Теракт - Ясмина Хадра

— Когда он ее купил?

— Уже не помню.

— А почему она стоит на башмаке? Коллекционная, что ли?

— Нет, но кроме Аделя ее никто не берет.

В голове у меня наплывают друг на друга два голоса. Сначала я слышу капитана Моше: "Водитель автобуса Тель-Авив — Назарет сказал, что ваша жена села в кремовый «мерседес» старой модели" — а его перебивает Навеед Ронен: "У моего тестя точно такой же".

— А где он, твой Адель?

— Да ты же знаешь, как они живут, эти деловые люди. Сегодня здесь, завтра там — гоняются за удачей.

Лицо Ясера снова смялось, пошло морщинами.

В Тель-Авиве мне редко случается принимать родственников, но Адель ко мне заезжал постоянно. Молодой, энергичный, он во что бы то ни стало хотел преуспеть. Ему и семнадцати не было, когда он предложил мне на паях начать какое-то дело в сфере телефонии. Я вежливо уклонился; через некоторое время он появился с новым проектом: хотел заниматься поставкой автомобильных запчастей. С великим трудом я втолковал ему, что я хирург и никакого другого призвания не имею. В ту пору он заглядывал ко мне всякий раз, когда бывал в Тель-Авиве. Это был отличный веселый парень, Сихем легко к нему привыкла. Он мечтал основать предприятие в Бейруте и оттуда начать завоевание арабского рынка, прежде всего в государствах Персидского залива. Но вот уже больше года я его не видел.

— Когда Сихем к тебе заезжала, Адель был с ней?

Ясер нервно потирает нос.

— Не знаю. Когда она приехала, я был в мечети, на пятничной молитве. Дома оставался только мой внук Иссам; его она и застала.

— Ты говорил, она даже от чая отказалась.

— Это просто выражение такое.

— А что Адель?

— Не знаю.

— А Иссам знает?

— Я его не спрашивал.

— Иссам знает мою жену в лицо?

— Думаю, да.

— С каких же это пор? Сихем в Вифлееме никогда не бывала, а ко мне ни ты, ни Лейла, ни твой внук не приезжали.

Ясер сбился, запутался; в движениях его рук тоже чувствуется неуверенность.

— Поедем домой, Амин. Там все и обсудим, только сначала выпьем чаю, передохнем.

Дома все еще больше усложняется. Лейла лежит в постели, вокруг суетится соседка. Пульс у нее слабый. Я предлагаю отвезти ее в ближайшую поликлинику. Ясер отказывается, говоря, что моей сестре уже назначили лечение и что таблетки, которые она горстями глотает каждый день, как раз и довели ее до такого состояния. Через некоторое время Лейла засыпает, и я говорю, что в любом случае хочу увидеться с Иссамом.

— Ладно, — нехотя отвечает Ясер, — сейчас схожу за ним. Он живет в двух кварталах отсюда.

Минут через двадцать Ясер возвращается; с ним мальчик с желтоватым цветом лица.

— Он нездоров, — предупреждает меня Ясер.

— Значит, не надо было его сюда вести.

— Все так далеко зашло… — бурчит он раздраженно.

Иссам мало что может рассказать. Дед явно прочел ему целую лекцию, прежде чем допустить до беседы со мной. По его словам, Сихем была одна. Она попросила бумагу и ручку, хотела что-то написать. Иссам вырвал листок из своей тетрадки. Закончив, Сихем протянула ему конверт и велела сбегать на почту, что он и сделал. Выходя, Иссам заметил на углу какого-то мужчину. Лица его он не запомнил, но человек был не местный. Когда он вернулся с почты, Сихем уже не было и мужчина исчез.

— Ты был один дома?

— Да. Бабушка была в Эн-Керем, у тети. Дедушка в мечети. А я делал уроки и присматривал за домом.

— Ты знал Сихем?

— Я видел ее фотографии в альбоме у Аделя.

— И сразу ее узнал?

— Нет. Но я вспомнил, когда она себя назвала. Она хотела видеть не кого-то конкретно, а просто написать письмо и уйти.

— Какая она была?

— Красивая.

— Я не об этом. Она торопилась, выглядела как-то необычно?

Иссам думает.

— Она выглядела нормально.

— И все?

Иссам вопросительно смотрит на деда и молчит. Я живо поворачиваюсь к Ясеру и говорю резко:

— Ты утверждаешь, что не видел ее; Иссам не сказал ничего такого, чего бы мы уже не знали, — тогда почему ты думаешь, что моя жена приехала в Вифлеем просить благословения у шейха Марвана?

— Любой мальчишка в городе тебе то же самое скажет, — парирует он. — Весь Вифлеем знает, что Сихем побывала здесь накануне теракта. Она в городе теперь вроде иконы. Некоторые даже клянутся, что разговаривали с ней, целовали в лоб. Здесь это нормальная реакция. Про мученика выдумывают что кому не лень. Возможно, слухи преувеличены, но если верить молве, Сихем в ту пятницу получила благословение шейха Марвана.

— Они встречались в Большой мечети?

