С.М.У.Т.А. (СИ) - Птица Алексей

В библиотеке было уже темно и горела свеча, при словах Вадима пламя её дрогнуло и отклонилось вправо, как будто бы подул незримый ветерок.

- Не стоит упоминать врага человеческого в пору, когда он максимально силён. Он слышит, а нам того не надобно, - сказал отец Анисим.

Настоятель строго посмотрел на Вадима и подтвердил.

- В святом доме не слышит он, сила веры у нас велика, но при каждом упоминании своего проклятого имени он беспокоится и ищет того, кто посмел назвать его. А пламя, что даёт жизнь и очищает, связано с ним тоже, как единство и борьба противоположных сущностей духовного мира. Но и в самом деле, не стоит сейчас произносить его имя. Мы поняли тебя, отрок. Ты, как ни странно нам, но прав.

Вадим кивнул, а настоятель продолжил.

- Никто, наверное, не знает, кто их поднял от вечного сна, но то, что они заражают смертельной болезнью всех людей, которых кусают, это несомненно. А заражённые обращаются на второй день в ещё более коварные существа, только уже не такие медлительные, как изначальные монстры. Всё их существо направленно на то, чтобы жрать и заражать других, и конца и краю этому не предвидится. Как справляться с этой напастью, я не знаю. Но вера наша крепка, а руки сильны. Мы справимся.

Вадим же задумался, почему они всегда хотят жрать. Видимо, дело было в усиленном метаболизме этих псевдоживых людей. Им нужна была пища для своих внутренних потребностей и обеспечения жизни, причем пища нужна была животная и как можно больше. Белок, белок и ещё раз белок, как в топку, они кидали в себя. Что-то вроде животных реакторов. Страшная болезнь и ужасная. С настоятелем он был полностью согласен и солидарен в этом. Но на счёт веры и победы сильно сомневался.

- Отец Варфоломей, в деревне нас может застать всякое, и многим туда идти не следует. От мертвяков всего можно ожидать, да и разбойники, что напали, тоже неизвестно куда делись.

- Ты на это не смотри, то нашего ума дело. Кузнец говорит, ты уже не раз мертвяков убивал. Парень ты пришлый, но умелый, пойдёшь с кузнецом и Анисимом, да два послушника вам в помощь пойдут. Впятером справитесь, но на сегодня накладываю на тебя епитимью молиться до полуночи. Благость на тебя должна снизойти, иначе колдовская зараза проникнет в тебя и поработит собою. Ты вчера уже соприкасался с тленом, но Бог миловал тебя, но скверна изворотлива и неожиданна. Иди в церковь и молись, отрок, и тем спасёшь не токмо свою душу, но и наши.

Вадим вздохнул и поклонился, спорить было бесполезно, и они с отцом Анисимом вышли из библиотеки.

Глава 9 В село мертвецов.

Вадим стоял на коленях перед алтарём и усердно молился. Молился он не в одиночестве, рядом молились ещё два послушника, но только перед Вадимом лежал псалтырь. Естественно, а как иначе? Ведь послушники бормотали молитвы по памяти, а Вадим читал их вслух. Делал он это весьма коряво, то и дело сбиваясь или замолкая на полуслове.

В слабом свете немногочисленных свечей старославянские буквы расплывались и плясали, как и тени вокруг. Неверный свет только мешал читать книгу. Вадим стоически терпел и пытался сойти за дисциплинированного послушника. Но оба присутствующих товарища то и дело оглядывались на него, молча удивляясь его косноязычию. Да и вообще, им было невдомёк, почему он вообще тут находится и при этом не знает самых простых молитв.

Время шло, все безостановочно молились, отбивая поклоны и постоянно крестясь. Вадим сначала чувствовал себя не в своей тарелке, стоя на коленях перед образами, затем свыкся, непрерывно бормоча вслух молитвы. Наконец, он вообще перестал понимать, что он бормочет. Буквы постепенно сливались в сплошное пятно, а глаза начали слипаться.

Очень хотелось спать. День получился длинным и насыщенным самыми разными событиями и разговорами. Было отчего устать, да и другие дни выдались не спокойнее. Вадим находился в церкви уже, наверное, пятый час. Вечеряли они не позже шести вечера, а сейчас время неумолимо подбиралось к полуночи.

Бормоча вслух молитвы и даже почти запомнив парочку самых коротких из них, Вадим стал клевать носом, грозя читать Псалтырь уже им. А святость всё никак не посещала его, не приходила и всё тут. Одно радовало, он всё больше и больше проникался русским духом. Точнее, не чем-то национальным, а поистине духом времени, в которое он поневоле попал. Именно русским временем русского царства.

