Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти - Диана Гэблдон

– А еще никто не поедет охотиться, вооружившись лишь сковородой, друг Уильям. Но если ты и правда джентльмен, то откуда ты родом?

Он замялся, не в силах сразу припомнить легенду своего альтер эго, и назвал первое, что пришло на ум:

– Я из… Саванны. Это в Каролине.

– Я знаю, где это, – резко ответила Рэйчел. – Я слышала их речь, ты говоришь не так.

– Думаешь, я лгу? – поразился он.

– Да.

– Вот как…

Они смотрели друг на друга в преддверии надвигающейся бури, и каждый что-то обдумывал. На миг Уильяму показалось, что он играет в шахматы с бабушкой Бенедиктой.

– Прости, что прочла твое письмо, – отрывисто сказала Рэйчел. – Не из любопытства, поверь.

– А зачем? – Он слабо улыбнулся, показывая, что не сердится на нее. Она не улыбнулась в ответ, но прищурилась – не подозрительно, а будто разглядывая его внимательнее.

– Я хотела больше узнать о тебе и о том, какой ты. Твои спутники показались нам опасными. А твой кузен? Если он похож на них, то… – Девушка прикусила верхнюю губу, покачала головой и продолжила уже уверенней: – Через несколько дней мой брат и я должны будем уехать отсюда. Ты сказал Денни, что поедешь на север. Мне хотелось бы, чтобы мы путешествовали вместе, хотя бы какое-то время.

Этого он не ожидал и, удивленно заморгав, сказал первое, что пришло на ум:

– Уехать отсюда? Почему? Из-за… э-э… соседей?

– Что? – удивилась она.

– Прошу прощения, твой брат вроде бы говорил, что отношения между вами и вашими соседями несколько… напряженные.

Рэйчел прикусила губу словно в расстройстве или в изумлении.

– Вот оно что… – Она побарабанила пальцами по столу. – Кажется, мне придется все тебе рассказать. Что ты знаешь про «Общество друзей»?

Уильям знал только одну семью квакеров по фамилии Анвин. Глава семьи был богатым торговцем, знакомым его отца; Уильям как-то общался с двумя его дочерьми на приеме, хотя разговаривали они не о философии или религии.

– Должно быть, они – то есть вы – против всякой борьбы? – осторожно предположил он.

К его удивлению, Рэйчел рассмеялась. Уильям был рад, что маленькая хмурая складка между ее бровями разгладилась.

– Мы против насилия, – уточнила она. – А борьба помогает нам развиваться, если уж на то пошло. Что касается нашей веры… Денни сказал, что ты не папист, хотя, полагаю, ты ни разу не посещал собрания квакеров.

– До сих пор не представлялось возможности.

– Так я и думала. Что ж… – Она задумчиво посмотрела на него. – У нас есть священники, которые приходят читать проповеди на собраниях, но каждый присутствующий может высказаться на любую тему, если его или ее побуждает к этому дух Божий.

– Ее? Женщины тоже выступают публично?

Она бросила на него испепеляющий взгляд.

– У меня, как и у тебя, есть язык.

– Я заметил. Пожалуйста, продолжай.

Рэйчел чуть наклонилась вперед, собираясь продолжить рассказ, но ей помешал громко хлопнувший ставень и хлынувшие на подоконник потоки дождя. Она вскочила на ноги.

– Нужно загнать цыплят в сарай! А ты закрой ставни! – приказала она и выбежала из дома.

Уильям медленно подошел к окну и выполнил распоряжение. Когда он направился наверх, чтобы закрыть ставни и там, то снова ощутил головокружение. Пришлось пережидать его на пороге комнаты, вцепившись в дверной косяк.

На втором этаже было две комнаты: спальня над главным входом, где поместили его, и маленькая комната в конце коридора. Теперь брат и сестра Хантер жили в ней вдвоем. Там стояла низенькая кровать, умывальник с серебряным подсвечником на нем и еще несколько вещей. На вбитых в стену крючках висели запасная рубашка и брюки доктора, шерстяная шаль и платье строгого кроя цвета индиго – похоже, Рэйчел надевала его по особым поводам.

За ставнями бушевал дождь и ветер, и утопающая в полумраке комната казалась укрытием от бури, в ней по-прежнему царили спокойствие и безмятежность. Сердце Уильяма билось реже – он успел немного отдохнуть и теперь стоял, наслаждаясь тайным вторжением. Внизу было тихо – наверное, Рэйчел еще ловила цыплят.

Кое-что показалось ему странным в обстановке, и он довольно быстро понял, что именно. Поношенные личные вещи Хантеров свидетельствовали об их бедности, тогда как некоторые предметы обстановки указывали на достаток. Канделябр был серебряным, не из олова или какого-нибудь сплава, а кувшин и миска не глиняные, а из лучшего фарфора, расписанного синими хризантемами.

