Стрела амура - Сандра Мэй

— Я желаю вам удачи, Лиза. Перед вами вся жизнь. Я искренне надеюсь, что у вас все получится. Простите старика за не всегда учтивые речи и излишнюю строгость…

Этого Лиза вынести не могла и немедленно заревела, по-детски размазывая слезы кулаком. Мистер Карч дружески похлопал ее по плечу своей костлявой рукой и промолвил еще тише:

— Удачи, девочка. Берегите Брюса.

С Брюсом они распрощались по-мужски сдержанно, но с явной симпатией друг к другу. Мальчик обещал писать мистеру Карчу — тем более что эти письма могли пригодиться на заседаниях опекунского совета. Хоть Брюс и был английским подданным, американские власти тоже несли за него ответственность.

Расклеившаяся Лиза, с больной головой, красными глазами и опухшим носом, прошла в самолет. Брюс уже вертелся на кресле у иллюминатора, так что девушка села посередине — между ним и Джоном Брайтоном.

Когда Джон опустился рядом, она сердито отдернула локоть. Пускай она больше не испытывала явной неприязни к этому англичанину, но он, как ни крути, увозил ее из страны, а кроме того… Кроме того, она отлично представляла, КАК она сейчас выглядит. Ни одна девушка на свете не захочет в таком виде сидеть рядом с молодым и довольно привлекательным мужчиной!

Именно поэтому на вопрос Джона, не нужно ли ей чего, Лиза буркнула что-то невразумительное, поглубже забилась в кресло и скрестила руки на груди, уставившись в спинку переднего сиденья. Джон с некоторым сомнением посмотрел на нее — и отстал.

Измученные, перенервничавшие мальчик и девушка заснули почти сразу, как только самолет взмыл в воздух. Брюс свернулся в удобном кресле калачиком, а Лиза спала сидя. Джон пробовал читать, но, как только головка спящей девушки опустилась ему на плечо, немедленно забыл о книге. От этого прикосновения словно что-то пронзило его грудь. Может быть, это была пресловутая стрела Амура…

Она была маленькая и хрупкая, эта Лиза Кудроу. И в то же время — женственная до предела, вполне сформировавшаяся красавица. Наверное, так могли бы выглядеть женщины-фэйри из Маленького Народца Холмов…

Густые черные волосы завивались такими тугими кольцами, что Джон не удержался, осторожно взял локон двумя пальцами и легонько потянул — а потом отпустил. Распрямившиеся волосы мгновенно свернулись обратно в кольцо. Точно пружина…

От нее пахло магнолией и жасмином, а еще свежестью и юностью. Легкий румянец окрасил во сне милое личико, длинные ресницы чуть подрагивали, и немного страдальчески были заломлены красивые брови.

Под футболкой мерно вздымалась округлая соблазнительная грудь, и Джон Брайтон поспешно перевел взгляд обратно на лицо девушки. Еще не хватало!

Хватало или не хватало — а ощущения он испытывал вполне конкретные. Эрекция вообще вещь конкретная. Либо она есть, либо ее нет. Джон Брайтон тревожно завозился в кресле, и знойная пуэрториканка-стюардесса мгновенно подошла к нему.

— Вам что-нибудь принести?

— Если можно — два пледа.

— Конечно.

— И мне — шерри.

— Через минуту, сэр.

Она принесла пледы и помогла Джону аккуратно накрыть Брюса и Лизу, а потом, уже принеся шерри, заметила с улыбкой:

— У вас очень красивая семья, сэр. И такая молодая жена-красавица! Они с вашим сыном смотрятся почти ровесниками.

Джон ограничился смятенной улыбкой, а после ухода стюардессы принялся за шерри. Мысли метались в голове, словно перепуганные чайки. И это были мысли отнюдь не об археологии!

В свои тридцать два года Джон Брайтон не только не был женат, но и достаточно долгих отношений с женщинами никогда не имел. Самым его продолжительным опытом были три недели с Келли, хиппующей студенткой Кембриджа, во время раскопок в Нортумберленде. К тому времени — это было пять лет назад — Джон уже был одним из самых молодых профессоров университета, и студентки млели от него целыми курсами.

Келли была истинной дочерью людей-цветов. Она просто дождалась первого же вечера и пришла к Джону в палатку. Зашнуровала за собой полог, молниеносно разделась донага и села к нему верхом на колени, обняв за шею. Ошеломленный граф Дуглас не смог ничего возразить, а Келли спокойно и вполне логично обосновала свои действия.

— У меня нет другого выхода. Вы с вашими принципами никогда не сделали бы первого шага, а мне в спину дышат еще три десятка красоток с трех потоков. Я люблю вас, профессор. Я хочу тебя, Джон. Если ты попробуешь сейчас меня выгнать, я закричу, и тебя обвинят в сексуальных домогательствах и попытке изнасилования.

— Келли, это же шантаж…

— Конечно. А как мне еще к тебе подобраться? К тому же… я не думаю, что так уж принуждаю тебя к чему-то, чего ты не хочешь. Так мне почему-то кажется.

С этими словами Келли быстро и сильно прижала горячую ладошку к молнии его джинсов, одновременно проведя голой грудью по его груди — и Джон вынужден был с ней согласиться, хотя бы внутренне. Через несколько секунд Келли быстро и сноровисто — что выдавало немалый опыт в подобных делах — раздела профессора Брайтона, после чего он практически не спал все три недели, занимаясь сексом каждую свободную минуту.

Он даже почти привык к ней, к Келли. Она была худощавая, с маленькой грудью, порывистая, гибкая, как гимнастка, любила нестандартные позы и была совершенно ненасытна в любви. Джон начинал подумывать о том, как они будут жить вместе в Лондоне, по возвращении из экспедиции, но однажды вечером, вернувшись с дальнего разреза, обнаружил, что все его оставшиеся в лагере студенты обкурились марихуаны и сидят вокруг костра, распевая песни Леннона и целуясь друг с другом. Келли тоже целовалась — с длинноволосым и очкастым парнишкой со второго курса. При этом была голой до пояса, а руки парнишки самозабвенно бродили у нее в шортах.

Появление профессора Брайтона практически никого не смутило, в том числе и Келли. Потрясенный Джон ушел к себе в палатку, а под утро туда заявилась и Келли, погладила его по щеке и проворковала своим хрипловатым грудным голосом:

— Прости, док. Это любовь с первого взгляда. К тому же у нас с тобой все равно ничего не получилось бы.

До Келли у него было несколько неудачных и скоротечных романов, а после Келли и вовсе не стало. Джон был нормальным здоровым мужчиной, но почти всю свою жизнь занимался тяжелым физическим трудом, а это в трудную минуту помогает лучше холодного душа.

В юности, когда ему приходилось работать шофером или разнорабочим, он узнал любовь зрелых женщин. Случайные подруги — их он всегда вспоминал с нежностью и без сожаления. Эти умели дарить любовь и наслаждение, ничего не требуя взамен. Возможно, среди них были и проститутки — но с Джоном они ложились исключительно по любви. Он стал мужчиной именно с такими, взрослыми женщинами и научился уважать их.