Драконы Вавилона - Майкл Суэнвик

Так он стал беженцем.

В тот же день, но позднее, когда солнце стояло уже высоко, Вилл, все так же шедший по пыльной дороге и бездумно смотревший на поле, засаженное золотым овсом, и пронзительно синее небо, вдруг почувствовал, что ему нужно отлить. Далеко за полем, где небо сходилось с землей, смутно виделся лес. Он повернулся к дороге спиной и в тот же самый момент снова стал беззаботным бродягой. Ни разу не обернувшись, он шел, раздвигая низкорослый, с крепкими колосьями овес, и сам себе пел песню жатвы:

Косарь усталый на солнце знойном,Тебе ли не знать тайное слово…

День был прекрасный, и при всех своих бедах Вилл не мог не ликовать, что он жив и способен радоваться густому золотому запаху, поднимавшемуся от колосьев, бодрящему зеленому аромату, долетавшему от далекого леса, и резкому треску кузнечиков, мелькавших под самым его носом.

Какое слово снова и сноваПоет Коса траве и цветам?

А еще Вилл думал о жестянщиковой дочке, которая отрастила за зиму просто роскошный бюст, а весною однажды покраснела и разозлилась, когда он всего-то и сделал, что посмотрел на нее, хотя тогда, в то время, он ни о чем таком и не думал. Впрочем, позднее при воспоминаниях об этом случае его мысли приобрели то самое направление, в котором она тогда его зазря подозревала. А теперь он очень бы хотел привести ее сюда в такой вот жаркий полдень, захватив с собою одеяло, подыскать в поле уютную низинку, где овес совсем их укроет, и подробнейшим образом исполнить известные ритуалы, которыми с давних пор повышают урожай.

— Папа! Папочка!

По полю бежит маленькая девочка — руки раскинуты по сторонам, за спиною треплется червонное золото локонов.

— Папочка! — кричит она отчаянным голосом. — Па-поч-ка!

До изумленного Вилла не сразу дошло, что она направляется прямо к нему. За нею, чуть подотстав, поспешали два карикатурно тощих, словно и правда из палок сделанных, палочника и коренастый приземистый лубин, и было очень похоже, что она только что от них сбежала. Подбежав к Виллу, девочка крепко, словно ища спасения, обхватила его руками за пояс и уткнулась носом ему в плечо.

— Помоги мне, — прошептала она, — ну пожалуйста. Они хотят меня изнасиловать.

Вполне возможно, что в жилах Вилла текла какая-то капля крови правдоговорительниц, потому что он поверил этому мгновенно и до конца. Тут же вступая в роль, прописанную девочкой, он приподнял ее, покрутил в воздухе, вызвав тем самым восторженный визг, а потом поставил на землю, положил руки ей на плечи и строго сказал:

— Ну что же ты это делаешь? Никогда — ты слышишь меня? — никогда не убегай, как сегодня, а то я так вспорю тебе задницу, что месяц сесть не сможешь! Ты хорошо меня поняла?

— Да, папочка.

Виновато потупившись, девочка ковыряла носком туфли потихоньку расширявшуюся ямку в земле.

Тут как раз подоспели, задыхаясь от бега, ее преследователи.

— Милостивый сэр! — воскликнул лубин. Как и у всей их породы, у него была собачья голова, а заодно — обширное брюхо, привычные к труду руки и плечи и широкополая, с грязным белым плюмажем шляпа. Он сдернул шляпу с головы и церемонно поклонился. — Мое имя, почтеннейший сэр, Салигос де Граллох. Мы с моими товарищами нашли вашу дочку, бродившую в полном одиночестве, голодную и не знавшую, куда ей идти. Слава Семерым, что мы… — Он оборвал фразу, нахмурился и подергал себя за шерстистое ухо. — Так вы, говорите, ее отец?

— Огромное вам спасибо, — сказал Вилл, словно не расслышав вопроса. Он присел на корточки и крепко обнял девочку, ни на миг не переставая лихорадочно думать. — Хорошо, что вы не поленились вернуть ее мне.

По молчаливому знаку лубина палочники зашли слева и справа от Вилла. Сам он шагнул вперед и уставился на Вилла в упор, так скривив фиолетовые губы, что стали видны желтые клыки.

— Так вы ее отец? — переспросил он. — Не можете вы быть ее отцом. Вы слишком для этого молоды.

Вилл ощутил, как в нем поднимается черная драконья ярость, и постарался взять себя в руки. Лубин был тяжелее его раза в два, а при всей видимой хлипкости палочников руки у них быстрые, ловкие и крепкие, как те палки. Оставалось только хитрить.

— Грудным еще ребенком она подверглась действию черного железа и чуть не умерла, — объяснил он почти легкомысленным тоном. — Чтобы купить спасительное зелье, мне пришлось продать Пожирателю Лет десять лет своей жизни.

Один из палочников замер, пытаясь постигнуть логику сказанного Виллом, и стал похож на черное высохшее дерево, а другой нетерпеливо приплясывал взад-вперед на своих длинных ногах и еще более длинных руках. Лубин презрительно сощурился.

— Оно же не так все бывает, — прорычал он, словно выплевывая слова. — Все же как раз наоборот. Запродав этому безмерному ужасу часть своей жизни, ты становишься не младше, а старее.

Но Вилл уже протянул довольно времени, чтобы точно спланировать дальнейшие действия.

— Родная моя, — пробормотал он, а затем поцеловал большой палец своей же собственной правой руки и тронул им девочкин лоб. Все это было так, спектакль, для отвлечения внимания. С сердцем, колотящимся от страха, но стараясь выглядеть беззаботным, он взял девочку за руку, так что крошечный мазок теплой слюны перешел на ее пальцы. — Маленькая, моя сладкая…

Это было мелкое колдовство, знакомое каждому деревенскому мальчишке. Ты подходил к спящему товарищу и осторожно, чтобы не разбудить, совал его руку в посудину с теплой водой. И тут же, без задержки некие хитрые магические принципы заставляли бедного дружка обмочиться. Капля слюны могла прекрасно заменить воду. Сосредоточив на ней все свои мысли, Вилл пробормотал среди потока ласковых слов одно из так любимых его тетей симпатических заклинаний — то, в котором мочегонное действие сочеталось со слабительным.

С раскатистым, удивительно громким для такой крохи звуком выпускные шлюзы девочкиного тела открылись, и по ногам ее неожиданно хлынули вонючие потоки мочи и жидкого кала.

— Ой! — закричала она в ужасе и смятении. — Ой! Ой! Ой!

Ее похитители скривились от отвращения и подались назад.

— Фу! — сказал один из палочников и замахал у себя под носом длинной костлявой ладонью; его напарник уже опрометью бежал к дороге.

— Вы уж простите нас, — смущенно улыбнулся Вилл. — У нее такое давно, и мы никак не можем справиться с этой бедой… — Девочка попыталась пнуть его, однако Вилл ловко увернулся. — Она не очень умеет управлять своим телом.

— Ой!

На прежнем месте остался только лубин. Он выставил вперед кургузый указательный палец, а большой палец поднял вверх, словно держал в руке пистолет, и ткнул воображаемым оружием в сторону Вилла.