:

– Поклянись, что никому не расскажешь…

Так, блин…

Все страньше и страньше…

– Понимаешь, я ведь вчера не сразу в номер пошел, когда мы расстались… Сначала сюда заглянул… Думаю, а что б не выпить скучающему джентльмену перед отходом ко сну, понимаешь?

Глеб пожал плечами.

Пока – ничего странного.

Наоборот, вполне нормально.

Даже, можно сказать, закономерно.

Сашка нервно стряхнул пепел и продолжил, не сразу собравшись с ускользающими мыслями:

– Ну, так вот… Смотрю, а здесь девчонка сидит… Ну, из этих, из моделек, ты видел… Симпатичная такая, примерно как я, и такая же одинокая… Ну, я и подвалил… Типа, не поговорить ли двум одиноким и совершенно свободным сердцам относительно палки чая…

– И что, не дала?

Вид у Художника после этих слов шефа стал, надо сказать, совершенно обиженный.

– Да ты что, Ларин, совсем с дуба рухнул? Как это она могла не дать! Еще как дала! Не в этом дело…

– А в чем?

– Ну, понимаешь, она подругу ждала… Не дождалась. Пропала подруга на хер… Туда и дорога… Но не в этом дело, просто вместе ждать стали… Ну, под ожидание бутылочку вискаря и уговорили… Потом в номере коньячком догнались. Покувыркались с ней… Очень, я тебе доложу, качественно покувыркались. Ну, я потом и заснул…

Глаза Глеба неожиданно стали совсем-совсем сухими.

И жесткими.

– Что умыкнула? Если камеру – ты у меня в жизни не расплатишься…

Художник слегка отодвинулся и недоуменно покрутил пальцем у виска:

– Ты чо, шеф, совсем охерел? Ее каждая собака в этом санатории знает, они тут летом в ресторане подрабатывают с шоу… Офигеть, не встать… Блин, ему как человеку, а он херню разную гонит…

Глеб успокоился так же быстро, как и напрягся.

Щелкнул пальцами, подзывая пробегающую мимо официантку.

– Еще коньячку, пожалуйста. – И тут же повернулся назад, к Художнику. – Ладно-ладно, извини. Рассказывай.

Тот снова обиженно шмыгнул носом, но тем не менее продолжил:

– Так вот. Просыпаюсь я ночью, гляжу – девочка слиняла. Нет, не дергайся, все честь по чести, записочка у лампы: люблю там, целую, телефончик домашний и все такое прочее. А меня, блин, как на грех, такой срач пробил, что сигареты подхватил, да и бегом на унитаз… Видно, сожрал вчера в этой гребаной «Панораме» что-то не то… Или так пробило, хрен его знает… Неважно. Слушай дальше… Сел я, понимаешь, на стульчак, сигаретку закурил, журнальчик открыл, он у меня с «Шереметьева» не читанный… Все честь по чести…

Художник неожиданно замолчал.

Видимо, собираясь с духом.

Он уже открыл рот, чтобы продолжать, но в этот самый момент, просто как назло, подошла официантка, принесла Ларину заказанный коньяк и ароматно дымящуюся чашку свежесваренного кофе.

И Сашка передумал.

– А… эта… а мне можно то же самое?

Глеб хмыкнул.

– Ты ж вроде пить бросил?

Художник в ответ только рукой махнул:

– А-а-а… Счас вот выпью грамм пятьдесят, и сразу брошу. С концами на хрен…

– Ну ладно, продолжай…

– А что продолжать-то?

– То, что начал, что еще можно продолжить?

– А-а-а, это… Ну, ладно, слушай. Только чтоб никому, понял?!

– Да о чем речь, Сань… Могила!

– Ну, тогда… на чем я остановился?

Глеб невольно заржал:

– На унитазе. Все-все, Сань, не дуйся, уж больно смешно вышло… Рассказывай.

– Ну, так вот, посидел я, подумал… Дела свои сделал, пару сигарет выкурил. Начинаю вставать, а меня кто-то оттуда за конец – хвать!!! И не отпускает ни в какую…

– Откуда – оттуда?

– Откуда-откуда… Из унитаза!!!

Глеб чуть кофе не подавился.

– Ты что, ёбнулся?!

– Во-во, я вначале тоже так подумал. Потом снова подниматься начал, а он – опять. Схватил и не пускает…

– За что схватил?

– За член!!! – Сашка неожиданно разозлился. – Ты чем слушаешь-то, придурок?!!

