Жаркая осень в Акадии - Харников Александр Петрович

28 сентября 1755 года.

Остров Святого Иоанна

Реми Мишо, английский шпион

Доставившего меня поближе к берегу корабля его величества «Badger»[39] уже не было видно на горизонте. Да, кораблик этот хоть куда, маленький, верткий… Еще недавно он назывался «Сен-Дени» и ходил по Красному морю под французским белым флагом с золотыми лилиями – но, согласно договоренности о сдаче форта Гаспаро, все патрульные корабли достались победителям.

Глинистый пляжик, на который я высадился, был известен немногим. С обеих его сторон возвышались утесы, на которые был столь богат южный берег острова Святого Иоанна, а найти вход в бухточку ночью было ох как непросто, особенно в почти безлунную ночь – если не знать местные течения. А теперь мне предстоит небыстрый путь на север, подальше от входа в залив Ля-Жуа, где мне придется пересечь искомый залив в этом самом каноэ. И я, чуть передохнув, прицепил одноместное каноэ к самодельному кожаному рюкзаку, повесил весло на одно плечо, ружье на второе и потихоньку захромал в глубь острова.

Именно что захромал – в прошлый раз я еле ушел от преследования – пуля прошла по касательной, но вырвала клок мяса из правой икры. Четверо моих спутников погибли сразу, а пятый сумел догрести до все того же «Барсука», но позднее умер от лихорадки. Так что на этот раз я высадился в одиночку – и намного восточнее, чем в первый раз.

Заночевал я в полутора лье к северу от Порт-ля-Жуа, в небольшой рощице, куда я затащил и каноэ – ведь возвращаться мне придется таким же образом. Поспав около трех часов, я вскочил еще до рассвета и направился в столицу острова.

На всякий случай одет я был в одежду простолюдина и, кроме того, отпустил бороду и взлохматил волосы – вряд ли они про меня что-либо знают, но, как говорится, Бог помогает тем, кто помогает сам себе[40]. И, наверное, не зря – стража у ворот, ранее либо не наличествовавшая, либо заинтересованная лишь в получении мзды от путников, на сей раз денег не потребовала, зато один из них окинул меня весьма неприятным цепким взглядом. Тем не менее меня беспрепятственно впустили в сей город.

Мадам Констанс меня не признала и даже не хотела впускать на порог, пока я не показал ей два экю и не сказал сиплым гнусавым голосом, что слыхал от друга о мадам Севилль и хотел бы ее навестить – с «особыми пожеланиями». Она странно посмотрела на меня:

– Вы, наверное, имеете в виду мадам Селест? А вашего друга зовут случайно не Реми?

– Друг… просил, чтобы я не упоминал его имени.

– Понятно… И сколько же времени вы хотите провести с мадам Селест?

– Два часа. Этого хватит? – и я протянул ей монету.

– С «особыми пожеланиями» – еще два экю, – ответила та. – Проходите. По коридору направо, последняя дверь справа.

В отличие от мадам Констанс, Селест меня узнала сразу.

– Ну вы и вырядились.

– Ты лучше скажи, есть у тебя информация, или я зазря сюда пришел.

– Есть. Вот только сначала покажи деньги.

Я выудил из-за подкладки куртки луидор, покрутил его между пальцами и положил обратно.

– Хорошо. Значит, так… – И она принялась рассказывать и про новости от ополчения, и про англичанина, который работает на русских. А потом и про то, что она узнала от этого предателя: – Когда я у него спросила, как часто он будет ко мне приходить, он сказал, что до января как минимум – пока лед не станет достаточно прочным.

– Я и сам бы догадался, что они ждут ледостава – иначе они понесут серьезные потери от действий патрульных кораблей в Красном море. И за это ты хотела пол-луидора?

– Но вы же не знали, что они вообще собираются нападать.

– Нет…

– Это не все. Я его так невзначай спросила, не попадут ли они в мои родные места.

– А это где?

– Гаспаро. Он сказал, что форты на перешейке – слишком крепкий орешек, так что пойдут туда, где несет службу лишь колониальная милиция.

