Закаспий; Каспий; Ашхабад; Фунтиков; Красноводск; 26 бакинских комиссаров - Валентин Рыбин

- Вот бери сибе, - Мамедяр положил на стол пачку ассигнаций. - Мамедяру не жалко.

- Спасибо, дорогой, да только совестью своей я не торгую, - отказался Лесовский. - Вся моя помощь заключалась лишь в том. что я подсказал, откуда взять дополнительную воду. Убери со стола деньги!

- Хов, Лесов-хан, ты разве умный?! - удивился Бяшим. - Деньги возьми, костюма, шапка, палта покупайт будешь.

- Не надо мне ничего, - вновь отказался инженер. - Спасибо, что зашли и поблагодарили. А деньги возьмите назад - они еще вам пригодятся. - Лесовский взял со стола пачку и сунул в руки Мамедяру.

Старшина обиженно покачал головой, посмотрел на Бяшима, и оба по-своему заговорили, чтобы инженер не понял.

- Лесов-хан, давай пойдем одна места! - повели тельно сказал наконец Бяшим. - Ты обижайт нас. Да вай одна места пойдем.

Лесовский подумал: «В ресторан, что ли, решили за тянуть? Но ведь сами-то они не пьют!» Хотел было опять отказаться, но любопытство взяло вверх.

Выйдя из «Северных номеров», они направились к Русскому базару, прошли мимо караван-сарая и, оказавшись на Базарной улице, остановились возле шапочной мастерской. Бяшим вошел один, затем вернулся и пригласил своих спутников.

В тесной мастерской пахло овчиной, стрекотали ножные машинки и лязгали ножницы. Хозяин мастерской Абрам Рабинович провел гостей в другую комнату, где у закройного стола стоял сухощавый, среднего роста, с черными усиками парень лет двадцати восьми.

- Яков, сними мерку с господина на каракулевую папаху. Из сура сошьешь, так попросили наши поставщики-туркмены. - Хозяин сел за стол и стал заполнять квитанцию, а Яков, глядя то на Лесовского, то на Бяшима, которого он хорошо знал, довольно заговорил:

- Ну-ну, раз надо сшить, то сошьем. Только не понятно мне, Бяшим, почему не сам заказчик о себе беспокоится, а ты?

- Подарка делаю, - коротко пояснил Бяшим. Господин Лесов-хан нам одна хороши дела делал, мы тоже ему хороши дела... Правильно?

- Правильно, правильно, - неохотно согласился Лесовский. Видя, как недоуменно смотрит на него закройщик, пояснил: - Помог им на кяризе, вот они и затянули меня к вам. Хотели деньгами - я отказался, так они папаху на память решили подарить.

- Ну что ж, как говорится, услуга за услугу, - понятливо согласился Яков. - Когда-нибудь придут времена, деньги вовсе потеряют вес. Будем строить свой труд исключительно на совести друг к другу.

- Где-то я уже читал подобное, - заметил Лесовский, подставляя голову под замызганную ленточку закройщика.

- Читали? - удивился Яков. - Я вычитал в статейке Полуяна. - Вам не знакома такая личность?

- Да слышу о нем в который уже раз, но самого встречать не доводилось. Фельдшер один, знакомый мой, уж очень восторгался им. Все Полуян да Полуян - светлая голова. Маркса, мол, хорошо знает.

- А вы как смотрите на марксистов? - Яков смело взглянул на клиента.

- Обыкновенно, как и все. Серьезно над их учением не задумывался, так что извините. - Лесовский насупился и отвернулся. - Ну что, друзья мои, пойдемте теперь пообедаем.

Яков улыбнулся, поняв, что напугал заказчика своим прямым вопросом. Сказал как можно мягче:

- Денька через два загляните на первую примерку. - И проводил инженера внимательным и изучающим взглядом.

XI

Лесовский покинул "Северные номера" и поселился на квартире у старого скобелевского солдата в железнодорожной слободке, попросту именуемой Хитровкой.

Хозяин дома - Игнат Макаров, когда-то участвовал в штурме Геок-Тепе, затем работал на втором участке строительства Закаспийской железной дороги - от Кизыл-Арвата до Асхабада, под начальством генерала Анненкова. В начале восемьдесят шестого, когда строительные батальоны двинулись дальше, на Чарджуй, Игнат по возрасту - исполнилось ему тридцать пять,- ушел с работы, но домой в Россию не поехал, а взял ссуду и построил себе на Хитровке собственный дом в шесть комнат, со двором, сараями и свинарником. Осенью подался в родную Смоленскую губернию и вернулся с женой Машей, нынешней Марьей Ивановной. Родила ему Марья в первые семь лет замужества трех сыновей - Ваську, Ермолая и Павла. Теперь они все выросли, каждому - за двадцать. Парни с характером - не тронь, не задень. Старший, Василий, социал-революционер - в Управлении железной дороги служит. Средний и младший - в депо, оба слесари, и оба, оберегая свою рабочую честь и достоинство, ведут войну со старшим брательником, который хоть и служит на железной дороге, но воюет за крестьянскую общину.