В том, что он попал именно в другое время, у него больше не возникало никаких сомнений. Слишком уж декорации были аутентичные, и всё представление затянулось почти на две недели. Да и мертвяки как-то быстро разуверили его в том, что он ошибается.

При воспоминании о мертвяках его передёрнуло, сонная пелена спала с глаз, а буквицы стали хорошо различаться, словно под лупой. Свет свеч вздрогнул и передал вокруг трепет маленького огонёчка, что плясал на фитиле каждой из них. Вадим встрепенулся и невольно поднял глаза на икону, висевшую перед ним.

Старая икона, окантованная простым деревянным окладом, написанная неизвестным живописцем, сейчас словно обрела возможность видеть. И она смотрела прямо в его душу чем-то непонятным, чего он не мог никак объяснить. Образ святой богоматери словно бы опустился на него сверху и наполнил душу. Благость, наконец, пришла к Вадиму, благость и успокоение. Тишина, покой, умиротворение - только такие слова приходили ему на ум, и только так он чувствовал себя в этот момент.

- Отрок, да ты никак спишь! – внезапный окрик отца Анисима громом прогрохотал возле уха. Вадим вздрогнул и очнулся.

- Я молюсь!

- Я вижу, как ты молишься. Стоишь с закрытыми глазами и посапываешь. Я думал, ты и вправду благости получил, а он глаза закрыл и спит, стоя на коленях. И где ты такому научился?

- Я молился, а не спал, и икона смотрела на меня.

- Икона смотрела? Богородица? Гм, ну может быть, может и так. Пойдём, пора отдыхать. Завтра отправимся в деревню. Идёт кузнец, я, ты и два послушника, как и говорил настоятель. Пять человек - это и много, и мало, смотря с чем нам придётся столкнуться. Ну, да это не твоего ума дело. Иди спать, ты отработал свою епитимью. Если благости и не набрался, то дух свой перед походом закалил, а разум очистил. Полезно молиться перед боем или ещё каким важным делом. По себе ведаю, то и тебе советую, отрок. Будешь внимать мне, али другим важным людям, проживёшь долго. А нет, так и думать о том неча. Всё, дуй спать, а я ещё помолюсь. Я уж старик, мне спать много не надо. Ступай.

Вадим поклонился и ушёл, направившись в свою келью. Аким в ней уже вовсю храпел и даже присвистывал в обе дырочки. Захотелось пить. Вадик подошёл к кувшину, зачерпнул глиняной плошкой воды и стал пить, громко сглатывая прохладную влагу. Аким, видимо, услышал раздающиеся звуки, проснулся, закряхтел и, повернувшись на другой бок, снова заснул, но уже без храпа. Вадим бросился на свой лежак и уже через пару минут отдался в крепкие объятия Морфея.

Утром, проснувшись и ополоснув лицо, Вадим направился к трапезной, где уже собрались почти все назначенные в поход. Вадим пришёл туда вслед за кузнецом, повстречав по пути отца Анисима. Руководство отрядом сразу взял на себя кузнец.

- Так, раз я у вас самый опытный, то мы с вами сейчас боевая пятёрка. И не смотрите на меня так, да, вы монахи, а я кузнец. Этот вот малый вообще не пойми кто, однако же, идёт с нами, - кивнул он на Вадима. – Анисим, ты с чем воевать пойдёшь?

- С верой, с правдой, с надеждой, и с топором! – показал Анисим на небольшой топор, засунутый за верёвочный пояс.

- Ага, а вам, Сергей и Пётр, вручаю по копью тогда.

- А у нас и ножи есть, - отозвался один из послушников по имени Сергей.

Второй, что назвался Петром, тут же вынул из-под рясы длинный и широкий нож, больше похожий на кинжал. Такой же показал и другой.

- Вот это добре!У меня будут бердыш и сабля, а молодому дадим сулицу и кистень.

Кузнец нагнулся к большому кожаному мешку и, порывшись там,передал Вадиму что-то вроде короткого дротика, но весьма умело сделанного. Древко оказалось и вправду старым, да ещё и со старым наконечником. Новый, видимо, кузнец пожалел и отремонтировал тот, что был. А вот кистень оказался очень удобным. Короткая деревянная ручка, похожая на ручку нунчаков, заканчивалась длинной цепью. Цепь соединяла шипообразную увесистую гирьку из железа или чугуна с рукоятью кистеня.