Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин

Опытный Авалиани заподозрил что-то не то. И с группой де­путатов проехал по кожевенным заводам. Склады забиты мылом, на отгрузку в шахтерские города— запрет. Приехал в Кузбасс председатель Совмина СССР Рыжков, посмотрел на все, пробур­чал: «Так жить нельзя!» И отбыл восвояси, ничего не решив. Ему сказали: «Если нет у правительства денег, разрешите нам продать часть угля в Японию или Китай — мы обеспечим шахтеров про­дуктами. На складах угля скопилось около 12 миллионов тонн, он самовозгорелся, уходит в дым. А местные власти решить этот во­прос не имеют права». Но и здесь Рыжков ничего не сделал. Где-то разрешили гнать все и вся за границу/а шахтерам подзаконны­ми актами самостоятельность наглухо ограничили.

Первыми с ультиматумом к власти обратились горняки шах­ты имени Шевякова — Авалиани показал мне их документ. Обра­тите внимание на уровень требований: «С десятого июля спец­одежду выдавать по установленным графикам; всем рабочим вы­давать полотенце и мыло из расчета 800 гр. на человека в мойке; выдавать телогрейки всем рабочим и ИТР; организовать работу столовой в течение 7 дней в неделю, вывешивать заработок ИТР шахты на доску; организовать питание шахтеров в ночные сме­ны бесплатно из расчета один рубль на человека; улучшить снаб­жение рабочих продуктами для дома»!!Г Даже для лагеря с заклю­ченными такие проблемы показались бы мелочью. Их можно ре­шить за один день. А здесь будто все сговорились сосать тянучку и доводить шахтеров до белого каления. Подняли проблему с те­логрейками до Кремля.

Прилетел министр угольной промышленности СССР Щадов, повертел ультиматумом в руках: «Этот пункт посмотрим. Ну, а этот вы загнули». Он и дальше отделывался шуточками и ничего не ре­шил. В назначенный день шахта встала. Примерно такие же тре­бования были у других горняков. И тоже остались без удовлетво­рения. Как тут не поверить в спланированные действия!

Авалиани улетел домой и Попал с корабля на бал. К середи­не июля уже бастовало 166 шахт— 181 тысяча человек. Теймура­за Георгиевича избрали председателем забастовочного комитета Кузбасса.

Недели через две я встретился с первым секретарем Кисе­левского горкома партии Юрием Торубаровым— тоже знако­мым по прежним командировкам. Киселевск был одним из глав­ных стачечных центров. Газета «Вашингтон пост» написала, что правительство Горбачева хочет руками шахтеров развалить СССР. Я спросил Юрия Дмитриевича, как он относится к этому заявле­нию. Мысли других он читать не умеет, ответил Торубаров, но рас­скажет, как все происходило.

Забастовки начались в Междуреченске, Киселевск пока не ка­чало. Прилетели иностранные журналисты — им рекомендовали поехать туда службы Александра Николаевича Яковлева. Распо­ложились в гостинице и стали ждать, как ждут намеченную посад­ку космонавтов. Торубарову позвонили из ЦК КПСС, распоряди­лись организовать митинги в поддержку междуреченцев, обеспе­чить транспорт и питание для забастовщиков. «Но забастовок-то еще нет!». «Будут, куда вы от них денетесь». Горком выполнил ре­комендации ЦК. Киселевск тоже встал.

— Что вы делаете?— сказал Торубарову корреспондент французской газеты «Монд». — Вы же страну разваливаете.

Так-то оно так, но партийная дисциплина превыше всего!

Горняцкие забастовки перекинулись на Воркуту, Караганду и Донбасс. Но все-таки эпицентром стачечного движения был Кузбасс.

Невозможно было не поддержать стремление горняков к нормальной жизни. В том числе и через забастовки. И мы болели за шахтеров. Бывая в Кузбассе, я видел, как живут многие семьи: в бараках-засыпухах постройки 30-х годов, перекошенных от вре­мени и проседания грунта на выработках. Водопроводы порваны из-за обрушения почвы, висят угольная пыль и газ. А тут еще очи­щенные жучками от политики полки магазинов.

Жадность власти часто толкала шахтеров на групповое са­моубийство. В 77-м году я был включен в правительственную ко­миссию, которая расследовала причины взрыва на шахте «Сокурская» в Караганде. Погибло 72 человека. Расценки низкие, и гор­някам надо было пахать без остановки, чтобы заработать на хлеб. А датчики автоматов все время реагировали на высокое содержа­ние метана и останавливали технику. Нужна была предваритель­ная дегазация угольных пластов— бурение шпуров-отверстий для выпуска газа из метановых мешков и проветривания забоев. Но это же для начальства лишняя трата денег — как-нибудь про­несет. И шахтеры, вспомнив о нуждах семьи и перекрестясь, зале­пляли датчики хлебными мякишами. Достаточно было одной ис­кры от удара металл о металл — и взрыв.

