Жизнь за гранью - Энн Малком
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он погладил мою челюсть.
— Той, у кого самая сладкая киска, которую я когда-либо пробовал, самое доброе сердце, которое я когда-либо знал. Ты побуждаешь меня быть решительным дать тебе все, что ты хочешь. Все, чего заслуживаешь.
Одинокая слеза выкатилась из уголка моего глаза.
Его губы приблизились к моим. Он нежно вытер слезу большим пальцем.
— И, детка, ты очень даже вписываешься в форму. В ту, о которой я даже не подозревал. Созданную для женщины, которую я хотел бы видеть на заднем сиденье моего байка, которая будет согревать мою постель и владеть моей душой, — прорычал он, завладевая моими губами, прежде чем я смогла совершить какую-нибудь глупость, например, сделать ему предложение руки и сердца.
Он поцеловал меня со свирепостью, исцелившей все нанесенные раны. Наполнившей меня до краев красотой его слов. Хансен провел руками по моим бедрам, поднимая мою ногу так, чтобы обернуть ее вокруг своей талии.
— Детка, ты когда-нибудь занималась сексом без защиты? — жестко спросил он, остановившись у моего входа.
Я покачала головой, не в силах говорить.
— Я тоже, никогда. Говорил себе, что единственной, кого я возьму без всяких преград между нами, станет женщина, которую я буду держать в своей постели вечно, — грубо прошептал он, погружаясь в меня на последнем слове.
Я вскрикнула, его слова, прекрасные, согревающие сердце, вместе с интенсивностью вторжения ошеломили меня.
Он брал меня жестко, но медленно, каждый удар был обещанием, клятвой. Его губы слегка коснулись моих, в то время как глаза, казалось, захватили мою душу и заклеймили ее своим притязанием.
— Я люблю тебя, — прошептала я, не в силах сдержаться. Этот прекрасный момент требовал признания, мне нужно было завершить его.
Хансен замер, нависая надо мной и едва касаясь моих губ.
— Детка, думаю, я полюбил тебя в первый момент, когда увидел. Но понял это тогда, когда ты назвала меня «милый» в четыре утра возле здания клуба, — сказал он, снова входя в меня.
Он захватил мои губы, заглушая звуки моего оргазма. Я почувствовала, как он опустошил себя внутрь меня, пока я выжимала его освобождение. Он оставался на мне, во мне, наблюдал за мной. Взглядом говоря одновременно все и ничего. Когда он осторожно вышел, я слегка вздрогнула от образовавшейся пустоты. Он чмокнул меня в нос.
— Сейчас вернусь, — пообещал он.
Я наблюдала, как его мускулистая спина исчезает в ванной комнате, улучив момент, чтобы оценить упругую и тугую задницу, на которую я могла пялиться целыми днями. Этот мужчина с умопомрачительной задницей и прочим великолепием любил меня. Меня. Настоящую меня, и его любовь была обещанием той жизни, на которую я всегда надеялась.
Он вернулся и осторожно обтер меня мочалкой, потрясая интимностью и нежностью момента. Позаботившись об этом, заключил меня в объятия. Мы лежали тихо, на этот раз я была довольна тишиной. Сегодня я сказала достаточно.
— Твоя бабушка, — прервал молчание Хансен стальным тоном. — Это ее ты навещаешь каждую субботу?
Я кивнула. Он знал, что я навещала родственника каждую субботу, не исключением стали и последние две недели, что мы провели вместе, но поскольку раньше я не рассказывала ему всю историю, то не стала вдаваться в кровавые подробности. Джаггер и Арианна были единственными, кто знал о ней.
— Почему? — спросил он. — Полагаю, эта сука не ценит и не заслуживает твоих визитов, и от меня не ускользает тот факт, что после них твоя улыбка немного тускнеет. Так почему же?
Он ничего не упускал из виду. Последние две субботы он молча наблюдал за мной. Мне требовалось некоторое время, чтобы избавиться от оскорблений и колкостей, накапливающихся за час визита. Так что я не удивилась, что он заметил.
Я пожала плечами.
— У нее больше никого нет. В конце концов, она — моя единственная семья и последняя ниточка, связывающая меня с мамой. Я просто чувствую, что должна, понимаешь? Что я была бы плохим человеком, если бы этого не сделала, — добавила я.
Хансен помолчал, затем сказал:
— Детка, у тебя есть семья. Та, которую ты выбрала, она прикроет твою спину, несмотря ни на что. Кровь ни хрена не значит, когда эта связь становится прогорклой. Кровь может связывать, когда больше ничего не осталось, ничего хорошего. Клуб сильнее этого, потому что он — семья, которую ты выбираешь и которой принадлежишь. Ты — не плохой человек. Ты вытерпела то дерьмо, через которое она заставила тебя пройти, и все еще навещаешь старую летучую мышь? Да ты святая. — Его голос звучал слегка дразняще, но за ним скрывалось нечто более серьезное. — Я не хочу, чтобы ты к ней ходила, потому что все, что омрачает твою прекрасную улыбку… я хочу увести тебя от этого, защитить. Но выбор за тобой, детка. Я буду рядом, несмотря ни на что.
Я улыбнулась ему и улыбнулась про себя. Нет, просияла. Каждой частичкой.
Глава 7
— Я не перееду, — твердо заявила я.
Лицо Хансена посуровело.
— Почему, черт возьми?
Я всплеснула руками, невольно разбрызгивая при этом соус для спагетти. Капли попали на стену, к счастью, Хансен смотрел на меня, а не на то, как я порчу обстановку. Я решила вести себя, как ни в чем не бывало. Что в данный момент равнялось легкому раздражению.
— Потому что это слишком быстро. Стандартные правила свиданий предполагают, что пройдет, по крайней мере, полгода, прежде чем мы даже подумаем о совместном проживании, — сообщила я, возвращая свое внимание к приготовлению обеда. Или, скорее, к разбрасыванию. Обычно я питалась едой на вынос и арахисовым маслом. В данный момент я собиралась показать себя богиней домашнего очага. Видимо, я со всех ног мчалась к этому статусу.
Прошла почти неделя после обмена признаниями в любви. С тех пор я парила в облаках. И плевать, как слащаво это прозвучало. Ну, пока Хансен не объявил, — да-да, объявил, — что я переезжаю.
— Подсказка, детка, мы и близко не похожи на стандартную пару, — отрезал он, вставая рядом со мной. Взяв меня за подбородок, он дернуть меня на себя. — Ты сама говорила, что не читаешь между строк. Почему тебя волнуют правила? Делай то, что хочешь. Я хочу, чтобы ты жила в моем доме. Чтобы сделала его нашим. Хочу увидеть на стенах твое дурацкое
