Приключения 1972-1973 - Коллектив авторов

Но лицо Майка было спокойно. И отец ходил по кабинету, опустив глаза, и его сапоги тонули в ворсе ковра, как во мху высохшего болота.

– Поверь мне, иного пути нет, – говорил отец теперь уже подчеркнуто ровным голосом. – Насилие всегда претило мне. Но мы с тобой… (он взглянул сыну в лицо) сами стали жертвами насилия. Мои плантации создавались годами. Для них вырубались джунгли, проводились отводные каналы. Я научил этих черных ухаживать за гевеей. Я!

Фред Браун остановился. Он был бледен от ярости. Таким Майк тоже видел его впервые.

– Там, на охоте, – продолжал отец, – эти болтуны вроде Крюгера посмели меня упрекнуть в бездеятельности. Им мало тех тысяч, которые я вложил в…

Он внезапно осекся, затем глубоко вздохнул. Глаза его потеплели, тяжелая рука легла на плечо Майка.

– Ты должен быть там, сынок. Португальцам не хватает преданных людей, солдаты – сброд, а наемники… – Он махнул рукой. – И «Союз» решил, чтобы наша молодежь тоже взяла оружие. Вам пора взрослеть, В конце концов, это борьба за жизнь. Дарвин прав – побеждает и выживает сильнейший. Впрочем…

Браун‑старший помолчал, словно раздумывая над чем‑то. Затем продолжал твердым голосом:

– Ты поступишь в подчинение к майору Хору. Я велел ему позаботиться о тебе.

Сколько времени прошло с момента этого разговора? Всего лишь несколько недель? Или, может быть, целая вечность? Португальцы умели обучать «командосов» – инструкторы из стран НАТО знали свое дело.

И вот первая группа десантников, начиная операцию «Сарыч», шла к предместью Габерона, столицы Боганы, города, в котором Майк родился и вырос.

ГЛАВА 2

Майк с детства увлекался моторными лодками. Желтая лагуна была для этого идеальным водоемом, и Майк уверенно мог пройти по ней в любую погоду, даже ночью. Неясные тени на берегу говорили ему больше, чем маяки, легчайшее движение воздуха подсказывало путь в темноте по изгибам лагуны, от которой поднимались тяжелые, душные испарения.

Течение здесь постоянно менялось – то в одну сторону, то в противоположную – в зависимости от прилива и отлива. Порой оно было таким сильным, что даже легкие, узкие африканские каноэ с трудом могли идти против него. Песок засыпал фарватер, и каждое утро африканцы‑смотрители сновали по лагуне, отмечая длинными шестами, воткнутыми в дно, путь для небольших катеров, таскавших плоскодонные баржи.

Для каноэ же было не страшно любое мелководье. Именно поэтому были забракованы десантные моторные лодки, предложенные было для операции губернатором колонии генералом Спинолой, выделившим в распоряжение десантников два фрегата и четыре корабля береговой охраны. Конечно, каноэ были более хрупкими, мотор на них не поставишь, но зато они были легки и бесшумны.

В группе майора Хора было лишь двое белых – он сам да Майк. Солдаты же были африканцами, больше половины из них – боганийцы.

Все они знали, что Майк родился в Богане. Некоторые даже говорили, что помнят его – в конце концов, в Габероне было не так‑то уж много белых!

Частенько вечерами, когда в офицерском клубе становилось чересчур шумно и густой табачный дым, смешанный с парами алкоголя, ел глаза, Майк любил бродить по лагерю. В густой вечерней тишине гулко тарахтел дизельный движок, снабжавший электроэнергией штаб, офицерский клуб и двухэтажное здание, где жили белые наемники. Черные солдаты жили в обычных хижинах, беспорядочно разбросанных по территории лагеря – куску буша, кое‑как огороженному проволочной сеткой. Хижины строились самими наемниками: каркас, плетенный из прутьев, обмазывался латеритом, сверху нахлобучивался конус тростниковой крыши. Внутри несколько циновок из рафии да пустые консервные банки с аккуратно закругленными краями. Кое у кого были самодельные деревянные чемоданы с маленькими, но хитрыми висячими замочками, изготовленными местными кузнецами.