Глеб осторожно, пытаясь не расплескать, отставил кружку с кофе в сторону.

– И что дальше?

– Что-что, ничего! Сижу, думаю… Потом опять попробовал – не пускает ни фига, плотно так обхватил… Я уж и маму-покойницу вспомнил, и что пить больше никогда не буду, поклялся, а он – ни в какую… И посмотреть боюсь…

Глеб сглотнул надвигающийся смех:

– Чего боишься-то?

– Чего-чего… Ты бы, можно подумать, не испугался, если б тебя снизу из унитаза кто-то за член тащил… Капец. Это или белка собственной персоной, или просто фильм ужасов какой-то…

Сашка нервно закурил, поблагодарил кивком головы официантку, принесшую заказанный коньяк, осторожно принюхался к запаху драгоценной жидкости.

Глеб не выдержал:

– Ну и что?

Художник поморщился.

– Да ничего особенного. Два часа просидел в холодном поту, всех знакомых покойников вспомнил… Их у меня немало набралось, сам знаешь. Даже курить не мог…

– И?..

– И все-таки посмотрел. А чего делать-то оставалось…

– И что там было?

Сашка неожиданно покраснел.

На памяти Глеба подобное случалось – ой, как нечасто.

– Да понимаешь, я, когда заснул, гондон с члена снять забыл… А когда гадил по-крупному, то и пописал заодно, естественно. Вот его и раздуло… А унитазы-то здесь старые, с узкой трубой, вот он в стенки и уперся, как пробка. Я встаю, а он не пускает…

Глеб, на беду свою, как раз в этот момент сделал глоток кофе.

Точнее, не сделал.

Только в рот набрал.

Художник, бедолага, еле увернуться успел.

А то, в придачу ко всем бедам, его б еще и кофе оплевали.

А Ларин, выскочив на улицу, ржал так долго и неистово, что скорее всего разбудил всех немногочисленных обитателей бывшей партийной здравницы.

Сашка наверняка обиделся смертельно, но поделать с собой Глеб ничего не мог.

В его жизни бывало немало смешных историй.

Но эта – лучшая.

Бедный Художник…

Глеб отсмеялся и пошел извиняться и отпаивать Сашку коньяком. Извиниться, по идее, следовало сразу и за то, что он почти наверняка станет клятвопреступником.

Не рассказать это своим приятелям он просто не сможет.

Это было бы совершенно необъяснимой жадностью, глупостью и вообще – настоящим преступлением против человечности…

Ну, да ладно.

Зачем добивать парня…

Ему и так херово.

Глава 17

Улицу «откатали» неожиданно быстро.

Горожане, от геройского вида дедов до симпатичных девчушек, оказались людьми словоохотливыми и мыслящими, да и говорящими на удивление связно.

Достаточно было задать пару-тройку наводящих вопросов – и пиши монолог для исходника.

Потом – режь не хочу.

Хоть монтируй, хоть перемонтируй.

Отработали.

Заскочили заодно и в порт, поснимали рыбаков на пирсе.

Экзотика!

Рустам предложил под шумок проехаться и в «Шератон», поснимать там – как-никак символ возрождающейся всесоюзной здравницы, – но Глеб от этого дела решительно отказался.

Во-первых, Князь обещал сначала договориться с шератоновским генеральным (а такие вещи лучше и впрямь согласовывать), ну, а во-вторых, спать хотелось неимоверно.

В конце концов, на курорте мы или не на курорте?

Начальство обещало командировку в лето.

Обещало?

Вот пусть теперь и терпит…

Короче, сейчас наскоро перекусываем где-нибудь в городе, и – по личному плану.

Лично он, Глеб Ларин, собирается ложиться спать.

Сладко так.

С прихрапом и присвистом.

А остальные могут хоть на ушах стоять. Самое главное – к завтрашнему утру быть в форме.

Железно.

Мэр из Москвы вернуться должен.

Перекусить решили в небольшом, но уютном придорожном ресторанчике, по весенне-несезонному времени абсолютно, прямо-таки первозданно пустом.

По крайней мере, кругленький хозяин-армянин встретил их просто как любимых родственников, с распростертыми объятиями.

Быстренько заказали по порции домашнего сыра, солянке и шашлыку и приготовились ждать, потягивая холодное пивко.

Ничего особенного, а ведь приятно, черт его подери…

В ресторанчике тем временем стало немного оживленнее. Заскочили две толстые неопрятные тетки, судя по разговорам – челночницы с только что прибывшего из Турции парома.