— Не во время молитвы. Гораздо позже, когда все верующие уже разошлись по домам.

— Ясно.

На следующий день, услышав первый призыв муэдзина, я отправляюсь в Большую мечеть. Несколько молящихся совершают последние поклоны на коврах, которыми устлан пол; другие, сидя порознь, читают Коран. Я разуваюсь на пороге святилища и вхожу. Спрашиваю какого-то старика, как бы мне увидеть кого-нибудь из ответственных лиц; он только втягивает голову в плечи, недовольный, что его побеспокоили во время молитвы. Я озираюсь в поисках человека, который ответил бы на мой вопрос.

— Да? — звучит резкий голос у меня за спиной.

Передо мной стоит юноша с исхудалым лицом, очень высокий, с глубоко посаженными глазами и крючковатым носом. Я протягиваю ему руку, которую он оставляет без пожатия. Мое лицо ему неизвестно, и он явно заинтригован моим вторжением.

— Доктор Амин Джаафари.

— Да?..

— Я доктор Амин Джаафари.

— Я слышал. Что вам угодно?

— Моя фамилия ничего вам не говорит?

Уклончиво-недовольная гримаса скользит по его лицу:

— Не думаю.

— Я супруг Сихем Джаафари.

Прихожанин щурится, обдумывая мои слова. Внезапно его лоб собирается складками, лицо сереет. Он прижимает ладонь к сердцу и восклицает:

— Боже мой, как же я не сообразил!

Он рассыпается в извинениях.

— Мне нет оправдания.

— Ничего страшного.

Он раскрывает мне объятия.

— Брат Амин, познакомиться с вами — честь, особая честь. Я немедленно уведомлю имама о том, что вы здесь. Уверен, он с удовольствием примет вас.

Он просит меня подождать в зале, поспешно направляется к минбару, приподнимает занавес, скрывающий вход в потайную комнату, и исчезает. Немногочисленные молящиеся, которые читали Коран, прислонившись к стене, смотрят на меня с любопытством. Они не слышали моей фамилии, но заметили, как резко мой собеседник переменил обхождение и как помчался предупреждать хозяина. Бородатый толстяк не стесняясь откладывает книгу в сторону и разглядывает меня с бесцеремонностью, от которой мне делается не по себе.

Мне кажется, что край занавеса поднимается и опускается, но за минбаром никого нет. Через пять минут прихожанин возвращается; он явно получил выволочку.

— Мне очень жаль. Имама нет в мечети. Наверное, он вышел, а я и не заметил.

Он видит, что другие верующие наблюдают за нами. Злой взгляд его черных глаз заставляет их отвернуться или потупиться.

— Он вернется к часу молитвы?

— Конечно… — и, спохватившись, прибавляет: — Не знаю, куда он направился. Не исключено, что он вернется только через несколько часов.

— Не важно, я подожду.

Прихожанин бросает растерянный взгляд в сторону минбара и, сглотнув, говорит:

— Он может не вернуться и до наступления ночи.

— Не проблема. Я терпеливый.

В замешательстве он воздевает руки и удаляется.

Я сажусь по-турецки у подножия колонны, беру книгу хадисов и, пристроив ее на коленях, открываю на первой попавшейся странице. Мой собеседник появляется вновь, для вида перекидывается словами с каким-то стариком, описывает круг по зале, словно хищник по клетке, и наконец выскакивает на улицу.

Минул час, второй. Около полудня ко мне подходят трое мужчин, неизвестно откуда взявшихся, и после обычных приветствий говорят, что мое присутствие в мечети не имеет смысла и что мне лучше удалиться.

— Я хочу видеть имама.

— Он нездоров. Утром ему стало нехорошо. Вернется через несколько дней, не раньше.

— Я доктор Амин Джаафари…

— Прекрасно, — перебивает меня тот, что ростом меньше других, лет тридцати, скуластый, со шрамом на лбу. — А теперь уходите.

— Не раньше, чем встречусь с имамом.

— Когда он будет чувствовать себя лучше, мы вас уведомим.

— Вы знаете, где меня найти?

— В Вифлееме все друг друга знают.

Они вежливо, но твердо подталкивают меня к выходу, ждут, пока я обуюсь, и молча доводят до угла.

Двое из троих, вышедших со мной из мечети, провожают меня и дальше, до центра города. Они не скрываются. Дают мне понять, что я у них на виду и возвращаться не стоит.

Сегодня базарный день. Площадь кишит народом. Я вхожу в какое-то подозрительное кафе, заказываю черный кофе без сахара и сквозь захватанное руками, засиженное мухами стекло наблюдаю кипение рынка. В зале, уставленном убогими столами и жалобно ноющими стульями, под тусклым взглядом бармена изнывают от скуки старики. Рядом со мной опрятный человек лет пятидесяти курит кальян. Поодаль молодые люди играют в домино, громко стуча костяшками. Я отсиживаюсь здесь до часа следующей молитвы. Когда раздается крик муэдзина, я снова иду в Большую мечеть, надеясь застать имама в разгар службы.