Из Ниццы с любовью - Топильская Елена Валентиновна

Я очнулась от воспоминаний из-за того, что машина резко затормозила. И что мы тут делаем? До виллы еще метров двести, а тут как раз развилка, вверх в горушку — к нам на «Драцену», направо — вдоль берега моря к городку Вильфранш-де-мер. Но дорогу нам преграждал местный жандарм, исполненный важности, и махал палочкой, намекая на объезд. С чего бы это? Ага, развилка дороги перетянута красно-белой ленточкой. Мы в нашей лапотной России теперь тоже пользуемся ею, оцепляя место происшествия. Но тут-то что оцеплять? Место транспортной аварии? Жандарм вразвалочку подошел к нам и показал жестом, чтобы водитель опустил стекло. Сашка послушно приоткрыл окно, и французский страж порядка что-то залопотал ему. Сашка напряженно прислушивался и кивал. Полицейский палочкой указывал в сторону моря, и мы послушно повернули головы: на обочине дороги столпилась группа каких-то официальных людей, и слаженные их действия до боли напоминали знакомый алгоритм поведения следственно-оперативной группы на месте обнаружения трупа. И этого оказалось достаточно, чтобы мы с Горчаковым, словно крысы, завороженные флейтой Гаммельнского Крысолова, как в дурмане синхронно открыли дверцы машины и выползли на асфальт, и ноги сами понесли нас к той самой организованной группе местных следователей и криминалистов. Сашка из-за руля растерянно смотрел нам вслед, Регина дремала, а Лена Горчакова, похоже, даже не заметила остановки, поглощенная своими волшебными пакетами, и, сунув туда руку, медитировала совсем как я когда-то в прокуратуре над босоножками.

Мы с Лешкой подошли вплотную к полосатой ленте и остановились за спинами напряженных молодых людей в кожаных куртках, загораживавших от нас какое-то действо.

— Убойный отдел, — прошептал Горчаков, и я согласно кивнула.

За их крепкими фигурами виднелась парочка в голубой униформе — ну прямо наши фельдшера из «Скорой помощи», их согбенные спины и руки в резиновых перчатках недвусмысленно демонстрировали, что налицо мертвое тело. Устав любоваться на них в щелку между плечистыми операми и оглядевшись, я с некоторым удовлетворением отметила, что мы с Лешкой — не единственные тут праздные соглядатаи, к ленточке ограждения интимно прижимались местные домохозяйки, явно только что от плиты, и скучающие любители пива с початыми банками в руках. Надо же, оказывается, ни в одной точке земного шара, ни в дикой Азии, ни в просвещенной Европе, место происшествия не обходится без таких вот тетушек и дядюшек, слетающихся на запах смерти как мухи на мед, брезгливо трясущих головами, но не сводящих жадных глаз с кровавых останков мертвого человека, на которые и специалистам-то смотреть безрадостно. Странно было ощущать себя по другую сторону ленточки; тут мы не члены следственно-оперативной группы, а те самые любопытствующие, присутствие которых так раздражает, когда ты занят малоприятным процессом фиксации трупных явлений. И что же тут все-таки произошло?

Праздные соглядатаи, занимавшие более выгодные места в партере, вдруг оживились, и мы с Лешкой тоже завертели головами, отыскивая наиболее выгодные позиции наблюдения между локтями сотрудников Лазурнобережного убойного отдела. Согнутые спины в голубой униформе синхронно распрямились, один из медиков знакомым, совершенно российским, движением с треском сорвал резиновые перчатки и отшвырнул их назад. Оперативники подались к нему, он прожурчал что-то пренебрежительно-лаконичное, вполне в духе его коллег во всех странах мира, и подхватил стоявший на земле чемоданчик. Его ассистент сделал то же самое, оперативники расступились, пропуская их, и нашим взорам открылся предмет их интереса. Я вздрогнула, отвернулась и уткнулась Лешке в жесткий курточный рукав. Лешка подрагивал мускулами; похоже, и его слегка подташнивало. Да, не думала я, что когда смотришь из-за ленты ограждения, а не поверх бланка протокола, это выглядит так ужасно. На земле, под нежным средиземноморским небом, поверх аккуратно подстеленного черного полиэтилена, лежала и распространяла отвратительную вонь серо-зеленая груда бывшей плоти. К этой распухшей груде прицепилась липкая водоросль — а может быть, я приняла за водоросли спутанный недлинный хвостик волос. Никакой одежды не наблюдалось, и было видно, что кое-где груда поедена рыбами. Я видела такие трупы, извлеченные из воды, где они пролежали несколько месяцев. И хотя мертвое туловище раздулось, и лицо было неузнаваемо, я почти не удивилась, когда услышала повторяемое оперативниками и зеваками имя «Шарлин Фицпатрик».