Уильям с любопытством поднял подол синего платья, висящего на крючке. Скромность – это одно, а ветхость – совсем другое. Ткань на подворотах вытерлась добела, индиго выцвело так, что на юбке образовались причудливые переходы от темного оттенка к светлому. Сестры Анвин одевались скромно, но их одежда была высшего качества.

Повинуясь внезапному порыву, Уильям поднес ткань к лицу. От нее до сих пор слабо пахло индиго, а еще травой, животными и едва ощутимо – женщиной. Он наслаждался этим запахом, как бокалом хорошего вина.

Звук закрывшейся внизу двери заставил его отбросить платье, словно оно вдруг загорелось, и выйти на лестницу.

Рэйчел Хантер стояла у очага, стряхивая с одежды дождевые капли. Ее чепец намок и облепил голову. Не замечая Уильяма, она сняла чепец, отжала его и повесила на гвоздь у каминной трубы. Ее темные волосы свободно упали на спину, мокрые и блестящие, резко контрастируя со светлой тканью жакета.

– Полагаю, цыплята спасены? – спросил Уильям; наблюдать за ней исподтишка, все еще ощущая ее запах, показалось ему непозволительно интимным.

Она обернулась, посмотрела настороженно, но покрывать волосы не стала.

– Все, за исключением курицы, которую мой брат называет Великой вавилонской блудницей. Остальные цыплята не обладают даже зачатками разума, а эта распущенна сверх меры.

– Распущенна?

Рэйчел явно поняла, что он подумал об остальных значениях этого слова и нашел их забавными по отношению к курице. Девушка фыркнула, нагнулась к сундуку с вещами и пояснила:

– Она сидит на сосне, на высоте двадцати футов от земли, в самый разгар ливня. Распущенность и есть. – Рэйчел достала льняное полотенце и принялась вытирать голову.

Издаваемый дождем шум внезапно изменился: теперь ливень с силой барабанил в ставни, словно кто-то швырял в них мелкие камни.

Рэйчел хмыкнула, бросив мрачный взгляд на окно.

– Думаю, ливень сшибет ее наземь, и она, бесчувственная, станет добычей первой же пробегающей мимо лисы. Так ей и надо!

Она села и указала на табурет.

– Ты сказала, что вы собираетесь уехать отсюда на север. – Уильям тоже сел. – Полагаю, цыплята с вами не поедут?

– Нет, боже упаси. Мы их уже продали, и дом тоже. – Отложив в сторону помятое полотенце, Рэйчел достала из кармана маленький гребешок, вырезанный из рога. – Я хотела тебе все объяснить. – Она глубоко вздохнула. – Я упоминала, что, когда человека побуждает дух Божий, он высказывается на собрании? Мой брат высказался, и нам пришлось уехать из Филадельфии.

Рэйчел пояснила, что, когда в округе живут несколько квакеров, они устраивают собрания. На ежеквартальных и ежегодных собраниях обсуждаются различные важные события и решаются вопросы, касающиеся всех квакеров в целом.

– Ежегодное Филадельфийское собрание – самое большое и влиятельное, – сказала Рэйчел. – Ты прав: квакеры не сторонники насилия и стараются либо избежать его, либо прекратить. По поводу отделения Америки… собрание помолилось и выбрало путь мудрости и мира, который лежит в примирении с Англией.

– Неужели? – заинтересовался Уильям. – Значит, все квакеры в Колониях теперь лоялисты?

Рэйчел на миг поджала губы.

– Таков был совет ежегодного собрания. Но, как я уже говорила, квакеры прислушиваются к своей душе и должны вести себя так, как советует она.

– Твой брат поддержал восстание? – недоверчиво спросил удивленный Уильям: доктор Хантер не походил на бунтаря.

– Он был за независимость, – уточнила Рэйчел.

– Не вижу логики, – выгнув бровь, заметил Уильям. – Как можно добиться независимости, не прибегая к насилию?

– Если ты полагаешь, что дух Божий всегда следует логике, то ты знаешь его лучше, чем я. – Девушка провела рукой по влажным волосам и раздраженно перекинула их за спину. – Денни заявил, что свобода – не важно, отдельного человека или всей страны – это Божий дар, и надо биться, дабы обрести ее и сохранить. Поэтому нас выгнали с собрания…

Из-за закрытых ставен в комнате было темно, но на лице Рэйчел лежал слабый отсвет пламени очага. Последние слова ее сильно взволновали: губы сжались в нить, глаза заблестели, свидетельствуя, что она может вот-вот заплакать.

– Видимо, это серьезно – когда выгоняют с собрания? – осторожно осведомился Уильям.

Рэйчел кивнула, не глядя на него. Она подняла упавшее полотенце, свернула его и заговорила, тщательно подбирая слова: