Божественная комедия. Ад - Данте Алигьери

Песнь XXIV

Содержание. Мгновенное смущение Виргилия устрашает, Данте, но он снова ободряется нежным взором своего учителя. Поэтам предстоит выйти из седьмого рва по страшному обвалу, происшедшему от падения моста над этим рвом. С помощью Виргилия, Данте наконец восходит с большим трудом на следующий мост, перекинутый через седьмой ров; а так как ров этот необыкновенно темен, то поэты, перейдя мост, восходят на внутреннюю ограду рва. Седьмой ров весь кипит змеями; между которыми бегают в ужасе взад и вперед грешники: это тати. Руки у них связаны змеями за спиною; змеи впиваются им в чресла, клубятся у них на груди и подвергают их разновидным превращениям. Так, в глазах Данта, змея кидается на одного из грешников, язвит его в шею, и тать, запылав, рассыпается пеплом; но пепел собирается сам собою и грешник опять получает свой прежний вид: кто тень пистойского святотатца из партии Черных Ванни Фуччи. Он предсказывает Данту будущую судьбу Белых и Черных, причем, желая опечалить поэта, говорит в особенности о предстоящем поражении его партии.

1. В том месяце, как солнце в ВодолееЗлатит власы на пламенном челеИ снова день становится длиннее;

4. Когда, как снег, белея на земле,Подобится седому брату иней,[511]Хоть краток срок пера в его крыле:[512]

7. Пастух, свой корм потративший в пустыне,Встает, глядит и, видя по полямСребристый снег, по бедрам бьет в кручине;[513]

10. Идет домой, тоскует здесь и тамИ, как несчастный, что начать, не знает;Потом опять выходит и очам

13. Не верит, видя, как лицо меняетВесь Божий мир, и на зеленый луг,Взяв посох свой, овечек выгоняет.[514]

16. Так мой поэт, в лицо встревожен вдруг,Смутил меня; но с той же быстротою.Уврачевал бальзамом мой недуг:[515]

19. Пришед к мосту с обрушенной скалою,Ко мне склонил он тот приветный взор,С каким предстал впервые под горою.[516]

22. Потом, подумав, руки распростер,И, обозрев обвал и торопливоСхватив меня, пошел на темя гор,

25. И как мудрец, который терпеливоОбдумывать умеет подвиг свой, —Мой вождь, подняв меня наверх обрыва,

28. Мне указал над ним утес другой,Сказав: «Взберись на этот камень голый;Но испытай, чтоб он не пал с тобой.»

31. Нет, то был путь не для одетых в столы!За тем, что мы – он тень, я им подъят —Едва тут шли по камням в путь тяжелый.[517]

34. И если б здесь высок был так же скат,Как с той страны: не знаю, до вершиныДостиг ли б вождь; но я б низвергся в ад.

37. Но как к вратам колодезя в пучиныИдет сей круг наклоном: то одноОкружие у каждой в нем долины

40. Возвышено, другое ж склонено.[518] —Мы наконец взошли на верх обвала,Отколь последний камень пал на дно.

43. Но грудь моя так тяжело дышала,Что я не мог уж далее всходитьИ тут же сел у первого привала.

46. А вождь: «Теперь лень должно победить!Кто на пуху в житейском дремлет пире,Не может тот путь к славе проложить.

49. А без нее кто губит жизнь, тот в миреСлабей оставит за собой следы,Чем пена на волнах, чем дым в эфире.[519]

52. И так, восстав, преодолей труды:В ком бодрствует над слабостью отвага,Тот победите все скорби и беды.

55. Не кончен путь, хоть выйдем из оврага:Еще длиннейший нам сужден в удел;Коль понял ты, последуй мне во благо.[520]»

58. Тогда я встал и боле, чем имел,Явил в себе и твердости и волиИ говорил: «Идем, я бодр и смел!»

61. И мы пошли; но тут гораздо боле[521]Был крут, утесист, тесен и тяжелНаш горный путь, чем был он нам дотоле:

64. Чтоб скрыть усталость, я беседу вел,Ползя по камням; вдруг из ближней ямыИсторгся крик – бессмысленный глагол.

67. Не понял я, что значит он, хотя мыШли по мосту уже над рвом седьмым;Но, мнилось, был то гнева крике упрямый.

70. Я наклонился; но очам живымНепроницаем был туман над бездной.»И я сказал: «Учитель, поспешим

73. На том краю сойти с стены железной:Как, слушая, не в силах я понять;Так, в ров глядя; не вижу в мгле беззвездной.» —

76. «Не иначе могу я отвечать,Как делом: должно» возразил учитель:«Прошенья мудрых молча исполнять.»

79. Тогда со мной нисшел путеводительС скалы, где мост примкнут к восьмой стене:Тут мне открылась лютая обитель.

82. Я в ней узрел все виды змей на дне,[522]Крутившихся столь страшными клубами,Что мысль о них кровь леденит во мне.

85. Да не гордится Ливия песками!Пусть в ней кишат хелидры, кенкры, тмыИ амфисбен и якулей с ужами;[523]

88. Но змей таких, столь гибельной чумыМы в ней, мы там, в отчизне Эфиопов,При Чермном море, не узрели б мы.[524]

91. В средине рва, между свирепых скопов,В испуге рыскал рой теней нагих,Ища норы, ища гелиотропов.[525]

94. Опутаны змеями руки их;Впиваясь в тыл и пастью пламенея,Клубятся гады на груди у них.

97. И вот, пред нами, в одного злодеяМетнулся змей и уязвил егоВ том месте, где с плечом слилася шея.

100. Не пишется так скоро И иль О,[526]Как вспыхнул он, я так горел жестоко,Что пеплом весь рассыпался на дно.

103. И, по земле развеянный далеко,Собрался пепел сам собой и вновьСвой прежний вид приял в мгновенье ока.

106. Так, по словам великих мудрецов,Кончается я вновь из пепелищаРодится Феникс, живший пять веков.

109. Не злак полей, ему цвет нарда пища;А слезы мирры и аммом ему[527]Дают костер последнего жилища.[528]

112. И как больной, Бог знает, почему,Вдруг падает, иль бесом сокрушенный,Иль омраком, в очах разлившим тьму;

115. Потом встает, бросает взор, смущенный[529]Злой немощью, от коей так страдал,И переводит вздох в груди стесненной:

118. Так грешник сей в смятений восстал.[530] —О Господи! как строго Твой правдивый,Предвечный суд злодея покарал![531]

121. Мой вождь спросил: кто был он нечестивые?И дух: «Недавно, волею судеб,В сей лютый зев я пал с тосканской нивы.

124. Как зверь я был между людьми свиреп;А Ванни Фуччи, мул и скот! ПистойяБыла меж вас достойный мой вертеп.[532]

127. И я: «О вождь! пусть он, пред нами стоя,Поведает, за что он пал сюда,Жив на земли средь крови и разбоя?[533]»

130. Услышав то, не скрылся он тогда;Но взор пытливый на меня уставилИ покраснел от горького стыда.

133. «О том грущу,» он речь ко мне направил:«Что в этом срам ты меня узрел;А не о том, что я твой мир оставил.[534]

136. Так ведай же, о чем ты знать хотел;Я здесь за то, что с алтаря святогоПрекрасную похитить утварь смел.

139. И обвинил коварно в том другого.[535]А чтоб не в радость был тебе мой стыд,Когда придешь из мрачных стран ты снова,

142. То эта весть пусть слух твой изумит:Сперва Пистойя Черных всех разгонит,Потом граждан твой город обновит.

145. Из Вальдимагры, что в туманах тонет,Поднимет Марс грозы кровавый пар[536]И на поле Пичено вновь застонет

148. Бурь яростных неистовый разгарИ весь туман с полей рассеет вскореИ Белым страшный нанесет удар.

151. Так говорю, чтоб ты изведал горе![537]» —

Песнь XXV

Содержание. Пока Ванни Фуччи страшно богохульствует, на него кидаются змеи: одна стягивает ему шею, другая скручивает руки. Он бежит, преследуемый кентавром Какусом, на спине которого распростерт дракон огнедышащий. Между, тем перед Дантом восстают три другие тени: Авьедо, Буозо и Пуччио Шианкато. Тень первого сливается с шестиногим драконом, внутри которого обитает душа Чианфы, и оба превращаются в одно страшное чудовище. Вторая тень узнается червою змеею, в коей поселен дух грешника Кавальканте: тогда перед глазами Данта совершается дивно-страшное событие – человек превращается в змею, змея в человека. Третья тень, Шианкато, только одна остается непревращенною.

1. При сих словах, поднявши обе руки,Шиши просунул меж перстов злодей[538]И проклинал весь ад и адски муки.

4. Но тут змея – с тех пор люблю я змей![539] —Ему стянула будто петлей шею,Как бы сказавши: продолжать не смей!

7. Другая, кинувшись на грудь злодею,Так сжала руки, так впилась в него,Что двинуть он не мог рукой своею.

10. Пистойя! о Пистойя! для чегоНе обратишься в пепел, коль порокомТы превзошла и предка своего?[540]

13. Я не встречал во всем аду глубокомНигде стол дерзких пред Творцом теней;Не так был горд у Фив сраженный роком![541]

16. Он в ужасе помчался без речей.И видел я: Кентавр рассвирепелыйБежал, крича: «Где дерзкий? где злодей?»

19. Не думаю, чтоб столько змеи шипелоВ Маремме, сколько он в хребте носил[542]До плеч, где наше начиналось тело.

22. На раменах его, вцепившись в тыл,Лежал дракон с разверстыми крыламиИ полымем встречавшихся палил.[543]

25. И вождь сказал: «Вот Какус перед вами!Под камнями у Авентинских горКак часто кровь он проливал реками![544]

28. К своим он братьям не причтен в собор,За тем, что там, в соседстве, свел из видаБольшое стадо как искусный вор.

31. За то издох под булавой Алкида,Который, верь мне, сто ударов дал,Хоть десятью отмстилася обида.[545]»

34. Он говорил; меж тем Кентавр бежал,Тогда предстали нам три тени новы;Но их ни я, ни вождь не замечал,

37. Пока они не закричали: «Кто вы?»И потому, рассказ прервавши свой,Внимать словам их были мы готовы.

40. Я их не знал; однако ж, как поройслучается, случилось в эту пору,Что одного из них назвал другой,

43. Сказав: «Чианфа, где ты скрылся в нору?»А потому я перст прижал к губам,Чтоб вождь прислушался к их разговору.

46. Читатель! если ты моим словамНе вдруг поверишь, не дивлюсь: очамиВсе видел я, но им не верю сам!

49. Гляжу на них с поднятыми бровями:Вдруг бросился на одного из трех,[546]И сросся с ним дракон с шестью ногами.

52. Живот облапив средней парой ног,Передние он на руки накинулИ, в щеки впившись, на него падет;

55. Потом по бедрам задние раздвинулО, между ног огромный хвост продев,По чреслам сзади вверх его закинул.

58. Так плотно плющ не вьется вкруг дерев,Как вкруг души ужасный гад обвилсяИ наконец, вполне рассвирепев,61. Как с воском воск, с ней членами слепился,И их цвета в один смешались цвет;Тогда их вид внезапно изменился.

64. Так пред огнем ложится темный следВ папирусе, где черного нет цвета,Но между тем и белого уж нет.

67. На них глядят другие два клеврета,Клича: «Аньель! как изменился ты!Ты не один теперь, ни два предмета!»

70. Две головы уже в одну слиты;Два призрака в один преобразились;В одном лицо исчезли двух черты.

73. Из четырех две лапы появились;Живот и грудь и бедра и глава[547]В неслыханные члены превратились.

76. Уж вид их был не тот, что был сперва:И вот явился страшный образ взору,И образ тот был ни один, ни два. —

79. Как в знойный день, в каникульную пору,Нам прерывает ящерица путь,Как молния с забора мчась к забору:[548]

82. Так бросился к двум грешникам на грудьЗмей огненный, с хвостом чернее перца,Столь яростный, что страшно и взглянуть.

85. И там, где мы кровь матернего сердца[549]Впервые пьем, пронзил он одногоИ, протянувшись, пал к ногам лжеверца.

88. Пронзенный зрит злодея своегоИ, недвижим, безмолвствуя, зевает,Как если б зноб, иль сон томил его.

91. Он на змею, та на него взирает;Он раною, она дымится ртом,И черный дым, сшибаясь, их скрывает.

94. Молчи теперь и ты, Лукан, о том,Как был сожжен Сабел змеей-медузой,И выслушав, что видел я потом.[550]

97. Молчи, Назон, о Кадме с Аретузой:Пусть он в змею, она в живой потокПревращены твоей волшебной музой;[551]

100. Но изменить ты никогда б не могТак двух существ, чтоб оба превратилисьОдно в другое с головы до ног! —

103. Змея и дух так видом обменились,Что хвост у ней рассекся, раздвоясь;А у него стопы соединились.

106. И голени, между собой слиясь,Срослися так, что вскоре не имелаУж и следов слиянных членов связь.

109. Двурогий хвост стал тою частью тела,Что скрылась там, и кожа у змеиСмягчалася, а у него твердела.

112. Я зрел, как руки прятались в своиПлеча, насколько ж руки уменьшились,Настолько лапы у нее росли.

115. …………………………………………………….…………………………………………………………………………………………………………………………

118. Пока их дым в цвет новый облекал,Пока дракон власами покрывался,А раненый их с головы ронял, —

121. Один восстал, другой же пресмыкался,Друг с друга страшных не сводя очей,От коих в каждом образ изменился.

124. К вискам надвинул лик восставший змей;А из того, что здесь излишним стало,Явились уши сзади челюстей;

127. И что назад с лица не убежало,Слилося в нос и, ряд покрыв зубов,Раздулось в губы, сколько надлежало.

130. У падшего вытягивался клёв;Уж след ушей в его главе сокрылся,Как прячутся рога у слизняков.

133. Язык, сперва столь дерзкий, раздвоился;А у змеи двойное лезвиеСлилось в язык и – дым остановился.

136. Душа, приняв иное бытие,Как гад шипящий, уползла в долину;А тот с проклятьем плюнул на нее.

139. И, новую к ней обративши спину,Сказал: «Пусть там, где ползал я сперва,Ползет Буозо в адскую пучину.[552]» —

142. Так превращался рой седьмого рваИз вида в вид, и мне да извинится,Что ясностью не блещут здесь слова.

145. Хоть было тут чему очам дивиться,Хотя мой ум от страха изнемог:Все ж не могли три тени так укрыться,

148. Чтоб распознать я Пуччюио не мог:Из трех теней, подвластных чудной силе,[553]Лишь он один свой образ уберег;

151. Другой оплакан был тобой, Гавилле!

Песнь XXVI