8

Эз, как и все крохотные французские городки, которые мы проезжали, был сказочным. Одна проблема — пока взбирались на машине по завивающейся новогодним серпантином горной тропинке, у всех закружилась голова. Крутые повороты, осторожные водители, разъезжающиеся бортами в миллиметре друг от друга, — я тихо благодарила Бога, что за рулем мой муж, а не Регина и уж тем более не Горчаков. Поскольку к нашей вилле было не проехать, сама судьба распорядилась так, что мы продолжили экскурсии по Ницце и окрестностям. По дороге молчали. Сашка поинтересовался было, что за повод перегораживать дорогу, мы с Горчаковым переглянулись, и Лешка махнул рукой — так, ничего особенного. Мой муж кивнул и более не приставал с расспросами, зная, что я потом расскажу все в подробностях, просто сейчас не время. Регина так и не проснулась, а Ленка удовлетворилась следующим разъяснением: что-то случилось, дорога перегорожена, домой все равно не попасть, так что поедем в Эз, а по дороге те, кто стоптали ноги до колен в торговых точках, как раз отдохнут.

Казалось, что мы вскарабкались уже в заоблачные высоты, но за площадью, выгороженной под стоянку автомашин, начинался пеший подъем. Мы немного покрутились по стоянке, ища место. Город Эз, видимо, был очень популярен у туристов, в основном, из-за своей парфюмерной фабрики с ценами от производителя, поэтому приткнуться на стоянке было негде. Завидев было нишу, Стеценко рванулся туда, но притормозил, вчитался в объявление над свободным местом и шумно восхитился.

— Это место для инвалидов. Знаете, что написано? «Если вы заняли мое место, то займите и мою инвалидную коляску»! Вот так, просто, но доходчиво. У кого после этого хватит наглости встать на инвалидское место?

Горчакова это так впечатлило, что он решил сфотографировать объявление. И вылез с фотоаппаратом из нашей машинки как раз в тот момент, когда Саша стал сдавать задним ходом. Так, что наш фотограф чуть было не попал под колеса случившегося сзади облезлого «ситроена», оттуда высунулся взбешенный французик — нос крючком, тонкие усики, где-то я его уже видела, и, потрясая кулаком, грассирующей скороговоркой высказал недотепе все, что может высказать водитель, чуть не переехавший этого недотепу. Высказал и, дав по газам, нервно выехал со стоянки и, судя по всему, вообще с территории города Эза. Где я все-таки его видела?

Бедный Лешка, после всех унижений этих суток ему предстояло еще выдержать экскурсию по парфюмерной фабрике Фрагонара. Но он выдержал. Вместе со всеми покорно ходил по цехам, заглядывал в котлы и колбы, кивал девушке-гиду, когда она рассказывала про способы экстракции ароматов, и наконец, терпеливо ждал, пока мы все наберем вдоволь мыла, духов и цветочных саше для белья. Придержав его возле самого внушительного котла, я шепнула:

— Ну что, как насчет полного отсутствия преступности в данном регионе? Съел? За пару дней несколько тяжких преступлений!

— Был не прав, — покладисто признал Горчаков.

И испуганно оглянулся на жену. Мы с Лешкой без слов друг друга поняли: Ленке про этот труп знать не надо.

— Какие версии? — тихо поинтересовался у меня друг и коллега.

Я удивленно воззрилась на него.

— Ты что, собрался тут убийство порасследовать? По работе соскучился?

— Да ладно, старушка! Нас это напрямую касается.

— Не поняла, — я насторожилась. Что там ему еще в голову пришло?

— Чего ты не поняла? Девочка пропала в январе, в Антибе…