Я дай ей луидор, который она бросила в свою шкатулку, после чего использовал ее так, как привык. А затем как бы невзначай спросил:

– Слишком уж ты складно все мне рассказала. Как будто тебе кто-то все это подсказал.

По мимолетной заминке и тени испуга на лице я понял, что так оно и было. Она пыталась поклясться, что не виновата ни в чём, но я ударил ее под дых, а затем задушил. Получилось не сразу, слишком уж много жира было на этой шее. Правда потом у меня появилась запоздавшая мысль, что зря я это сделал – мне еще надо было уйти из города. Но, с другой стороны, я оплатил два часа – а провел у нее хорошо, если час, и хватятся её нескоро.

Достав шкатулку, я ссыпал в кошель все, что в ней было – а было там, кроме луидора, полдюжины серебряных монет, не более того. Похоже, что у нее была более серьезная заначка в другом месте, но искать её времени не было. Труп я уложил на кровать и накрыл простыней – на первый взгляд подумают, что она спит. А затем тихонько вышел в коридор, в котором, к счастью, никого не было, и направился к задней двери. Она даже не скрипнула – мадам Констанс всегда следила за тем, чтобы петли были хорошо смазаны.

Я почти дошел уже до самых ворот, как кто-то неожиданно схватил меня за руку и закричал:

– Вот он! Вот он! Реми Мишо. Это он надругался над мальчиком у нас в Вильбоне! Держите его!

Во мне все вдруг похолодело – я узнал своего соседа Рене, дядю того самого мальчика. Я попытался вырваться, но меня уже держала дюжина рук. Меня повалили на землю и начали избивать. Неожиданно раздался чей-то громкий и властный голос:

– Что здесь происходит?!

Кто-то из тех, кто чинил надо мной расправу, рассказал про историю пятилетней давности. Увы, это была чистая правда – меня тогда избили и заперли в сарае, пообещав на следующий день повесить. Как я оттуда выбрался, до сих пор не знаю – но я чувствовал тогда, что нужно ползти как можно дальше. Меня бы все равно поймали – как потом оказалось, они во все стороны разослали погоню, – но неожиданно меня подобрал на дороге какой-то благообразный человек и спрятал в ящике для багажа своей кареты.

А когда он въехал в деревню, то его спросили, мол, доктор Пишон, не видали ли вы такого-то человека? И рассказали, за что меня собирались повесить. Тот повозмущался вместе со всеми, но меня не выдал. Я еще подумал, что он тоже мужеложец, а после того, как доктор, когда мы отъехали подальше от моих родных мест, осмотрел меня и принялся за лечение, моя уверенность окрепла. Оказалось, впрочем, что нет – подобные забавы его не прельщали. Вместо этого он предложил мне работать на него. И, кстати, неплохо платил.

На мой вопрос, зачем он работает на англичан, он ответил, что и ему соплеменники нанесли кровную обиду. Единственным условием его было, что я больше не буду заниматься этим с мальчиками – «если, конечно, ты не на вражеской территории».

И все у меня было хорошо до сегодняшнего дня. Впрочем, бить меня перестали, а тот же голос добавил:

– Господа, переверните его. Аристид, ты его знаешь?

– Видал, и не раз. Реми Мишо собственной персоной. Тот самый.

– Господа, мы забираем этого ублюдка к себе.

29 сентября 1755 года.

Красное море у острова Святого Иоанна

Капитан Магомед Исаев, позывной «Ирокез»

Ночь выдалась темная, убывающая луна спряталась за тучи, и мрак был, как у негра в ухе – именно такая ночь была нужна для этой операции, поэтому Хас решил провести операцию, не откладывая в долгий ящик.

Четыре шлюпки медленно и беззвучно скользили по глади пролива по направлению к кораблю, стоявшему на якоре. Не дойдя примерно четверть морской мили, три из них остановились, удерживаемые вёслами гребцов. Четвёртая же, подойдя к «Барсуку» чуть ближе двух кабельтовых, тоже замерла на месте.

Со дна шлюпки поднялись человеческие фигуры. По команде одного из них люди стали быстро намазывать друг друга какой-то мазью. После того, как они закончили это дело, раздалась команда, и фигуры беззвучно перевалили через планширь шлюпки и поплыли по направлению к кораблю.