Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов

«Изучение документов показывает, — приходят они к выводу, — что на линейном корабле „Гангут“ 19 октября 1915 года не было восстания, а имели место стихийные, неподготовленные и неорганизованные волнения матросов, которыми, по существу, никто не руководил.»

Хочется высказать свое мнение по этому вопросу.

Во-первых, о характере выступления гангутцев, его причинах. Да, восстание вспыхнуло стихийно. Верно, что поводом для выступления послужила плохая пища, грубость должностных лиц по отношению к нижним чинам. Но верно и то, что матросы выступили против ненавистной народу войны, против царского самодержавия. Характерно, что лозунгами восставших вскоре стали демократические требования: «Долой войну!», «Долой немцев с флота!», «Долой царское правительство!». Почему же этого не заметили авторы статьи?

Позволю себе процитировать воспоминания П. Е. Дыбенко, касающиеся причин восстания, его сущности:

«Восстание началось на почве недовольства войной, жесткой дисциплиной, ухудшением пищи. Общая же идея восставших — свержение существующего строя. Руководство на „Гангуте“ находилось в руках матроса товарища Полухина…»[11]

Итак, большевистский вожак балтийских матросов дает восстанию классовую оценку.

А вот что пишет П. Е. Дыбенко об отношении к нашему восстанию со стороны матросов линкора «Император Павел I»:

«В ночь на 18 ноября[12] на броненосце „Император Павел I“ по инициативе товарища Марусева и моей было созвано собрание в броневой палубе всех активных работников среди моряков. В 2 часа ночи на собрание явилось до 130 человек. Кроме того, у орудий, пороховых погребов, винтовок, на телеграфе, у машин и в походной рубке были поставлены свои люди. Ключи от погребов, где хранились револьверы, были в наших руках. По радиотелеграфу была установлена связь с „Гангутом“, телефонную связь держали с броненосцами „Андрей Первозванный“ и „Цесаревич“. Там в эту ночь тоже происходили собрания. Мы должны были решить: присоединиться ли к „Гангуту“ и поднять всеобщее восстание идя пожертвовать командой „Гангута“ и выждать более удобного момента? Мнения разделились. Мое предложение — немедленно приступить к активным действиям, уничтожить офицерский состав и поднять всеобщее восстание — было большинством отвергнуто. Принято предложение товарища Марусева: выждать, установив тесный контакт с Кронштадтом и петроградскими организациями. Свое решение мы передали на другие корабли. Однако тут же написали воззвание: оказывать активное противодействие при арестах…

В 5 часов утра собрание разошлось. Команды на кораблях были наэлектризованы. Можно было ожидать дезорганизованных выступлений. Однако уже к вечеру 19 ноября повстанцы на „Гангуте“ были арестованы…

Неудачная попытка восстания, однако, не парализовала нашу работу, наоборот, усилила ее…»[13]

Во-вторых, авторы статьи явно умаляют роль большевистской партийной организации на «Гангуте», хотя и признают ее существование. Статья создает впечатление, что партийная организация корабля была пассивным наблюдателем происходящего. Слов нет, большевики были против восстания на одном корабле. Но когда оно началось, они вынуждены были его возглавить. Теплилась надежда, что выступление «Гангута» поддержат матросы других кораблей.

Сила большевистской организации состояла в том, что она была крепко связана с матросскими массами корабля, хорошо знала их настроения, а организация пятерок позволяла оперативно воздействовать на ход восстания, на преодоление стихийности выступлений.

Конечно, к тому времени партийная организация линкора еще не осуществляла всех уставных функций внутрипартийной жизни, в частности она не рассматривала вопросы приема в партию. Не могу сказать, по какой причине — то ли по упущению руководителей, то ли по соображениям конспирации. Однако сказанное не дает основания для недооценки большевистской деятельности на корабле. У нас были большевики, вступившие в партию еще до призыва на флот. Их возглавлял В. Ф. Полухин, член ленинской партии с 1909 года, впоследствии вошедший в историю как один из двадцати шести бакинских комиссаров, павших от рук английских интервентов. Он создал подпольную социал-демократическую организацию большевистского направления, в которую входило вместе с сочувствующими не менее 50 человек.

Непонятно, кого конкретно имеют в виду авторы статьи, когда говорят об анархистско-эсеровских элементах, толкавших команду к открытому неповиновению. Матроса Мижлюлю? Так его взгляды большевики всегда опровергали. И он в конце концов был разоблачен как изменник и предатель. Большевики выводили на чистую воду и других анархистов. А что касается Григория Ваганова, Франца Янцевича, Павла Мазурова, Ивана Андрианова, то это были люди с чистой совестью, подлинные революционеры. Они в чем-то ошибались, порой проявляли излишнюю горячность, но в смелости и честности, в преданности делу революции им не откажешь.

В-третьих, следует учитывать, что ко времени нашего восстания недавно созданный на флоте Главный судовой коллектив РСДРП еще не наладил связей с кораблями и по этой причине оказать какое-нибудь влияние на нас еще не мог. На отсутствие связей с кораблями указывает в своей книге один из руководителей Главного судового коллектива Н. А. Ховрин[14]. В 1967 году в переписке со мной Николай Александрович подчеркивал: «В глазах матросов Балтийского флота гангутцы были и останутся героями.»[15]

Таким образом, стихийно вспыхнувшее восстание было возглавлено большевиками. При всех его недостатках и слабостях выступление гангутцев выражало неиссякаемый революционный дух матросов Балтики. Опыт и уроки восстания были глубоко поучительны, и они оказали влияние на последующие события.

Глава третья. В шторм

По заданию подполья

Над городом, над притихшей бухтой опустилась темная осенняя ночь. Пустынны палубы кораблей, и лишь через каждые полчаса вахтенные отбивают склянки.

В каюте лейтенанта Комарова сидели двое: хозяин каюты и старший лейтенант Подобед. Я удивился. Ведь старшего лейтенанта Подобеда вскоре после суда над гангутцами списали с корабля. Говорили, что он служит где-то в минной дивизии… Я четко доложил:

— Ваше благородие, матрос Иванов явился!

— Садись, матрос Иванов, — прищурив глаза, пригласил Комаров.

Я присел на краешек металлического стула. Комаров ободряюще подмигнул:

— Что, брат, наверно, удивляешься столь позднему вызову или тому, что прежнего командира роты встретил? Старший лейтенант просит тебя в провожатые. А ты как? Желаешь в Питер прокатиться?

От охватившей меня радости я не мог вымолвить и слова, только в знак согласия закивал головой.

— Переодевайся в первосрочное и ко мне, — распорядился Комаров.

Я выскочил из каюты. Меня встретил Санников.

— Думали мы, кого бы послать с Порфирием Артемьевичем, и на тебе остановились. Ты парень битый, да и Питер знаешь. Я тебе некоторые адреса дам, а там уж сам кумекай. Не так легко было уговорить командира корабля, чтобы отпустил тебя. Порфирий Артемьевич от штаба флота пакет везет. Он лично и попросил. Понимаешь? Дело серьезное, думаю, что не подведешь. — Санников оценивающе взглянул на меня.

— Что ты, браток? Ты же меня не первый год знаешь.