Капкан для призрака - Джон Карр

Из серой кожаной перчатки выглядывал маленький листок бумаги, сложенный в несколько раз.

Гарт обернул шнур шторы вокруг заржавевших крючков, чтобы скатанная материя осталась наверху.

— Когда мы познакомились, — сказала Бетти, повысив голос, — ты послал мне два или три письма. Я сохранила их, хотя они были отпечатаны на машинке. Это ведь твоя пишущая машинка, да? Но почему ты меня обо всем этом расспрашиваешь? Ты видел Глайнис? А Хэл видел ее?

— Бетти, я не хочу тебя пугать…

Она стояла на влажном песке у трех ступенек, ведущих ко входу в павильончик, и смотрела на него странным взглядом, словно была в столбняке.

— Я не хочу тебя пугать…

— Ответь мне на один вопрос. Пожалуйста, прошу тебя, ответь мне на один вопрос. Ты ответишь мне?

— Если это возможно…

— Что-то случилось? — спросила Бетти. — Нечто такое, чего я боялась?

— Да.

На мгновение ему показалось, что Бетти сейчас потеряет сознание. Ее глаза стали какими-то бесцветными. Он спустился по ступенькам, обнял ее за талию и крепко держал. Она вся дрожала.

Если кто-нибудь видел, как они там стоят, у него могло создаться впечатление, что они одни на всем белом свете, точно так же, как они были одни на этом пляже. В определенном смысле так оно и было. Левую руку с письмом, засунутым в перчатку, Бетти опустила вниз. Гарт все еще так и не прикоснулся к этому листочку бумаги.

— Бетти, послушай меня! Твоя сестра мертва. Она лежит в одной из комнаток этого павильончика, той, что справа, если смотреть на море. С ней произошло то, что вчера вечером едва не случилось с миссис Монтэг. Ты в состоянии меня слушать?

— Со мной все в полном порядке. Ведь я ненавидела ее.

— Вот именно. Поэтому нам предстоит защищаться. Мы окажем друг другу плохую услугу, если не посмотрим фактам прямо в глаза. Ты понимаешь меня?

— Ах, Дэвид, прости меня! — воскликнула она. — Ради бога, прости меня, мой любимый!

— За что я должен тебя простить? Тебе ведь не за что просить у меня прощения, любимая. Я уверен, что ты этого не сделала.

— Нет! Нет! Я хотела, но знала, что не смогла бы это сделать. Я всего лишь хотела сказать…

— Я знаю, что ты хотела сказать. Это неважно.

Бетти быстро обняла его двумя руками. Потом с судорожным усилием выпрямилась. Гарт по-прежнему говорил медленно, ласково, так, чтобы она приободрилась.

— Это безумие, — сказала она после короткого молчания. — Пожалуйста, спрашивай меня, о чем хочешь.

— Хорошо. Эта ссора с твоей сестрой, как она произошла? Когда ты видела Глайнис живой?

— Более двух часов назад, — ответила Бетти со спокойствием, которое, возможно, было напускным, но вместе с тем уверенным. — Точного времени я не помню, а часов у меня нет. Возможно, было без десяти четыре. Это произошло у нее в спальне…

— У нее в спальне?

— Да. — Бетти пристально вглядывалась в недавнее прошлое. — Глайнис внезапно появилась сегодня утром. Веселая и бодрая, она пришла с фэрфилдского вокзала. Она была с чемоданчиком и заявила, что на один или два дня останется здесь. Потом рассмеялась и сказала: «Но ты только не подумай, котик, что у тебя появляется такая желанная возможность. Ну уж нет! Я оставила в Лондоне письмо, которое нужно вскрыть, если со мной произойдет что-нибудь нехорошее».

Гард довольно резко сказал:

— У твоей сестры явно была патология.

— Какого сорта?

— Это уже не имеет значения.

— В таком случае не говори.

— Извини. Ты сказала, что…

— К счастью, — быстро продолжила Бетти, — там не было миссис Хеншью. — Фигура этой невероятно почтенной экономки напомнила Гарту фигуру безупречной и целомудренной миссис Грэнди из пьесы Мортона. — В Банче заболела дочь миссис Хеншью. Поэтому вчера вечером, перед тем как Хэл и я выехали на этом твоем гадком автомобиле в Лондон, я разрешила миссис Хеншью навестить дочь и вернуться только в понедельник. Я по-своему так же поверхностна и вульгарна, как Глайнис, Дэвид. Я даже и представить себе не могу, чтобы кто-то знал о том, что Глайнис иногда бывала здесь. До этого она навещала меня только тайно, однако на этот раз решила приехать открыто. Ну а потом, когда с дневной почтой я получила твое письмо…

— Ага, понятно, мое письмо. Я могу взглянуть на него?

Бетти посмотрела на Гарта.

— Я подумала, что ты меня уже простил! — воскликнула она. — Это ведь ты писал?

