Записки археографа - Рудольф Пихоя

Епитимию игумен советовал увеличивать постепенно, не отталкивая верующих чересчур строгими наказаниями. Игумен прибегает к образному сравнению: «аще лише меры вложити в корабль, то погрязнеть и имение все погубить; тако же и мы, подадим заповедь великую, они же, отчаявшись, ни мала не створят, и погибнеть неразумный в вашем разуме; но исперва яко млеком напаяти, яко младенца да по малу, яко в разум пришедше… начнуть добро творити божия заповеди». Интересно отметить, что в сочинениях Григория в значении слова епитимия употребляется так же слово заповедь («за грехы заповедь дати»).

При установлении епитимии Григорий ссылается на «отечьские заповеди», «устав, иже святим апостоли взакониша, отци святии утвердили». В них скорее всего можно видеть славянские или древнерусские епитимийники. Канонические документы византийской церкви в качестве источников, по-видимому, не использовались. Жанр поучений позволил Григорию широко воспользоваться патристикой. Григорий цитирует Евангелие, Иоанна Златоуста. Важная социальная информация содержится в епитимийнике, которые В. И. Бенешевич приписывает Григорию. В этом документе есть требование, близкое к уставу Владимира – давать десятину «от всего имениа, от злата и серебра, и от кун и от скота и от живота, где кому будеть любо, или святам церквам или попом, или нищим, или на искуп пленным, или работным, или в узах дрьжимом»[197].

С уставом Владимира сближает также и требование неподсудности княжескому суду «игумена и чернца, и попа, и диакона, и ключаря, и проскурницы».

В отношении социальных конфликтов автор епитимийника занимает увещевательную позицию. Его рекомендации сводятся к предложениям «сребра в резы не давати никому, же, ни жита в приспы…, насилия не деяти, а судити право на мзде, лготы ради души своей, …от всего сердца всяку злобу отложити…, а менши человек стареишаго почти, а друг друга любовию имей». Касаясь положения зависимого населения, он советует, «кому будеть любо, старыя работники на свободу отпущати». В. И. Бенешевич, исследовавший этот епитимийник, указал в числе его источников устав Владимира, Русскую Правду, «Поучение к сыном и дъ-шерем духовьными».

В большинстве канонических сборников вслед за «Поучением попом святого Григория Богослова» и «Поучением святого Григория Богослова» следует «Поучение святого отца Афонасия» (Соловецкая Кормчая 1493 г. // ГПБ. Солов. № 358. Л. 4-5; Диоптра с прибавлениями, XV в. // РГБ. Ф. 304. № 192. Л. 272-274; Канонические сборники XVI в. // РГБ. Ф. 113. № 566. Л. 73-74 об.; № 523. Л. 89 об.-91; а также в других сборниках). Это поучение пока не привлекало внимание исследователей. Между тем, содержание документа чрезвычайно близко к тому кругу проблем, которые рассматриваются в предшествовавших поучениях игумена Григория. В ряде списков «Поучение Св. отца Афанасия» объединяется со Словом, автором которого является игумен Григорий[198]. Неизменность, с которой поучение автора с именем Афанасия сопутствует сочинениям Григория; близость проблем, рассматриваемых в этих документах, свидетельствует, на наш взгляд, об общих условиях возникновения. Установление авторства сочинения «святого отца Афанасия» затруднительно. Имя Афанасий встречается среди духовных лиц домонгольской Руси нечасто. Нам известно два случая, нашедших отражение в летописях. Первый: игумен Васильевского монастыря в Киеве, участвовавший в хиротонисании ростовского епископа Кирилла (1231)[199]. Второе упоминание находится в перечне русских митрополитов в Комиссионном списке Новгородской первой летописи [200] – после митрополита Никифора (6 дек. 1104 – аир. 1121) и перед Феодором и Никитой (1122 – 9 марта 1126)[201].

Сведений в летописи об Афанасии и Феодоре мы не имеем. Скорее всего, это люди из митрополичьего причта, участвовавшие в управлении в период отсутствия митрополита. Упоминание Афанасия в период 1121-1122 гг. хронологически совпадает с временем деятельности игумена Андреевского монастыря Григория, встречающегося в летописях, как указывалось выше, под 1115-1127 гг. Можно предположить, что сотрудником Григория был Афанасий, исполнявший какие-то обязанности вместо отсутствовавшего митрополита в 1121-1122 гг.

