Хорошее время, чтобы умереть - Марина Серова

Я слушала Веру Потаповну не особенно внимательно. Зная уже достаточно о характере покойной, я не удивлялась тому, что она вытворяла. Не имея возможности доставать своих близких, старушка Ягудина с удовольствием отыгрывалась на бедных соседях, отравляя им жизнь мелкими пакостями. Наконец мне надоели эти истории про подъездные баталии, и я прервала поток красноречия Веры Потаповны:

– Простите… А кто к ней ходил, вы, наверное, видели?

– Да почти никто и не ходил, кто же захочет общаться с таким человеком?! Так, родственник один заглядывал, и то, знаете, очень-очень редко…

– Да, да, насчет родственника я как раз в курсе, это внук Ахолии Ивановны, Роман.

– Внук? – удивилась женщина. – Ну, уж это вряд ли, скорее сын.

– Почему сын? – опешила я: разве Роман выглядит как сын семидесятитрехлетней женщины?

– Потому что они чем-то похожи, – пожала плечами Вера Потаповна.

– А возраст?

– И по возрасту он ей в сыновья подходит…

– Да нет, по возрасту он ей именно во внуки годится, – заспорила я.

Женщина посмотрела на меня недоуменно.

– Да что вы говорите?! Как пятидесятилетний человек может быть внуком семидесятитрехлетней женщины? – спросила она несколько даже раздраженно. – Нет, это был ее сын, говорю же вам! Ну, может, и не сын, конечно, я у него не спрашивала, может, племянник там или еще какой родственник, но внешностью они точно похожи…

Я прямо растерялась. Вот тебе еще новости! Что за ерунда, какой такой сын, откуда? Я смотрела на женщину, соображая, как бы мне уточнить этот вопрос, но едва я открыла рот, как в дверь позвонили, и хозяйка, подхватившись, пошла открывать. Вернулась она через минуту вместе с Андреем.

– Извини, Тань, не дождался тебя… Ты чего так долго?

– Ты проходи, Андрюша, проходи, тут такие дела!.. Так, Вера Потаповна, уточните, пожалуйста, насчет того человека, который, по вашему мнению, был сыном вашей соседки, – попросила я хозяйку и подмигнула Мельникову.

– Вот что, ребята, давайте пойдем на кухню, попьем чайку, и я вам все подробненько расскажу… А то гости у меня бывают так редко…

Вскоре мы втроем сидели в кухне Веры Потаповны и пили чай. Она разливала его из старенького заварника с отбитым носиком и почерневшего от времени зеленого эмалированного чайника и охотно рассказывала:

– В первый раз я его увидела примерно через полгода, как Ахолия Ивановна переехала в наш дом. Он пришел рано утром, часов этак в семь… Кстати, угощайтесь: вот сушки… Ага. Пришел, значит, в семь, недовольный такой был, да что там недовольный, – злой! Я-то как раз мусор собиралась вынести, посмотрела в глазок – нет ли кого в подъезде, а то ведь я дверь-то открытой оставляю. У меня тогда замок заедал, так вот я лишний раз его и не трогала. В подъезде никого не было, и я накинула на ноги старые шлепки и собралась было уже дверь открыть, как вдруг слышу на площадке шаги. Тихие такие, осторожные… Я в глазок-то глянула – он к ее квартире подошел, огляделся, помедлил и словно нехотя позвонил. Она вскорости открыла, словно ждала, а он – шасть в квартиру…

– Вы его разглядели? – не удержалась я.

– Токмо со спины, и то через глазок. Но это в тот раз, я его потом еще несколько раз видела.

– И какой же он из себя? – спросил Андрей, прихлебывая чай.

– Говорю же, лицом на нее похож, я и подумала – сын… Лет пятьдесят ему, ну, это сейчас, тогда-то ему меньше было… А может, и не пятьдесят ему, может, больше, сейчас ведь не разберешь, одеваются-то все черт знает как…

– И долго он у Ахолии Ивановны сидел?

– Да он и не сидел у нее вовсе! Никогда. Придет, бывало, прямо на пару минут – и тут же уходит. Я еще подумала: она богато живет, может, он за деньгами к ней приходит?

– А что, он плохо был одет?

– Плохо, ой плохо! – покачала головой женщина, подливая Андрею еще чая. – То плащ на нем не пойми какой, замызганный, то пальто, словно с помойки. Нет, точно, за деньгами он к ней приходил, бедный же, сразу видно. Шляпа на голове… такая шляпа… с большими полями, но старая-старая. Словом, мне ровесница. Он ее на самые глаза надвигал. И вообще, знаете, чудной какой-то этот родственник: он все лицо в воротник прятал. Ага. На глаза шляпа надвинута, а рот – за воротником, так что один нос и был виден.

– А ему точно пятьдесят? – не удержался Андрей. – Может, вы не разглядели? Может, ему лет двадцать пять?

