Приключения в стране тигров - Луи Буссенар

— Э, когда ходишь по этому проклятому лесу, никогда не знаешь, что может произойти.

— Но я отлучусь всего на часок!

— Надеюсь, иначе не пустил бы. Впрочем, ты не ребенок, а калао, конечно, стоит того, чтобы за ним побегать. Это очень странная птица: от кончика клюва до хвоста в ней метр двадцать сантиметров; оперение шелковистое; черная с голубоватым отливом спина резко контрастирует с белоснежным брюхом; хвост белый с черной продольной полосой, а на голове хохолок из заостренных перышек — в целом, очень приятная на вид птица, но в ней не было бы ничего замечательного, если бы не ее голова. Представь себе, что к этой маленькой головке с хохолком привешен огромный клюв, длиной от тридцати до тридцати пяти сантиметров и толщиной в десять сантиметров у основания, а у той разновидности, которую именуют птицей-носорогом, на верхней части клюва имеется еще роговой отросток, слегка загибающийся назад, длиной от семи до восьми сантиметров. Он действительно очень похож на рог носорога.

— Это украшение, должно быть, дьявольски тяжелое?

— Вовсе нет. Сам клюв образован из очень пористой мышечной ткани, и только верхний слой представляет собой ороговевшую пластину, отличающуюся чрезвычайной прочностью и твердостью. Так что, несмотря на устрашающие размеры, клюв не слишком стесняет птицу. Если ты сумеешь подобраться к ней тихонько и подглядеть, как она ест, то увидишь весьма любопытную вещь. Поскольку из-за огромных размеров клюва и слишком коротких лапок эти птицы не могут клевать корм, подобно мелким пташкам, и разрывать добычу клювом и когтями, подобно крупным, им приходится заглатывать ее целиком. Для этого они хватают облюбованный корм — ягоды, зерна, орехи и прочее, подкидывают вверх и ловят с ловкостью жонглера в широко раскрытый клюв.

— Послушайте… это очень похоже на туканов[84]. Я как-то видел их, они проделывают то же самое своим клювом, напоминающим банан.

— Совершенно верно. Тукан чрезвычайно похож на калао, но разница в размерах здесь такая же, как между волнистым попугайчиком и гигантским ара[85]. Однако довольно теорий: один ружейный выстрел даст тебе больше, чем все ученые труды, вместе взятые.

— После ваших рассказов мне еще сильнее хочется раздобыть эту птицу. Я не мешкая за ней отправляюсь. До скорого, господин Андре.

— До свиданья, дружище. Постарайся вернуться не с пустыми руками.

Фрике быстро, как опытный путешественник, собрался в поход, следуя заботливым указаниям друга, закинул ружье за спину и скорым шагом направился в тектоновый лес.

Но не успел он сделать и десяти шагов, как услышал, что следом кто-то семенит: это был маленький бирманец Яса, решивший, без всякого сомнения, увязаться за ним на охоту.

Первым движением Фрике было отослать мальчика на шлюп, но на выразительном смуглом личике была написана такая мольба, ручонки тянулись к нему с такой доверчивостью и любовью, а единственное слово, которое он произносил, — «Фли-и-ке!», — звучало так жалобно, что парижанин уступил.

— Господин Андре, малыш пойдет со мной, — крикнул он другу.

— Хорошо, — ответил тот. — Так даже лучше, не забредешь слишком далеко.

Через четверть часа Фрике оказался там, где, по его предположениям, должны были таиться в вершинах деревьев калао.

Он продвигался вперед с величайшей осторожностью, надеясь захватить птиц врасплох и пустить в ход новое ружье.

Но внезапно тишину леса разорвали хлопанье крыльев, щелканье клювов и квохтанье, так что у юноши не осталось никаких сомнений — его присутствие было обнаружено.

Добыча снова ускользнула.

— Клянусь честью! — сказал себе парижанин. — Я пойду за ними, пусть даже они приведут к самому дьяволу! С меня пот льет градом, но малыш держится молодцом. Да, за этим мужичком мне не угнаться… они здесь, похоже, из бронзы. Но если он устанет, сделаем привал. А пока — вперед, не то опять придется возвращаться с пустыми руками.

ГЛАВА 8

В погоню за птицами-носорогами. — Разочарование и упрямство. — Наконец-то! — Первая добыча. — Невероятная легкость калао. — О воздушных мешках у птиц вообще и у калао в частности. — Поляна. — Встреча с королевским тигром. — Что могут сделать два патрона с дробью номер три. — Отступление. — Кровавый след. — Мертв! — Ужасные раны. — Последний выстрел, чтобы добить умирающего. — Скудный ужин. — В обратный путь. — После трех часов ходьбы. — Вот так штука!

Андре недаром сказал: «Никогда не знаешь, что может произойти в этом чертовом лесу!»

Фрике довольно скоро пришлось убедиться в мудрости друга и возблагодарить небо за предусмотрительность, проявленную при сборах на охоту.

Калао не слишком хорошо приспособлены к полету, но компенсируют несовершенство крыльев чрезвычайной бдительностью. Как бы ни были они поглощены своими обычными занятиями — обдирать кору с деревьев, срывать орехи, чистить с громким квохтаньем перья, — они всегда остаются настороже и готовы в любой момент возвестить тревожным криком об опасности.

При приближении любого подозрительного существа эти пернатые шумно взлетают, оглашая воздух пронзительными воплями, и устраиваются в сотне шагов дальше, не столько садясь, сколько валясь на ветки и совершая странные, похожие на раскачивание маятника движения головой и хвостом, которые служат взаимным противовесом, но, кажется, в любой момент могут перевесить друг друга.

На первый взгляд эти птицы настолько неуклюжи, их поведение настолько неразумно, равновесие столь неустойчиво, что возникает обманчивое впечатление их чрезвычайной уязвимости. Неопытный охотник, раззадоренный тем, что они отлетают всего на сотню метров, стремится настичь их, воображая, что для этого достаточно удвоить осторожность и ни в коем случае не прекращать преследования.

Это убеждение еще более крепнет оттого, что хитрые птицы иногда подпускают человека довольно близко.

Полный надежд, тот крадется, стараясь ступать как можно тише, съежиться и стать как можно незаметнее; вот он, дрожа от азартного нетерпения и полагая, что подобрался незаметно, прицеливается — но тут стая с шумом снимается, оглушая неумеху какофонией пронзительных криков.

Право, от этого можно сойти с ума!

Фрике с таким упрямством и ожесточением преследовал калао, что незаметно для самого себя — минута за минутой, дерево за деревом — прошагал почти полтора часа, и каждую секунду ему казалось, что вот сейчас он наконец подстрелит птицу.

Впрочем, он мог бы уже добиться успеха, если бы не был сбит с толку своей первоначальной неудачей, виной чему был калибр его ружья. Он совершенно забыл, что у ружья восьмого калибра дальнобойность вдвое больше.