Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Светлана Дильдина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты этого не сделаешь, — равнодушно произнес Айтли. — Я знаю, что решил Юг. Тарра сказал.
— Тарра, да и Ахатта мне не закон, и решение о твоей судьбе я приму сам. Как разберусь с остальными, уже мое дело.
— Лица твоей родни я видел тоже. Не держи меня совсем за дурачка.
— И что же тебя убедит? — спросил Ийа с живым интересом. Айтли впервые засомневался.
— Сними браслет, — сказал неуверенно.
— Нет. Говорить мы можем и при закрытом. А я не собираюсь постоянно ломать голову, ты мне все еще доверяешь или снова решил бежать.
— Я тебе не доверяю…
Ощутив его колебания, Ийа поманил его за собой. Вскоре они оказались в небольшой комнате: Айтли с удивлением увидел множество книг — и новых, и старых свитков, заботливо уложенных так, чтобы легко достать и не повредить. Комната была живой, не запыленной, и книги лежали хоть ровно, но не слишком — их читали, а не просто расположили красиво.
Ийа подошел к одной из полок:
— Здесь то, что ты сам мог видеть в детстве — я получил эти записи из Тейит в обмен на древнюю статуэтку. Возможно, тебя многое заинтересует из всего этого, — он кивком обозначил все книги в целом.
Затем протянул руку ладонью вверх:
— Ты сам решишь, что готов мне рассказать. Можешь спрашивать; если я смогу ответить — отвечу. Когда ты решишь, что больше мы ничего дать друг другу не в силах, отправишься на север. Живым и здоровым. Договорились?
Айтли помедлил, кивнул и коснулся протянутой ладони кончиками пальцев.
**
Лес недалеко от реки Иска. Семь весен назад
Дожди зарядили на много-много дней. В хижины не затекала вода — Тахи распорядился построить их на каменном фундаменте развалин. Мужчины работали, не покладая рук, создали лагерь уверенно, подняли его на руках, словно отец ребенка: без материнской нежности, но со спокойной силой.
Дождь — с неба стекали реки, не капли. Все запахи забивал запах воды. Но связанные пучки травы, покрытые широкими перистыми листьями, составили прочную крышу в хижинах. Три хижины распорядился ставить Тахи — одну отвел для себя с женой и сыном, другие — Утэнне и молодой северной паре. Места вдоволь, зачем тесниться.
— За дождями — Время Нового Цветения, — задумчиво говорила Соль, время от времени чихая и вытирая слезящиеся глаза — дым от очага ползал по хижине, в ливни лишенный возможности уходить вверх. Но Соль беспокоилась не из-за дыма — после дождей родится дитя у Киуте.
А ей самой до сих пор по ночам снился город, словно соты горных пчел, аккуратные дома с плоскими крышами, друг подле друга, множество уровней и переходов, а меж ними — широкие площади. Из того города так близко было до неба, где летают орлы. И не деревья неохватные внизу, а равнины, поросшие высокой травой, а порою и тростником со стеблями толщиной в два пальца Соль — и сочной мякотью сердцевины, из которых в Тейит готовят хмельной напиток… Мать, Лиа, варила его для соседей на праздник, сладко-терпкий запах окутывал весь их домик… а здесь они праздников не отмечают.
Река невдалеке бурлила, переполняясь небесной водой, и всерьез грозила выйти из берегов. Но это не пугало — поляна с хижинами располагалась заметно выше.
Черный ибис порой подлетал к поляне, сидел на ветке, несмотря на дождь, и смотрел. Нихалли и есть, говорил Тахи, лениво наклонялся и бросал камень или кусок толстой палки в птицу. Та с шумом разворачивала крылья и улетала.
Больше ничто их не беспокоило, разве что — дичи было мало. Хорошо, неподалеку обосновалась толстая йука с выводком. Мясо детенышей, нежное-нежное, прямо таяло во рту. Рыба зато хорошо ловилась, ее вялили или коптили в дыму костра и складывали в надежное хранилище из камней, завернутую в листья пахучего папоротника — от муравьев.
А потом вновь солнце проглянуло, и словно пар пошел от поляны, так быстро сохла трава.
Кусты расступились, пропуская ребенка.
— На! — протянув матери горсть крупных орехов, невесть в каком дупле уцелевших.
— А это Киуте, да? Я потом отдам?
— Да! Ты же весь в соке, Тевари! — она целовала малыша и смеялась, проводила ему по носу стеблем вьюнка.
Тахи окликнул ее, улыбнулся при виде растрепанного сына. Черные длинные волосы мужчины были стянуты в хвост, жилетка из шкуры делала человека похожим на принявшего человечий облик поджарого хищника. Нес детеныша дикой свиньи; сбросил на траву, принялся ловко снимать шкуру большим ножом с волной изогнутым лезвием. Повел рукой над хворостом, сложенным для костра, встряхнул кистью раз и другой, подержал ее неподвижно — и ветки занялись, а скоро появилось настоящее пламя, округлое, синеватое поначалу. Стало устраиваться поудобнее, разрастаясь и потягиваясь.
— Мы как дикари живем, правда, Тахи? — вновь рассмеялась молодая женщина, отпуская сына к очередным развлечениям. Тот мигом юркнул в кусты, и, судя по треску, с упоением кого-то ловил.
Тахи с усмешкой оглянулся. Радужка его глаз отливала золотом в свете костра, придавала взгляду диковатую насмешливость. Глаза уроженца Асталы, и не простого земледельца или ремесленника. Точка на мочке уха — давно заросли дырочки для серег, не для леса подобные украшения.
— Будем вождями лесного племени…
— Нет уж, я дичать не намерена! — прозвенел голос Киуте, и сама она показалась из хижины-шалаша — маленькая, одни глаза на треугольном лице. Присела рядом с подругой, положила ладонь на живот. Огляделась, чуткой настороженностью еще больше напоминая лесного зверька. Кажется, вот-вот и уши ее вздрогнут, повернутся в сторону опасности. Но сама она улыбалась.
— Тихо так…
— Ничего, появится маленький, станет громко!
— Страшно. Он будет кричать… а звери услышат.
— Не бойся. Тевари же вырос… А мне спокойно, — произнесла Соль, в свой черед оглядываясь по сторонам. — С ними… с тобой.
Следя за ребенком, босым, с перепутанными длинными волосами, одетым в немудреные короткие штаны из оленьей кожи, Соль вздохнула, сказала своему избраннику:
— Видела бы его моя мать. Это же маленький дикаренок. Даже на прежнем нашем месте он предпочитал лес, не селение. Мать всегда старалась, чтобы я знала много, а я сыну только сказки рассказываю.
— Ну, расскажи правду, — откликнулся Тахи.
— Думаешь,
