Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса - Леонид Васильевич Милов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Реальные же заработки были во много раз ниже. Устюженский кузнец-сковородник, т. е. представитель наиболее доходного ремесла, имел в год 9 руб., а молотовой еще меньше[2518]. В Тихвине кузнец получал в год 8,5 руб. (молотовые по 4 р. 25 к.)[2519]. В Кунгурском у. годовая заработная плата кузнеца в кузнице достигала также 9 руб. и т. д.[2520]
Названный разрыв был обусловлен многими причинами. Но среди них, видимо, важнейшая состоит в неполной занятости и ремесленника, и мелкого товаропроизводителя. Весьма существенную роль играло и непостоянство спроса (особенно при производстве такой специфичной продукции, как низкосортная сталь или уклад). Это нередко вело к тяжелой зависимости ремесленников от торгово-ростовщического капитала.
В данном случае мы выделяем лишь факт весьма высокого уровня оплаты труда ремесленника, причем прежде всего в форме сдельной и поденной оплаты. Это принципиально важно, так как фиксирует неблагоприятные условия присвоения мелким хозяйчиком прибавочного рабочего времени квалифицированного и малоквалифицированного непосредственного производителя. Эти невыгодные хозяйчику условия продиктованы двумя обстоятельствами: дефицитом рабочей силы, обусловливающим высоту заработка, и краткосрочностью работ. Традиционный поденный найм всегда был обусловлен ограниченным реальным объемом работы, т. е. заказом, полученным ремесленником. Поэтому в кузнечном промысле, как, очевидно, и в других отраслях экономики, господствовала сдельная формы оплаты. В “сказках” 1702 г. по Устюжне Е.И. Заозерская встретила поденный найм всего лишь в трех случаях, остальные же были сдельными, т. е. определены реальным объемом заказа. Эпизодический характер найма иллюстрируется и формулой “сказок”: “в иное время (т. е. иногда, – Л.М.) в помощь наймуют”[2521]. При крупных срочных заказах, естественно, количество наймитов могло возрасти (в сковородном промысле могло быть, например, до 6 молотовых работников на одного “середового” и кузнеца)[2522]. Но, подчеркиваем, реальные заработки свидетельствуют о непостоянстве таких тенденций. В Тихвине XVII в. бытовала практика, когда к кузнецам “приходя наймуются на малое время временем ис пашенных людей, поряживаютца молотом по какому кузлу побить дни на 2, и на 3, и на неделю или на две, волею, бес порядных записей”[2523]. Последнее замечание источника весьма важно, т. к. годовой найм по порядным записям в XVII в. был не вольным, а широко практикуемым в том же Тихвине и других городах кабальным наймом.
Подытожить наши наблюдения помогает результат расчетов, проведенных на основе сведений о расценках поденной оплаты кузнеца, подсобных рабочих, цен на сырье, материалы и готовую продукцию в XVII в. (по ус-тюженскому сковородному промыслу), а также сведений о производительности их труда (по данным того же промысла в конце XVIII в.)[2524]. Этот результат показывает, что при том уровне оплаты свободного труда, который существовал в XVII в. (примерно 34–33 % валового дохода), и потенциальная, и практическая прибыль эксплуататора-хозяйчика как формального капиталиста была значительно меньше обычной торговой прибыли (8 % при 10–12 % торговой прибыли). Эти расчеты вполне согласуются с наблюдениями о стоимости живого труда в других кузнечных промыслах. Ковка топора (работа) составляла 40–50 % от стоимости готового изделия, а ковка ножей – 35–45 %[2525]. А ведь обработка металла – одна из немногих отраслей ремесла, где стоимость живого труда составляла наибольшую долю в стоимости изделия и, следовательно, норма прибыли могла быть наиболее высокой. В портняжном деле, обработке овчин, мерлушек, сапожном мастерстве доля живого труда составляла соответственно 13 %, 9–18 %, 20 % и 25 %[2526]. Таким образом, вполне понятно, что даже в кузнечном промысле в XVII в., в частности в Тихвине, практически отсутствовали тенденции к укрупнению производства. Здесь лишь одна кузница была на 5 горнов, а 18 чел. кузнецов (ок. 25 %) владели только долями кузниц[2527]. По наблюдениям К.Н. Сербиной, удачливые кузнецы стремились прежде всего пойти в торговлю[2528]. В Устюжне в конце века лишь один из 60 владельцев имел три, а трое – по две кузницы. Тремя-четырьмя горнами владели 13 чел., однако последнее было связано главным образом с особенностями технологии обработки металла да болотных руд[2529]. Зарождение мелкого капитала во всех этих формах опиралось на условия, когда сам капиталистический производитель оперирует в столь ничтожном масштабе, что приближается к производителям, которые работают сами.
Итак, отсутствие непрерывного производства в мелкотоварном производстве в сочетании с высоким уровнем оплаты свободного наемного труда создавало условия, неблагоприятные для самого важного процесса – накопления мелкого капитала. Это отнюдь не мешало широкому развитию ремесел и промыслов. Однако низкая прибыль в мелкотоварном производстве, в свою очередь, вела не к вложению торгового капитала в производство, а лишь к закабалению разного рода мелких ремесленников и промышленников торгово-ростовщическим капиталом[2530].
Подобная ситуация лишала страну возможности удовлетворения ее государственных потребностей. Необходим был резкий скачок в техническом уровне производства. Он был, как известно, достигнут в XVII в. путем правительственных усилий по созданию концессионных предприятий с привлечением иностранных капиталов.
Таким образом, закономерность появления крупного железоделательного производства несомненна, поскольку оно было порождено хозяйственно-политическими потребностями страны.
Крупное производство под опекой государства. Тульские заводы XVII века
Исходя из вышеизложенного, можно определить мануфактуры XVII в. как явление спорадического характера, понимая под спорадичностью не столько их численность, сколько изолированность