Сочинения Климента Смолятича и, в особенности, игумена Григория, не являясь епитимийниками в собственном смысле слова, затрагивают, тем не менее, целый ряд вопросов, связанных с покаянным правом, с положением древнерусского духовенства.

Существовали ли епитимийники, автором которых был Климент Смоля-тич? Как и в предыдущих случаях, стремясь установить факт существования канонического сочинения, мы обращаемся к Вопрошанию Кирикову. Этот документ является своеобразной хрестоматией древнерусского церковного права ΧΙ-ΧΙΙ вв. Однако трудно ждать сколько-нибудь объективной оценки деятельности Климента Смолятича от одного из его главных противников – новгородского епископа Нифонта, автора ответов на вопросы Кирика и его коллег, новгородских священников.

В Вопрошании мы находим сравнительно многочисленные ссылки на Клима – Климента Смолятича (ст. 21, 30, 38, 43 вопросов Кирика и 4-я статья вопросов Саввы). В этих статьях рассматриваются обрядовые вопросы и регулируется интимная жизнь верующих. В вопросах Кирика и ответах Нифонта не содержится прямой ссылки на сочинение, принадлежащее Клименту Смолятичу. 21-я статья содержит ссылку на обычаи монастыря, «иде-то Клим», в 38-й статье мнение Климента Смолятича излагается постольку, поскольку он там есть данные об обычаях константинопольских монастырей[202], в 43-й статье излагается ответ новгородского епископа на вопрос Климента Смолятича, заданный им по поручению полоцкого епископа. Мнение самого Климента Смолятича по вопросам, связанным с канонической практикой, мы находим в 3-й статье Вопрошания Кирикова и в 4-й статье вопросов Саввы. В этих правилах содержится определение условий причащения для холостых людей, взаимосвязь между причастием и семейной жизнью верующих. Эти вопросы получили подробное освещение уже в епитимийнике митрополита Георгия – «Заповеди ко исповедающимся сыном и дщерем» (ст. 8, 31, 41, 43).

Вопрошание Кириково не даёт представления о составе епитимийника Климента Смолятича, не цитирует положений, которые могли бы быть путеводными для поисков сочинения Климента Смолятича. Сколько-нибудь оригинальные положения Климента Смолятича не могли «пробиться» в каноническое сочинение его противника, новгородского владыки. Это значительно усложняет поиски епитимийника Климента Смолятича.

Среди епитимийников, опубликованных С. И. Смирновым, находится Изложение правилом апостольским и отеческим. Заповеди святого монакануна[203]. Публикатор этого епитимийника указал на связь между статьёй «о совокуплении», содержащейся в этом документе, и 24-й статьёй Вопрошания Саввы в особой, древнейшей редакции Вопрошания Кирикова. Это дало основание датировать статью «о совокуплении» серединой XII в.[204] Хронологически этот епитимийник сближается со временем деятельности митрополита Климента Смолятича. К этому можно добавить ряд признаков в содержании документа, свидетельствующих об отношении его к спорам, развернувшимся в середине XII в. Уникальность Изложения правилом апостольским и отеческим… обуславливается прежде всего тем, что оно открывается статьёй о процедуре поставления епископа, попа и дьякона. Эта статья опирается на то же самое правило Св. апостолов, которое использовалось сторонниками Климента Смолятича для оправдания его «самопоставления» – «Два или 3 епискупи поставляют единого епископа. Един поставляет попа или диакона и прочаа пречетники»[205]. С обстановкой XII в. связана 48-я статья – «о утопленном попе». Статья епитимийника требует, чтобы в случае подобной смерти священника «в ризах погрести и правити по нем»[206].

Этот же случай рассматривался в другом документе – в Новгородской 1-й летописи. В тексте, автором которого является сотрудник Нифонта Кирик, сообщается о факте, по-видимому, удивившем Кирика, опытного канониста, поэтому и оказавшемся, несмотря на незначительность, в составе летописи, «в лето 6653… в то же лето утописта два попа, и не да епископ над ними пети»[207]. Этот же случай, только в более общем плане, рассматривается в 52-м правиле Вопрошания Кирикова. Эта статья представляет собой запись беседы, состоявшейся между Нифонтом и Кириком. Кирик, слышавший о запрещении епископа петь в ризах над непокаявшимся человеком (частный случай – утонувший священник), пришёл за разъяснениями. Нифонт объяснил причину этого: «тебе поведаю, Кюриче; того ради възбраниваю инем, ать и другый бояся того же, аже без риз поють, покаються»[208].