Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин

Уже после самоубийства Радищева Завадовский возглавлял с 1802 по 1810 г. Министерство народного просвещения. При нем было открыто много приходских училищ, учреждены учебные округа, в селах появились народные школы, в уездах — уездные училища, в губернских городах — гимназии, открыты университеты в Харькове, Казани и Дерпте; по идее Завадовского для подготовки учителей был основан главный педагогический институт и т. д. Другими словами, Петр Васильевич был довольно деятельный и разумный человек, хотя сам Александр I считал его бездельником и болтуном.

Будучи еще с екатерининских времен в дружеских отношениях с А. Р. Воронцовым, с его подачи Петр Васильевич, едва занял предложенный ему пост, сразу же стал просить Александра I о привлечении к работе в комиссии Радищева. В прошении на имя императора он писал: ««В Комиссии сочинения законов недовольно людей со способностями на сию по себе пространную часть; коллежский же советник Александр Радищев мог бы в сей работе быть полезен по своим дарованиям и склонности к письменному труду. Потому беру смелость просить об определении его в Комиссию членом. Отнюдь не умысел, как известно многим, а неосмотрительность и некое легкомыслие подвергнули его бедам за сочинение, выпущенное не ко времени. Но зато он понес толико тяжелое наказание, что, избавленный монаршим помилованием, потщится усердною службою оправдать милость». Это послание имело особый вес, поскольку Петр Васильевич в 1790 г. был среди тех, кто поставил свою подпись под смертным приговором Радищеву. Просьба Завадовского была удовлетворена, так же как позже Александр I исполнил и вторую его просьбу — вернул Радищеву орден Святого Владимира 4-й степени. Едва Александр Николаевич приступил к работе в комиссии, как Завадовский единственного его взял с собой в Москву на коронацию императора… Короче, граф отнесся к Радищеву со всей душой. Да и в самой комиссии работой его не загружали, он «никаких особых частей для составления уложения не имел и упражнялся на полной свободе…».

За годы ссылки хозяйственные дела Радищева были очень расстроены. Для разрешения своих проблем писатель часто обращался к Завадовскому, и тот не раз ходатайствовал за своего сотрудника перед императором: то просил повысить оклад, то рассмотреть вопрос о единовременной помощи на довольно большую сумму — около 15 тысяч рублей. Другие члены комиссии не раз высказывали свое смущение по этому поводу.

Надо сказать, что положение Александра Николаевича в петербургском свете значительно упрочилось. Характерна история, описанная Павлом Александровичем Радищевым: «Отец Радищева имел процесс с Козловым[33] о 300 душах без земли. Дело его было правое, но Козлов был сенатор и замедливал его решение, а оно было начато еще матерью Николая Афонасьевича. Сенаторы говорили Радищеву: «Александр Николаевич, пусть отец твой отдаст тебе этих крестьян, мы тебе решим сейчас твое дело; оно правое». Кроме крестьян, число которых, по новым ревизиям, возросло до 700 душ, приходилось получить с Козлова, за владение ими, иску — от 100 до 150 тыс. рублей. Но Александр Николаевич никогда не подумал предложить этого своему отцу, а дело после его смерти было проиграно»[34].

Из этой истории видно, что авторитет многолетнего ссыльного Александра Николаевича был в Сенате во много раз выше авторитета не только его отца, уважаемого помещика, бывшего предводителя уездного дворянства, но и сенатора Козлова — своего человека в важнейшем правительственном органе. С отцом же после возвращения Радищева из ссылки отношения у писателя не сложились. Когда Николай Афанасьевич узнал, что в Илимске Александр женился на свояченице, сестре покойной жены, старик фактически отказал ему от дома, причем был поддержан всеми родственниками, кроме уже парализованной на то время Феклы Степановны. Более того, узнав о самоубийстве сына, отец вознамерился ехать в Петербург и умолять императора лишить трех младших детей покойного, которых он считал незаконнорожденными[35], права на ношение фамилии Радищев и дворянства. Александр I отнеся к детям самоубийцы весьма благосклонно: двух девочек он велел определить в Смольный монастырь, а шестилетнего Афанасия[36] — во 2-й Кадетский корпус.

Мы не знаем, что на самом деле случилось с Александром Николаевичем в последний год жизни. Дети его впоследствии все время указывали на душевную болезнь, которая развивалась у их отца все более и более. В те времена ее называли ипохондрией. Но вот откуда взялась сама ипохондрия?

В литературе обычно рассуждают о том, что, будучи приглашенным в Комиссию составления законов и узнав о пожелании Александра I, чтобы Радищев изложил «свои мысли касательно некоторых гражданских постановлений», писатель наивно решил, будто настало время великих реформ. Потому и стал готовить проекты по отмене крепостного права, телесных наказаний и (о, ужас!) привилегий дворянства в силу равенства всех перед законом!!! Поначалу над ним только посмеивались, а Воронцов однажды даже в шутку назвал Радищева демократом. Но постепенно упорство Александра Николаевича в бессмысленных писаниях, а пуще того — в словесных рассуждениях стало всем надоедать. Наконец настало время, когда от него отвернулись все его покровители, даже многолетний защитник Воронцов. Оно и понятно: в комиссию Радищева брали на условии, что он давно отрекся от идей, высказанных в «Путешествии…», а тут своими проектами писатель компрометировал прежде всего ходатаев за него. Уговаривать уже не было сил. В конце концов, по воспоминаниям современников, граф Воронцов, потеряв терпение, «жестоко выговаривал Радищеву и требовал, чтобы он перестал заниматься вольнодумством», иначе с ним «поступлено будет хуже прежнего». Но писателя уже несло, он просто не мог остановиться.

Последняя капля в чашу долготерпения упала в сентябре 1802 г. В тот день, едва Александр Николаевич пришел в комиссию, его пригласил к себе в кабинет Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839), к тому времени самый влиятельный после Завадовского и Воронцова и самый активный сотрудник комиссии. Разговор за закрытыми дверями был долгий, и Радищев вышел после него в разбитом состоянии, держась рукой за сердце. Еще бы, если представить, как тридцатилетний парень поучает жизни и выговаривает повидавшему виды пятидесятилетнему мужчине.

Следом Александра Николаевича пригласили к Завадовскому. Вот об этой беседе различные источники рассказывают по-разному. В либеральной и особенно в советской литературе пишут, что Завадовский наорал на подчиненного и даже пригрозил ему новой ссылкой в Сибирь. В прогосударственной литературе XIX в. преобладала история о том, как по ходу разговора граф добродушно пожурил Радищева за «молодость его седин» и сказал ему с дружеским упреком: «Эх, Александр Николаевич, охота тебе пустословить по-прежнему! Или мало тебе было Сибири?»