– Молодой человек, – с укором сказала Вера Потаповна и покачала головой, – я еще, слава богу, в своем уме, мне не девяносто лет! Я что, по-вашему, не отличу пятидесятилетнего мужчину от двадцатипятилетнего?! Точно вам говорю: немолодой был мужчина, вот только одет плохо. А лицом на Ахолию похож, вот я и подумала: наверное, это ее сын.

Вдруг женщина спохватилась:

– Ах, этот!.. Господи, я про молодого-то совсем забыла! Да, молодой тоже ходил, хоть и редко, и, кажется, его действительно звали Романом… Только этот лица не прятал, нет. Но, говорю же, ходил еще и другой, постарше, вот этот-то и маскировался! Я один раз с ним прямо нос к носу столкнулась, вот здесь, на нашей площадке. Он из ее квартиры выскользнул, а тут я! Он растерялся, как будто даже испугался или разозлился, я толком-то и не поняла. Только лицо у него вот так исказилось (женщина изобразила на лице комичную гримасу), он его тут же в воротник плаща спрятал и – бегом по лестнице вниз… Я еще тогда подумала: что же это, такая зажиточная женщина, даже, можно сказать, богатая, по теперешним понятиям, а сын – бомж! Да с такими деньгами она могла бы ему одежку получше справить. Что ж он приходит к ней побираться-то?

Мы с Андреем переглянулись. Наша погибшая становилась все загадочнее. Теперь у нее объявился еще один родственник, притом, возможно, более близкий, чем внучатый племянник, раз соседка приняла его за ее сына. Но ведь сестра сказала, что она никогда не была замужем и детей у нее не было. Я потягивала дешевый безвкусный чай с сушками, чтобы доставить хозяйке удовольствие, и ломала голову, кто же этот таинственный бомж, внешне так похожий на Ахолию Иванову?

Андрей молчал, хмурился. Видно было, что он тоже озабочен тем же вопросом. Хозяйка между тем увлеченно продолжала, прихлебывая из своей чашки:

– И всегда-то он раненько утречком приходил, вот чтобы днем или вечером – никогда! И всегда голову отворачивал или в воротник прятал, если мы встречались. По всему видать, стыдно ему было, что он такой бедный. Эх, горемыка! С такой-то матерью бомжевать! Господи! Да что же у нее за сердце было?! Я ей как-то сказала, не выдержала: как, мол, вы, Ахолия Ивановна, можете так с сыном поступать? Она на меня, как на идиотку, уставилась, зенки свои бесстыжие вот так вылупила. Вы, кричит, в своем уме?! Как поступать-то, о чем вы? Совсем умом тронулись?.. Да, вот такой это был человек, не хотела даже говорить на эту тему. Прости, Господи, что о покойнице плохо говорю… А после того как она на меня накричала, я с ней вообще разговаривать перестала. В конце концов, это ее личное дело. Может, этот сын ее – пьяница, а может, и кто похуже, кто их там знает? Хорошо хоть, она ему не отказывала, хоть редко, да, видать, помогала, раз он к ней ходил…

– Вера Потаповна, – сказал Андрей с укором в голосе, – а почему в прошлый раз, когда наш сотрудник беседовал с вами на эту тему, вы ничего ему не рассказали про этого сына-бомжа?

– Так он меня про него и не спрашивал! – удивленно-возмущенно пожала плечами женщина. – Спросил бы прямо: был ли у Ахолии Ивановны сын-бомж? Я бы ему прямо ответила: был!

Мы с Андреем только переглянулись.

Глава 5

Через десять минут мы покинули гостеприимный дом Веры Потаповны. В квартире погибшей Мельников огляделся.

– Помнится, где-то тут были ее фотографии, – он подошел к старинному секретеру, стоящему в зале у окна. – Так, так… Ага! Вот.

Он порылся в ящичках и выложил на стол большой фотоальбом в бордовом бархатном переплете. Мы склонились над ним. Фотографий в альбоме было немного, как видно, покойная не особо любила позировать перед объективом. Мы листали пожелтевшие картонные страницы с такими же пожелтевшими снимками. Вот Ахолия Ивановна в детстве с сестрой и родителями… Вот она в школе в пионерском галстуке и мрачной школьной форме с черным фартуком и огромными белыми бантами… Это, как видно, институт – «студенты на картошке». Ахолия трудится с мешком в руках, рядом два парня с лопатами… Вот выпускной в институте – девушки в старомодных платьях, с дипломами в руках и широкими улыбками на счастливых лицах. Только наша мамзель стоит чуть поодаль ото всех с недовольным видом. Она даже не демонстрирует свои «корочки» фотографу, просто держит их в опущенной руке… Вот она на работе – похоже, лаборатория санэпидемстанции. Всюду – пробирки, колбы, какие-то химические приборы… Одна девушка сидит с бюреткой в руке и улыбается, наша Ахолия Ивановна – чуть поодаль заполняет какой-то журнал. Она не смотрит в объектив, ее лицо сосредоточенно-хмурое…