Тайна на шестерых - Эдуард Янович Салениек

Нолд стал чем-то вроде начальника охраны, хотя к этому ничуть не стремился. В послеобеденное время каждый караульный докладывал ему на Кивитской горке о происшествиях минувшей ночи. Это возлагало на парнишку новые обязанности; думать приходилось больше, а спать меньше других.

Да, со сном было худо, прямо-таки настоящее несчастье! Свою очередь в карауле — раз в трое суток — Нолд отбывал усердно и бдительно, готовый к любой тревоге. Но ведь если тебя выдвинули на такой ответственный пост, мало добросовестно дежурить самому. Надо еще проверять, как идут дежурства у остальных. Пусть не каждый раз, но хоть через ночь обязательно!

…Уснув вечером с мысленным приказом — ночью встать! — Нолд к полуночи действительно проснулся и вылез из-под телеги. В ушах гудело, в глазах рябило, но если нужно идти — значит, шагом марш! Вперед, «Одулейские ребята», вперед!

Тихо свистнув Морица, парнишка двинулся в путь. Ночной ветерок освежил его, он вскоре почувствовал себя совсем бодрым. Поднял глаза к небу — и поразился. Ох и звезды сверкают — с вечера они не такие яркие! Красноватые, зеленоватые, сиреневые… Как они называются? Та вот? Или эта, прямо над головой?

Ни одной звезды он не знает по-настоящему! Ну, Косая Телега — Большая Медведица, так это кому не известно! А еще?

Никому не дано заглянуть в будущее, но, если Нолд когда-нибудь и станет астрономом, — а это вовсе не исключено при его настойчивости и упорстве, — он еще не раз вспомнит эту ночь, когда, посмотрев на небо, устыдился своего незнания и сказал себе: нельзя так, надо изучить звезды…

По расписанию до рассвета должен был дежурить Гирт Боят. Для сухих теплых ночей ребята облюбовали в густом кустарнике мягкий язычок мха, как раз напротив входа в домик Лапиней. Опустившись на четвереньки, Нолд по-пластунски двинулся к посту номер три — так был назван язычок. Не отставая от хозяина, рядом с ним бесшумно полз на брюхе Мориц — дрессировка уже приносила свои плоды.

До поста оставалось еще метра четыре, когда Нолд услышал подозрительные звуки. Замер, прислушался. Так и есть: Гирт в кустарнике сопит, как самовар!

У парнишки зачесались руки — ринуться на часового и протянуть изо всех сил ремнем этого никчемного представителя рода никогда-не-спящих Боятов.

Но нет, нельзя давать волю справедливому гневу. Горе-караульный с перепугу заорет так, что поднимет на ноги всю Одулею.

Нолд стоял над Гиртом и с досадой смотрел на него: вот он храпит, этот злостный нарушитель дисциплины, этот презренный хвастун! Храпит, ничего не чуя, широко раскинув ноги и руки, как легендарный запорожский казак.

Ну погоди же!.. Позвать на помощь Витаута Алвика? Сменившись, он спит теперь вполне законным сном на резервном посту номер один — на погребе, под укрытием.

Нет! Нолд и сам справится с этим бессовестным типом!

Сняв ремень, начальник охраны осторожно связал Гирту руки — хоть бы пошевельнулся. Потом, набросив свой пиджачок на голову спящего, навалился на него всем телом.

Гирт в испуге стал усиленно брыкаться и бить наугад кулаками, но Нолд прохрипел:

— Уймись сейчас же, клятвоотступник!

Сильно стегнув его раза два прутом, Нолд угрожающе шепнул сквозь стиснутые зубы:

— Часовой спит на посту! Знаешь, что за это бывает?

Гирт вздрогнул, словно Нолд ткнул его раскаленным железом.

— А если я теперь поседею? Так напугать!

— Хоть седей, хоть зеленей — никакой пощады!

— Поседею — все девчонки засмеют, — хныкал Гирт. — Посмотри, а? Может, уже?

Нолд делал вид, что рассматривает его волосы, а сам еле удерживался от смеха. Вся его злость куда-то улетучилась — у Гирта было такое расстроенное лицо!

— Ну? — то и дело спрашивал Гирт. — Не видно?

— Что-то не пойму… Ничего, в крайнем случае, закрасишь чернилами!

7

Пожалуй, Гирту лучше было бы и в самом деле поседеть. Тогда, возможно, ему посочувствовали бы хоть немного. А так на Кивитской горке у него не нашлось ни единого защитника.

Янка Силис — тот прямо заявил, без всякой пощады:

— Смерть! На войне такому часовому — смерть!

Гирт похолодел:

— Но… но теперь же не война.

— А для чего тогда все? — напомнил Нолд. — Это тебе что — игрушки, наши дежурства у домика дяди Лапиня? Для чего они — забыл?

И тут заговорил он сам. Ребята глазам своим не поверили: возле них стоял Петер Лапинь. Одни оторопело смотрели на ореховые кусты, другие на верхушку ясенька — не мог ведь он свалиться с неба!

— Привет, друзья! Греетесь на солнышке, лень копите? — Он явно посмеивался над их растерянностью. — Нет, не такие вы парни, чтобы зря время терять. Так о чем же разговор?

Нолд украдкой скорчил зверское лицо: он заметил, что у Гирта сам собой раскрылся рот — сейчас ляпнет! Для верности он еще вдобавок ущипнул Гирта за ляжку; тот подскочил и взвизгнул:

— Ой, змея!

Все рассмеялись. Потом Полар, спасая положение, произнес медовым голоском:

— Я им стихи читал, дядя Петер.

Лапинь весело посмотрел на него.

— Нолд мне говорил, что у вас в школе многие «почти пионеры».

— Верно, — подтвердив Гирт. Ему поддакнули и другие.

— Значит, нельзя вам не верить. Сказали — значит, чистая правда.

Ребята переглянулись — как быть?.. Нолд быстро собрался с мыслями.

— Но ведь мало ли как бывает, дядя Петер. Есть вещи… ну, про которые другим нельзя знать.

— Это точно!

— А раз нельзя, значит, и вам нельзя. — Парнишка смотрел дяде Петеру прямо в глаза. — Или я неверно говорю?

— Все правильно! — охотно подтвердил Лапинь. — В армии тоже так. Об одних делах положено знать только командующему — и больше никому. О других — одному лишь командиру дивизии. И так далее. Но вся армия, от солдата до маршала, знает — запомните, ребята, это самое главное! — что бы ни делалось, может делаться только на благо Родины. И если у вас какая-нибудь тайна… Я же не думаю, что вы обмозговываете, как незаметно забраться в соседскую клубнику.

— Да вы что! — Гирт снова вскочил на ноги.

— Это я так, пошутил, — успокоил дядя Петер. — Послушайте, ребята, а разве среди ваших девчат нет «почти пионеров»? Что-то я их здесь у вас не вижу.

— Женщины не на всякое годны, — стал мудрствовать Янка. — Например, они ведь на фронте из орудий не палили.

— О дружище, я смотрю, ты многого не знаешь! Зоя Космодемьянская — слышал о такой? Или Мария Мельникайте[12] — она ведь тут партизанила, совсем близко от нас… Ну, не буду вам