Хроника смертельной осени - Юлия Терехова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2 июля 2010 года
Олег увидел мой дневник. Улыбаясь, спросил, пишу ли я о нем. Я не стала скрывать, и он попросил взглянуть. Я замялась, он не настаивал. Но ночью я проснулась от звуков на кухне. Он смутился, когда я застукала его с дневником в руках – он читал, мне показалось, с большим интересом. Я не рассердилась, только испугалась, что прочитав, как сильно я его люблю, он потеряет ко мне интерес. Но Олег лишь сказал, что ему очень приятно. «Спасибо, что ты так любишь меня», – его слова. Спросил, кто такая Полина. Я ему рассказала. Он удивился, что моя подруга занималась столь сомнительным ремеслом. Спросил меня про какую-то Катрин. Кто она такая? Я не знаю ее и сказала ему об этом. Олег махнул рукой, типа, неважно. И еще указал на то, что я не всегда проставляю даты и время – он прав, конечно. Спустя несколько лет уже трудно будет вспомнить, когда что происходило. Постараюсь теперь быть внимательнее…
Как же мне плохо. Тошнит, голова кружится. Думала, беременна, но тест отрицательный. Опять звонил тот майор – как он меня достал. Рассказала Олегу, хотя меня просили ему не говорить. Он успокоил меня, сказал, что… ой, опять тошнит.
Не могу поверить, мой любимый, мой голубоглазый ангел – убийца и насильник! А ту женщину, Катю, он похитил – это какая-то ошибка, он не мог так поступить! Она же женщина его друга, Андрея. Я знаю Олега, он порядочный человек, у него обостренное чувство чести. Или мне кажется, что я его знаю? Еще они говорят, что он травил меня наркотиками, и поэтому мне было так плохо! Вранье, все вранье! А вдруг правда? Лучше не жить тогда!
Я вспомнила! Олег спрашивал меня о Катрин! Значит, он именно той самой Катей интересовался, когда читал мой дневник. Но почему он спрашивал о ней – меня? Ничего не понимаю. Неужели он действительно маньяк?
31 января 2011 года
Сегодня ко мне пришел странный человек, серый и молчаливый. Он сунул мне записку и исчез, не слушая вопросов. Когда я прочитала записку, у меня помутился разум. Она была от Олега. Боже, как я могла поверить мерзкой клевете? Мой любимый, мой бедный! Он просит, нет, он молит меня о помощи! «Ты – моя последняя надежда. Если ты тоже с ними, мне остается только умереть. Помоги. Я люблю тебя». Я должна ему помочь, я должна его спасти. Надо устроить ему побег. Но где взять деньги? У меня ничего нет. Ничего, кроме моей квартиры…
11 марта 2011 года
Деньги на исходе – еле хватило на то, чтобы снять комнату в жуткой дыре на окраине Питера. Но главное готово – документы, билеты. Послезавтра все кончится. Конечно, плохо, что ему понадобилось в Москву – лишнее время, лишние деньги. Но в последней записке ясная просьба, даже не просьба, а приказ – обеспечить билеты на «Сапсан». Можно было улететь прямо из Питера. Может, он хочет увидеться с той женщиной? Но это же чистое самоубийство… Нет, навряд ли, скорее всего, хочет встретиться с мамой, он так ее любит. Жаль, он не успел меня с ней познакомить. Господи, как не сойти с ума от тревоги за то время, что его нет рядом… Пойду куплю хлеба и молока, очень есть хочется. Поскорее бы уже все закончилось, и мы уехали. Париж, Париж… Почему именно Париж?..
25 марта 2011 года
Олег снял квартиру на улице Вожирар. Окна выходят на Люксембургский сад. Он говорит, что это одно из самых дорогих мест на Левом берегу. Не понимаю, зачем так безрассудно тратить деньги. Что все находят в этом Люксембургском саду? Облетевшие деревья, пожухлая трава, увядшие цветы. Из окна видно, как мамаши гуляют с детьми, люди наматывают круги по парку, с наушниками и пластиковыми бутылками эвиана… Студенты с вином и неизменными багетами сидят на металлических, выкрашенных в зеленый цвет стульях вокруг фонтана. Все чем-то заняты, кроме меня.
Все еще сижу дома, уже мутит от четырех стен. По-моему, безумно раздражаю Олега. Он отсутствует целыми днями. Чем он занимается, интересно?.. Когда возвращается, злится на меня. Конечно, не очень ему приятно видеть мое унылое лицо. Но ничего не могу с собой поделать.