Это был типичный случай с катастрофами на высокопроиз­водительных участках угольных предприятий. Мы выяснили, что с внедрением мощных добывающих комплексов старая система проветривания забоев не справлялась с удалением метана даже при дегазации. А новую не придумали. И наша комиссия поре­комендовала отрасли уменьшить суточную нагрузку на лавы, то есть снизить производительность, подняв расценки, чтобы шах­теры не теряли в зарплате. Ради сохранения их жизней. В Кара­ганде и Донбассе пошли на это. А «самостийный» Кузбасс проиг­норировал рекомендации.

И когда сегодня показывают телесюжеты об авариях на шах­тах, чаще всего просматривается та же причина — жлобы-олигар­хи, завладев собственностью, плюют с колокольни как прежде на безопасность рабочих и думают только о своем брюхе. Как бы ни прикрывали их подельники-губернаторы неудобоваримыми объ­яснениями.

К чести шахтеров Кузбасса, они выбрали в стачкомы здра­вомыслящих людей, типа Авалиани. Приехала на переговоры ко­миссия ЦК, Совмина и ВЦСПС — Слюньков, Воронин, Шалаев, а с ними налетела из Москвы целая стая экспертов-стервятников. Все тех же, кто помогал Кремлю готовить концепцию экономиче­ских преобразований. Они стали рекомендовать усилить требо­вания шахтеров пунктами о создании при предприятиях коопе­ративов-посредников и праве шахтеров продавать весь уголь по своему усмотрению, прежде всего за рубеж. Это означало нанес­ти по внутреннему рынку новый удар — оставить без сырья теп­ловые электростанции и коксовые батареи на металлургических комбинатах.

Представители ВЦСПС хотели руками шахтеров урвать для себя пару домов отдыха на берегу Черного моря, чтобы поживить­ся ими при приватизации. Добавок к политическим требованиям не предлагали — их вполне устраивали порядки. Правда, звучали предложения об экономическом обособлении области.

Но шахтеры отмели поправки представителей кремлевской власти: они не рвачи. Хотят и будут работать на государство, но и государство должно давать им все, что положено. А положено — это безопасный труд, нормальные заработки, приемлемые усло­вия жизни. Обо всем договорились с московской комиссией, но мало что впоследствии получили. И не могли получить. Не с этой же целью раздувался шахтерский пожар и закладывалась новая порция динамита под основание единства страны.

Разными причинами объясняли тогда, мягко говоря, неаде­кватное поведение власти. Кто-то считал, что одни группы в КГБ и Политбюро решили с помощью шахтеров тряхнуть другие. Но стоило ли ради интриг ставить на уши всю страну. Это тупая по­литика. А тротиловый эквивалент тупости верховной власти тоже очень большой — может разнести вдребезги все вокруг.

А если не хватало запалов для достижения разрушительных це­лей, решили добавить Кузбасс, Воркуту, Донбасс и Караганду? Доба­вили — не получилось. Пока. Попробуют в другом месте. При сверх­доверчивом народе у наперсточников от власти широкое поле воз­можностей. Только для чего им это? И куда они собирались девать свои коммунистические идеалы? Наш социализм с человеческим лицом, который полагалось строить по призыву властей?

А их, идеалов, давно не было и в помине. Это марксисты Пле­ханов с Ульяновым и догматики в раннем советском правительст­ве грезили мировой революцией и верили в коммунизм. Начиная со Сталина, поклоны коммунизму приобрели значение ритуала, не больше— обязательного, но несущественного, как восклица­ние на чих приятеля: «Будь здоров!». Сталин уже не был догма­тиком и с марксистской теорией обращался вольно, без пиетета. Как вспоминал Милован Джилас, бывший вице-президент Юго­славии, он сказал однажды Иосипу Броз Тито: «Даже при англий­ской монархии возможен социализм».

Национализация жизнеобеспечивающих отраслей экономи­ки и социальная справедливость — вот, на его взгляд, устойчивая база народного государства. Он считал, что, национализировав часть экономики, Рузвельт построил в Америке полусоциализм и вытащил страну из Великой депрессии. Как державник Сталин за­ботился об укреплении государства и создании вокруг него поя­са безопасности, а идеологическое оформление этого процесса шло по инерции ленинских лозунгов. Диктатор сам был непритя­зательным в быту и не давал разгуляться чиновникам: власть не должна выделяться!