Город мелодичных колокольчиков - Анна Антоновская

Керим в тот час не догадывался, что погрузившийся в молчание кахетинский царевич Хосро решал: выгоду ли или ущерб сулит ему возвращение Георгия Саакадзе в Картли.

"Что подсказывает мудрость? Опасаться вмешательства Моурави в дела моего царства? Не вмешается! Не вмешается, ибо времени не хватит, будет занят другими царствами. Моурави прав! Реки Риони и Алазани должны влиться в реку Куру. А какие царства живут без воды? Значит, я помог Великому Моурави придвинуть к народу Грузии воду, а заодно и землю, на которой растет хлеб. Пока мой полководец Моурави будет убеждать мечом и речами царей Имерети и Кахети спрятать в сундуки свои короны и стать под скипетр царя Картли, как издревле главенствующий над грузинской землей, я определю, какие из четырех владетельных княжеств нужно завоевать, а каким повелеть добровольно отказаться у подножия картлийского трона от своих привилегий! Скажем, упрямца Левана Дадиани Мегрельского, ухитрившегося превратить свой народ в жителей рая, которые едят только манну небесную, пьют воду, посланную богом, и ходят голыми, — этого завидного владетеля придется убеждать мечом, ибо речи ему ни к чему. Другое дело — Гуриели. Этот владетель любит поговорить и не отказывается обнажить оружие, особенно на охоте. Тут Великому Моурави придется подарить еще одному гурийскому нищему дорогое оружие. Я сам для этой цели вручу Непобедимому свою саблю, дар шаха Аббаса, полученную от него в первый день моего появления в Давлет-ханэ. К слову: я прибыл туда вместе с Непобедимым, на дорогом коне, подаренном мне Георгием Саакадзе из Носте. Этого не следует забывать!.. Значит, мне необходимо помочь ему убедить еще Абхазети и Самцхе-Саатабаго в том, что на островках, именуемых страусовым крылом, им без остальных княжеств не удержаться. И не успеет кукушка — клянусь бородой апостола! — прокуковать, сколько кому жить, строптивцы вскочат на разукрашенных скакунов. И — клянусь хитоном Мохаммета! — не успею я выслушать рассказ Гассана о новом сне и поставить свечу перед ликом божьей матери или сотворить намаз, что одно и то же, владетели предстанут предо мною, позвякивая ключами от своих владений. Тут Моурави задумается: не время ли мне начертать новый закон, облегчающий жизнь народа? Оказывается, еще не время, ибо народу необходима земля. А где ее взять? Если отнимать у одного и отдавать другому, не будет ли это похоже на бурку, изрезанную так, чтобы укрыть от дождя не одного, а многих?

Как же поступить, дабы и бурка осталась целой и народ сухим?.. Э-эге, Моурави! Или ты забыл про земли, отнятые у нас? Пусть при этом воспоминании бог низвергнет на завоевателей море огня и тучи пепла. И не наделит их ни одной буркой. Ты, кажется, Моурави, сказал, что опустошителями Грузии большей частью были магометане? Так что ж, разве всю жизнь ты не сражался с паствой аллаха? Или тебе не все равно, кто покушается на твою родину: магометане или язычники? Так отточи поострее свой меч и смени подковы твоему коню, а я помогу тебе не только отвоевать то, что мы потеряли, но и завоевать то, что никогда не было нашим!.. Удостой, Непобедимый, меня ответом: у кого еще ты видел такого доброго и разумного царя? Клянусь двенадцатью апостолами, что и я не против земли, воды и даже бурки для нашего народа, но… каждая птица должна знать силу своих крыльев, и не залетать выше положенного ей богом. Может упасть и разбиться насмерть. Только об этом мне следует думать и не следует говорить, — и потому, что еще не крепко восседаю на троне Багратиони, ревниво охраняемом церковью и княжеством, и потому, что жив еще тот, кто возвел меня на шаткий картлийский трон… Обманывать себя вредно! Возвел не для укрепления грузинских царств, а для превращения их в покорных вассалов шаха Аббаса… Но нет бога, кроме бога! Лекарь Юсуф клялся мне, что «льву Ирана» совсем недолго осталось отягощать себя заботой, как вернуть ушедшую любовь царственной Лелу. Иначе я и подумать не дерзнул бы о возвращении Непобедимого. Тоже можно упасть, а с высоты горы или трона — нет разницы, хотя высота трона досягаема лишь для «богоравных», а высота самой ледяной горы доступна каждому, даже рабу.

Должен признаться себе: возвращение Георгия из Носте мне если и не очень приятно, то очень выгодно, ибо все его помыслы: «От Никопсы до Дербента!» А это крепость моего трона, ибо сила и моего царства в его обширности.

А кому такое не по вкусу? Не задумываясь скажу: Шадиману. Лишение четырех княжеств их призрачной независимости — это удар по непокорным тавади. Шадиман же всю жизнь боролся за привилегии княжеского сословия. Что ж, приходится радоваться печали этого сильного умом и владениями князя. Я не раз приглашал его вернуться в Тбилиси и приняться за дела царства. И каждый раз он под разными предлогами отказывался, наполняя мое сердце ликованием. Но с таким князем, как Шадиман Бараташвили, и с таким азнауром, как Георгий Саакадзе, лучше жить в мире. И я снова посылал гонцов в Сабаратиано, наполняя свои послания красноречивыми доводами и упреками, что князь в трудную пору обрекает меня на одиночество. И снова восторгался, получая туманные обещания прибыть своевременно.

Возможно, он, перл Марабды, ждет возвращения Непобедимого? Его не напрасно подстерегает разочарование, ибо объединение всех грузинских царств и княжеств под моим скипетром станет той пропастью, которую не перешагнут, чтобы встретить друг друга, князь и азнаур. Для меня выгодна эта преграда, для бога тоже, — ибо дружба «барса» и «змеи» противозаконна! Да будет известно: прыгающий должен прыгать, ползающий — ползать, иначе… расшалившись, они могут опрокинуть трон".

Хосро-мирза, царевич Кахети, ставленник могущественного шаха Аббаса, вздрогнул. Открыв глаза, он пытливо оглядел «зал оранжевых птиц», остановил свой взгляд на Кериме и весело рассмеялся…

— Тут я, о мой повелитель, весь превратился в слух, — продолжал Керим, — ибо испугался слишком долгого молчания Хосро-мирзы. «О Керим, ты словно добрый вестник, — так начал говорить повеселевший царь Картли. — Слава аллаху, предопределившему мне написать такой ферман, ибо и я видел Моурави в ореоле славы Непобедимого. Но еще один ферман повезешь ты, о Керим, для княгини Хорешани. Пусть, когда захочет, вернется, одна, или… с мужем, или еще с кем пожелает. Носте тоже перейдет обратно к владельцу, награжденному им за доблесть».

— Не хочешь ли ты, Керим, сказать, что будущий царь скрепил печатью такие ферманы?

— Аллах свидетель, скрепил, ага Дато, и как раз они со мною.

Воцарилось молчание. Дареджан робко вскинула голову и тотчас опустила: «О защитница всех скорбящих, подскажи Моурави дать согласие!»