— Конечно, я; несомненно, это писал я. Но все же не мог бы я на него взглянуть?

Бетти выдернула листок бумаги из перчатки, развернула его и протянула Гарту. Сейчас был неподходящий момент, чтобы сказать ей, что этого письма он никогда не видел и ничего о нем не знает.

«Любимая, — было напечатано на машинке, — я буду у тебя в субботу в шесть часов. Как всегда твой». Даты не было. А в качестве подписи стояла только буква «Д», написанная чернилами.

Однако письмо не было напечатано на служебной машинке, которой пользовался Майкл Филдинг, когда рассылал счета. Кто-то напечатал его на личной машинке Гарта, которая находилась в его квартире на Харли-стрит и которую он оставлял для своей другой жизни; теперь эта жизнь казалась ему очень комичной, очень гротескной.

— Бетти, ты сохранила конверт, в котором пришло это письмо?

— Конечно, сохранила. — В голосе Бетти звучал почти упрек. — Могу тебе сказать, что на штемпеле стояло: «Запад, 12.30». Могу показать тебе этот конверт. Но какое это имеет значение? Если его послал ты…

— Любимая, я ведь уже сказал тебе, что это письмо послал я. А сейчас я размышлял о другом.

Он размышлял о странном выражении на одном молодом лице вчера вечером на Харли-стрит и о романе в красном переплете, который кто-то положил, причем предусмотрительно открыв его, в комнате ожидания.

— Главное, спокойствие! Ты слишком торопишься! — Он вернул ей письмо. — Ты рассказывала мне о своей сестре и о том, что произошло сегодня днем в твоем домике. Что же было дальше?

Ветер трепал волосы Бетти.

— Я предоставила в распоряжение Глайнис большую спальню на первом этаже в тыльной части дома. — Она сделала неопределенный жест в направлении домика. — Когда я получила это письмо, то долго размышляла, а потом в конце концов побежала к ней в комнату. Она нашла один из моих купальных костюмов и как раз надевала его. Я сказала ей: «Ты не пойдешь на пляж. Ты опозоришь меня, разрушишь все то, чего я смогла добиться». Глайнис сказала: «Что с тобой, котик? Ты не хочешь, чтобы со мной встретился твой друг?» Я ответила: «Я не хочу чтобы тебя здесь кто-нибудь даже увидел», а Глайнис мне на это: «Если ты не оставишь меня в покое, котик, то я отправлюсь на пляж вовсе без купального костюма. Спорим, что ты и сама несколько раз так делала». Мы начали кричать друг на друга. И я убежала.

— Ты сказала ей об этом моем письме?

— Нет! Конечно, нет!

— Так, значит, она надела твой купальный костюм, Бетти. Два свидетеля видели, как она спускается на пляж и входит в воду. Они сказали, что это была ты.

— Но я бы не сделала такую…

— Спокойствие! Я знаю, что это была не ты. Однако нам трудно будет это доказать. — Гарт закрыл глаза, мысленно представил себе кое-что другое и снова посмотрел на Бетти. — Ты уехала отсюда на велосипеде около четырех. Куда ты поехала? В Фэрфилд?

— В сторону Фэрфилда, но не в город. Я поехала на запад от него. Иногда я ехала, но большую часть времени шла пешком и просто вела велосипед. Я так ужасно разволновалась, что забыла даже о твоем письме.

— Ты встретила кого-нибудь из знакомых?

— Об этом всегда спрашивают в романах, да?

— Ты встретила кого-нибудь из своих знакомых?

— Не знаю. — Взгляд ее карих глаз, застенчивых, нервных и пробуждающих столько фантазии, был устремлен ему за спину, на павильончик. — Там было ужасно мало людей, невероятно мало. Это все потому, что дело шло к дождю, и вся местность казалась такой пустынной, словно там было привидение.

— Привидение? — повторил Гарт.

— Да, это звучит глупо, но думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Это такое чувство, какое иногда тебя охватывает, особенно в сумерки, в некоторых из средневековых зданий в Равенспорте. Я пила чай в каком-то загородном трактирчике, на котором снаружи была вывеска «Ночлег и завтрак», а ниже было написано: «Свежие яйца», как вдруг поглядела на часы и вспомнила о твоем письме. Поэтому назад я неслась с таким энтузиазмом, что теперь у меня возникло ужасное ощущение, будто я вся вспотела. Возле Фэрфилда я встретила Хэла Ормистона, который ехал навстречу в твоем автомобиле и выглядел ужасно злым.

— А Хэл тебя видел?

— Конечно. Он должен был меня видеть. Мы были едва ли в двух метрах друг от друга, к тому же он ехал не слишком быстро, хотя и не особенно смотрел по сторонам. А это… это очень важно?

— Из всего того, что говорил мой племянник когда-либо в своей жизни, это может быть самым важным. Не отворачивайся от меня, Бетти! Я хочу, чтобы ты ясно понимала ситуацию.