В общем-то вся Хитровка - выходцы из русских деревень, - пропитана духом народничества. Оттого, что мужики сменили грабли и вилы на ломы и кувалды, духу в них мужицкого не убавилось. По вечерам на лавочках у дворов только и слышно о видах на урожай на Смоленщине, в Пензе, в Поволжье, в Саратовской губернии. Давно уже отшумело озорство «Народной воли» и «Черного передела», но тут свежи в мужицкой памяти убийства крупных помещиков, поджоги усадеб, потравы зерна и порубки леса. И особенно памятны совсем уже недавние «проказы» бывших народников, объединившихся в 1902 году и создавших партию социал-революционеров. Старый солдат Игнат Макаров, выходя вечерком на лавочку, чуть чего, сразу начинал загибать на руке пальцы и подсчитывать «убиенных». Уфимский губернатор Богданович - раз, Плеве - два, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович - три, в Саратове - генерал Сахаров- четыре, в Могилеве - губернатор Клингенберг - пять, самарский губернатор - Блок - шесть...» Дядя Игнат загибал и загибал пальцы, а сидящие рядом с ним мужики дивились не столько «проказам» социал-революционеров, сколько феноменальной памяти старого вояки. «И как ты все это помнишь, Игнат?» А он помнил потому, что счет убийствам вел в своей тетрадке старший сын дяди Игната. И любимой фразой сына была: «Ваше величество, дайте конституцию, а то эсеры стрелять будут!»

Василий Макаров, по партийной кличке Макака (прозвали его так за злые гримасы, выражавшие суть подлой и жестокой души) предложил Лесовскому поселиться у него на квартире, когда играли они в бильярд в железнодорожном парке. Тут же эсеры Фунтиков, Герман, Гаудиц, еще несколько человек, узнав, что инженер изгнан из земства, пообещали ему подыскать «теплое» местечко, а на управляющего Юзефа Юнкевича «наложили черный глаз». Через день-другой, когда Лесовский зашел в Управление Среднеазиатской железной дороги, там его встретили уже знакомые ему служащие. Дело сладилось быстро - заполнил анкеты, вступил в профсоюз. Начальник отдела предложил оглядеться на месте, а через недельку - в путь-дорогу, на осмотр водосооружений на станциях и разъездах.

Отправился он в свой первый «вояж» на летучке. Черный большетрубый паровоз, с тремя платформами-чанами и одним спецвагоном, торопко попыхивая, побежал на восток, в сторону Мерва. В вагоне вместе с Лесовским ехали два слесаря. Едва уселись в купе, сразу достали карты и начали играть в очко.

- Господин инженер, вы не желаете побанковать?

- Нет, не играю.

Лесовский вышел в тамбур и до Аннау обозревал предгорную степь. Равнина, холмы, за ними горы были точно такими же, как и возле аула Теке-хана. На всем пространстве - ни домика, ни кибитки. И когда на серо-зеленом фоне, в некотором отдалении от железной дороги, засверкала голубыми изразцами древняя аннауская мечеть, Лесовскому почудилось, что переселился он в мир древний и сказочный. Едва машинист остановил летучку, Лесовский поспешил к паровозу.

- Федор Андрнаныч! - окликнул он, запрокинув голову. - Может, задержимся на часок. Красотища, ей-богу, сроду такой не видел!

В окошко высунулась голова машиниста. Он был русоволос, с сухощавым казацким лицом, с широкими усами, загнутыми кверху. Его черные насмешливые глаза выражали самодовольство. Посмотрев на мечеть, он слез по металлической лесенке на насыпь.

- Дохлое дело, Коля, - сказал он, поправляя галстук. - Я когда-то тоже вот так был пленен этой мечетью, да умные люди намекнули мне: «Господин Фунтиков, вы малость опоздали».

- Что, значит, «опоздали»? - не понял Лесовский.

- А то, что до нас с тобой тут уже покопались американцы. Все драгоценности вывезли. Так что, ищи клады в другом месте. - Фунтиков довольно засмеялся, достал из кармана портсигар, закурил и, пуская кольца дыма, пригласил: - Ты садись со мной - в дороге поболтаем.

- Мечеть меня заинтересовала чисто эстетически,- пояснил Лесовский.

- А-а, - с понятием и насмешкой протянул Фунтиков. - Тогда все ясно. Как говорится, суду все ясно - поехали дальше. - Он поднялся на несколько ступенек и подал инженеру руку.

- Спасибо, - поблагодарил Лесовский, войдя к машинистам и здороваясь с помощником. - Однако, тут у вас жарковато.

- Жар костей не ломит, хотя и дышать трудновато. - Фунтиков ослабил галстук и расстегнул на рубахе верхнюю пуговицу.