Автобиографические записки.Том 3 - Анна Петровна Остроумова-Лебедева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Написала целый ряд акварельных женских портретов: Н.Н. Евреиновой, Асиньки Верховской и Н.М. Михайловой[81]. Работала много.
Кроме всего прочего, чертила для научных статей Сергея Васильевича «кривые». На больших листах рисовала тушью переплетающиеся между собой линии. Каждая линия имела свой особый характер или рисунок. Это для того, чтобы можно было проследить ее ход до конца среди других линий. Делала я их очень много, судя по дневнику того времени. Даже когда ездила в дом отдыха ученых в Детское Село, чертила их там.
Осенью 1926 года председатель ЦЕКУБУ назначил меня, невзирая на мой сильный протест, членом квалификационной комиссии по секции «Изо». Членами этой же комиссии были П.С. Наумов и С.К. Исаков. Собирались мы в бывшем особняке Юсуповых, в одном из роскошных его зал. Не раз видела на общих заседаниях академиков Марра, Ольденбурга, Державина[82] и других.
Вспоминаю, как при работе в этой комиссии мне пришлось давать письменную характеристику о творчестве художников К.С. Петрова-Водкина, А.А. Рылова, З.Е. Серебряковой для назначения им персональной пенсии. Оба художника получили, а также и Серебрякова, но она с условием возвращения в Россию.
Сделала из окна лаборатории акварель «Осенний ледоход». Вырезала четыре гравюры Версаля для Советской энциклопедии и гравюру «Вид с моста Равенства на Неву и Биржу» (две доски, одна линолеум)[83].
* * *
Получила из Берлина от одного сотрудника Фридрихского музея сообщение о приобретении для этого музея восьми моих гравюр, из тех, которые я временно оставила в музее[84].
Таким образом, количество моих гравюр с находящимися там ранее удвоилось.
Неожиданно получила из Лондона английское художественное издание «The voodeunt of to day at home and abroad» («Деревянная современная гравюра у нас и за границей»). Издательство Studio, 1927. В числе многих иностранных гравюр в этой книге были помещены гравюры следующих русских художников: Н. Купреянова — «Ломовой», А. Кравченко — «Сбор яблок» и моя «Фьезоле»[85]. Все три снимка сделаны с представленных Британским музеем оригиналов.
* * *
Когда я и Сергей Васильевич чувствовали, что дорабатывались до полной усталости, мы садились на трамвай, чаще всего поздно вечером, и ехали в сторону Лесного, до Озерков и Шувалова. Походив там немного, подышав свежим воздухом, мы возвращались домой освеженные, как бы сбросив с плеч дневную тяжесть.
А по выходным дням мы ездили днем, и надолго, туда же. Нередко захватывали с собой английский учебник и, сидя в трамвае, экзаменовали друг друга (мы учились в те годы этому языку) и много смеялись, поправляя друг другу произношение.
Гуляя, Сергей Васильевич мне рассказывал о своем детстве, о разных забавных эпизодах. Во время этих прогулок я сделала акварель «Вид с Поклонной горы» (находится в собрании В.А. Успенского).
Вспоминается мне один забавный случай по поводу наших прогулок. Как-то в воскресенье вечером звонит нам по телефону наша знакомая, живущая с мужем в Политехническом институте. Она спросила:
— Не ехали ли вы сегодня в трамвае в сторону Шувалова?
— Да, а что? — спросила я.
— Сегодня был у нас, — продолжала она, — один знакомый и рассказывал, что по дороге к нам в трамвае видел среди пассажиров одну парочку, которая привлекла его внимание, и он неотступно за нею наблюдал. Они все время разговаривали между собою, большей частью по-английски (это мы учили на завтра урок для англичанки) и смеялись. Я сразу сообразил, что это иностранцы. Но странно — они довольно хорошо говорили по-русски, добавил он. Я попросила описать наружность заинтересовавших его пассажиров трамвая и, конечно, узнала вас, не правда ли?
— Да, это были мы, — смеясь от души, ответила я ей.
В марте в Ленинград приехали Максимилиан Александрович и Мария Степановна Волошины. Немедленно у них собралась большая группа их друзей-«коктебельцев», спаянных между собою дружеским чувством и любовью к Коктебелю.
Каждый день мы где-нибудь собирались. 14 апреля Максимилиан Александрович Волошин в Литературно-художественном обществе читал свои стихи. Собралось много народу. Все слушали с напряженным вниманием. После чтения развернулась оживленная беседа.
Кроме того, Волошин привез много своих акварелей, навеянных ему прекрасной древней Киммерией, и из них была устроена интересная выставка[86].
19 апреля закантовывала мои вещи, которые я собиралась дать на выставку «16-ти». Я торопилась, так как на следующий день я и Сергей Васильевич уезжали в дом отдыха ученых в Детское Село.
Вспоминаю, как вечером накануне нашего отъезда за моими картинами приехали два энергичных и талантливых художника, два друга — С.А. Павлов и Н.И. Дормидонтов и увезли их на выставку, взяв на себя заботу их там повесить. На эту выставку я дала восемь портретов и три пейзажа Коктебеля[87].
Зимой неожиданно к нам пришли ленинградские молодые писатели со своими женами: Юрий Либединский и Михаил Чумандрин[88]. Приехали познакомиться, посмотреть мои работы и предложили мне делать гравюры видов Ленинграда для вновь организуемого журнала «Ленинград».
На обложке каждого выпускаемого журнала они хотели иметь черные гравюры, которые бы изображали новое рабочее строительство Ленинграда. Я сделала: 1) Вид на Смольный, 2) Рабочие дома Выборгского района, 3) Вид с Сампсониевского моста на фабрики Выборгской стороны, 4) Рабочие дома Московско-Нарвского района, 5) Арка завода «Треугольник» и 6) Школа Московско-Нарвского района[89].
На этом окончились мои гравюры, так как этот журнал был вскоре закрыт. Я могу ошибиться, но мне вспоминается, что только и вышло шесть номеров. В те дни в стране была нехватка бумаги, и поэтому было решено сократить число печатаемых изданий. В это число попал и журнал «Ленинград».
* * *
26 мая 1927 года умер Борис Михайлович Кустодиев, чудесный, талантливый художник и наш товарищ по «Миру искусства». Умер очень большой художник-реалист и как человек — герой, который вызывал удивление и преклонение у всех, кто его видел и знал, как он живет и работает.
Скончался он в 11 часов вечера от воспаления легких. Во время болезни много дней ничего не ел и не спал. В день смерти почувствовал себя лучше, но к вечеру стал задыхаться. Похоронили его на Никольском кладбище.
Он много лет страдал параличом ног, приковавшим его навсегда к креслу или кровати, но он продолжал энергично, со страстью работать. Только в последнюю зиму он стал заметно слабеть и жаловаться на слабость рук. Его вещи, выставленные на выставке «16-ти», носили на себе явные следы утомления.
Но он за этот