Попыталась познакомиться с соседкой с третьего этажа. Мой школьный английский она не поняла, посмотрела как на умалишенную. И побежала по своим делам. У всех дела. Нашла в Интернете самоучитель французского языка. Какой же он сложный! Эти неправильные глаголы – их тьма, и все спрягаются, как им хочется. Похожи на самих французов. Сказала об этом Олегу – в кои-то веки он смеялся. Пообещал помочь мне с французским. Когда, интересно? Уходит – я еще сплю, приходит – я уже сплю. Одни обещания…
4 апреля 2011 года
С утра он был крайне раздражен и велел заняться чем-нибудь – в достаточно резкой форме. Посоветовал сходить в музей. Скорее приказал, чем посоветовал. Терпеть не могу музеи. Но придется сходить. Выдал мне кредитку. Сказал, могу тратить в бутиках, сколько хочется. Но я не хочу ни в музей, ни по магазинам. Я так соскучилась по маме… Хочу домой! Или, если уж я обречена жить в этом чужом городе, то чтобы Олег находился рядом не только ночью, когда, уставший, он поворачивается ко мне спиной, словно я опостылевшая жена…
Та женщина… Олег остолбенел тогда в Шереметьево, когда увидел ее…
Сегодня обошла…
И что все находят в Моне Лизе? Страшная, зеленая какая-то…
Сегодня Олег опять застыл с остановившимся взглядом. Он слушал «Дидону и Энея» – в который раз! Почему эта музыка для него так много значит? Неужели он опять вспоминает ту женщину?.. Да как я могу быть столь наивной? Все вокруг только и говорили о том, как он любит эту Катрин, а я отказывалась верить, да что там – не хотела, изо всех сил упрямо отвергала даже мысль о его любви к другой. Нет, не может быть! Он просто устал, все еще можно вернуть, я буду счастлива с ним!
1 января 2012 года
Самый печальный Новый год в моей жизни. Даже когда я знала, что он тюрьме, мне не было так больно. Мы отправились отмечать в дорогой ресторан, все вокруг смеялись и веселились, и только за нашим столиком было похоронное настроение – словно не праздник, а поминки. Разговоры о Москве – табу, когда я начинала: «А помнишь, в Серебряном бору…» у него становилось такое лицо, что мне хотелось встать и убежать из ресторана. Даже танцевать меня не пригласил. Вернулись домой часа в два, и легли спать.
Но я не выдержала и разбудила его около четырех утра. Я прильнула к нему, обняв обеими руками, и стала целовать его спину. Он сразу проснулся, и как же он напрягся – я всем телом ощутила. Но прошло еще какое-то время, прежде чем он повернулся ко мне. Боже, лучше б не поворачивался! Он исполнил «супружеский долг» тщательно и равнодушно, а потом опять отвернулся и заснул. За все время он не произнес ни слова, будто я резиновая кукла.
5 января 2012 года
Осмотрела весь Лувр – ну, или почти весь. Полгода ежедневных посещений, кроме вторника, выходного дня. Обошла музей импрессионистов – два месяца. Я побывала во всех бутиках, которые только можно найти в округах с первого по девятый… Но мне одиноко, и я несчастна. Надо бежать отсюда. Надо возвращаться в Москву. Но как ему об этом сказать? Как мне его оставить? Но я больше не могу выносить его равнодушия…
На днях мне приснился сон – словно стою на краю пропасти, дна нет, а лишь густая белая дымка клубится под ногами. Я чувствую присутствие Олега за спиной, поворачиваюсь и вижу его голубые глаза – пустые и неживые. Я хочу позвать его, но язык отказывается повиноваться. Он делает еле уловимое движение, и я лечу в эту пропасть, лечу, лечу, лечу. Я проснулась от собственного крика, обнаружив пустую подушку рядом с собой. Полвторого ночи, а Олега нет было – он даже не позвонил! Тут хлопнула входная дверь, и спустя минуту он заглянул в спальню. «Почему не спишь? – холодно спросил он и, не дождавшись ответа, прикрыл дверь поплотнее – с внешней стороны. Мне хотелось плакать от обиды и собственного бессилия…
31 января 2012 года
Слава богу! Как хорошо, что я решилась! Олег выслушал меня спокойно и терпеливо. Когда я замолчала, в его глазах стояли слезы. А в голосе звучало неподдельное раскаяние.
– Моя дорогая… – начал он, – я очень виноват перед тобою. Я совсем тебя забросил. Дай мне еще несколько дней, я окончательно развяжусь с делами, и мы куда-нибудь поедем вместе. Хочешь в Нормандию? Хотя нет, там сейчас промозгло и сыро. Мы поедем в Ниццу. Там тепло и все зеленое. Магнолии и пальмы. Хочешь?
– Ты правда поедешь со мной в Ниццу? – тут я расплакалась, как дура. Но это были уже совсем другие слезы – светлые слезы облегчения.
– Ну, и чего ты ревешь? – он протянул мне платок. – Ну-ка, вытри.
– Я думала, я тебе надоела. Сижу тут, небо копчу…