По вечерам уставшие после учений солдаты сидели около своих хижин на корточках или скрестив босые ноги на грязных циновках, лениво играли в измочаленные карты или пели грустные, монотонные песни, закрыв глаза и раскачиваясь. Рядом с каждым стояла тщательно вымытая эмалированная миска, разрисованная цветами – красными или желтыми. Чадили жаровни, и горластые толстые мамми – торговки – время от времени неторопливо помахивали ярко раскрашенными тростниковыми веерами над багровым мерцанием углей, на которых в чаду жарились куски переперченного мяса или птицы.

Солдатской столовой в лагере не было, и пронырливые, разбитные мамми были здесь желанными гостями: часовые, скучавшие у проходов в колючей проволоке, которой был обнесен лагерь, пропускали их сюда беспрепятственно, а офицеры давно уже махнули рукой на то, что по лагерю бродят посторонние. Многие солдаты обзавелись семьями, кое‑кто держал по две‑три козы. Майк иногда присаживался у какой‑нибудь чадящей жаровни, и его всегда с удовольствием угощали печенной на углях козлятиной, мясом со жгучим соусом из красного перца, иногда кислым пальмовым вином.

Размякнув после сытной еды, солдаты рассказывали о себе. В лагерь наемников, готовящихся к высадке в Богану, вели пути многочисленные и разные. Были здесь и оказавшиеся на мели бедолаги безработные, прошедшие в поисках счастья всю Западную Африку и спавшие на тротуарах всех западноафриканских столиц. Иногда им удавалось на какое‑то время закрепиться на одном месте – получить работу, скопить немного денег и начать мелкую торговлю. Но местные жители, недовольные конкуренцией пришельцев, изгоняли их, в конце концов, с помощью властей, охотно делавших это ради укрепления собственной популярности.

Такие считались людьми бывалыми. Они быстро примечали, где что плохо лежит, и частенько дезертировали, прихватив казенные вещички – от одеял до ящиков с мылом: мечты о собственных лавочках не оставляли их никогда.

Были в лагере и матерые уголовники, бежавшие из Боганы, грабители и лесные разбойники, чьи лихие банды взимали на ночных дорогах дань с покорных, примирившихся с неизбежным злом торговцев, но были разгромлены новыми властями. Такие вели долгие и завистливые разговоры со вздохами и унылыми паузами о тех, кто удачно и быстро разбогател. Они спорили о том, как скорее и легче достичь богатства любыми средствами, а потом зажить в свое удовольствие, ничего не делая и наслаждаясь всеми запретными плодами цивилизации белых, принесенной из‑за океана и расцветшей уродливым цветком на почве, возделанной колонизаторами.

Интересно было слушать и разговоры другой категории обитателей лагеря. Это были обозленные на весь мир честолюбцы, которых называли «идейными противниками режима». Недоучившиеся студенты с амбицией премьер‑министра. Самолюбивые и заносчивые клерки, видевшие себя «отцами нации» и ради этого готовые служить кому угодно. Разгульные сынки владельцев магазинов, конфликтующих с властями Боганы из‑за ограничений, введенных на импорт товаров, которыми торговали их расчетливые папаши. Были здесь и сторонники политиканов, недурно живших при колонизаторах и оказавшихся не у дел после провозглашения независимости. Для этих вопрос свержения радикального правительства Боганы был вопросом жизни: в случае удачи они вновь вернулись бы в оффисы с кондиционированным климатом и оказались бы при каком‑нибудь министерстве, из которого выжали бы все и для себя лично, и во славу и процветание своей многочисленной родни. Такие рвались в Богану. Они старательно учились обращению с оружием, и белые офицеры‑наемники доверяли им больше других.